Мы ворвались на кухню. Именно ворвались – с грохотом распахнув дверь, Барон порывисто шагнул к столу, уронил меня на стул и резко крутанулся на каблуках, встав лицом к старенькому, но все еще крепкому кухонному гарнитуру.
– А что вы задумали? – всполошилась я, когда Высший с непередаваемым выражением лица навис над мирно стоявшим на своей плитке чайником.
– Глупость, – честно признался он. – Как это включается?
– Послушайте, давайте вы просто скажете, что надо, и я все сделаю, – я даже со стула привстала, готовая спасать свое добро. И тут же свалилась обратно, сраженная невероятным:
– Собираюсь делать чай. Вы же, женщины, любите поговорить за чашечкой чая, – не отвлекаясь от созерцания чайника, отозвался он. – Сейчас я разберусь, как устроена эта проклятая вещь, заварю чай, и ты расскажешь, почему выглядишь такой подавленной.
– Но я не хочу с вами откровенничать.
– А придётся, – он недобро сверкнул на меня глазами. – Моя пища всегда должна быть довольна жизнью. От этого зависит твой вкус!
– Ну знаете ли…
– Молчи, женщина, – раздраженно дернул плечом он. Потом потянулся к чайнику, и я не выдержала:
– Поветрие на город легло, ко мне сегодня все с простудой шли, никогда такого не было, – выпалила я и жалобно попросила: – Не трогайте его, пожалуйста.
– И тебя это расстроило? – удивился Барон, потеряв к чайнику всякий интерес.
– Это ведь только начало.
Я прекрасно помнила, как все у нас в деревне случилось. Сначала заболел кожевник – на первый взгляд, просто воспаление легких, с таким у нас бороться умели: настоев попить, парами подышать, порошок специальный в питье не забывать добавлять, оно и само пройдет, без осложнений.
Вот только у кожевника, здорового в общем-то мужика, все по необычному какому-то сценарию пошло.
Травы ему не помогали, порошки тоже, и становилось только хуже. А через пару дней еще несколько заболевших появилось.
К концу месяца больными лежала половина деревни, к середине следующего – треть из всех заболевших лежала уже в земле.
Разглядев что-то в моем лице, Барон нахмурился:
– Ясно, разговор не для чая.
Щелчок пальцев (без которого, я уверена, можно было бы обойтись), и на столе передо мной встала пузатая бутыль темного стекла и два толстостенных стакана.
– Я не буду пить, – на всякий случай предупредила его.
Барон только улыбнулся, не впечатленный моими словами.
И правильно, к слову, не впечатлился, потому что горячий шепот на ухо: «Пей, или поцелую» – очень хорошо мотивирует.
Как ни странно, мое горячее нежелание с ним целоваться чудище ни капли не обидело. Он был доволен и все подливал мне обжигающей дряни с приятным медовым запахом и отвратным рассредоточивающим действием.
В итоге, спустя четыре на четверть наполненных стакана и с десяток самодовольных улыбок этого, я сидела почему-то под столом, почему-то не одна и почему-то заплетающимся языком рассказывала обнимающему меня Барону про эпидемию, накрывшую нашу деревню, про смерть мамы и могилу, которую ей рыли очень долго из-за промерзшей за зиму земли…
Он не перебивал и больше не улыбался.
Я плакала.
К тому времени, как я успокоилась и, совершенно обессиленная, затихла, готовая уплыть в горячечный сон пьяного человека, почувствовала, как меня снова подняли на руки – на этот раз через плечо не перекидывали, за что большое спасибо, – дотащили до кровати, да на нее и сгрузили, не забыв снять с меня туфли и укрыть покрывалом.
Потом было несколько мгновений задумчивой тишины и усталое:
– Зачем я с тобой связался?
Ушел от меня Барон голодным.
Глава 4 О болезнях, лекарствах и неоправданном недовольстве
– Шелла, спасай! – Ассайя ворвалась в мой магазинчик ураганом, спугнув кошку, дремавшую у порога над тарелочкой с молоком.
Кошка эта считалась чем-то вроде талисмана нашей улицы и каждый день столовалась в одной из лавок.
Сегодня этой чести удостоилась я, но, подозреваю, после того, что устроила моя несдержанная подруга, благосклонность великолепной Бози я потеряю надолго.
Бозей, или Бозильдой, назвала ее торговка цветами из магазинчика на углу, с тех пор это имя приросло к кошке намертво, полностью характеризуя ее непростой и многогранный характер.
– Ну что ты шумишь? – вяло возмутилась я. Барон не появлялся три дня, за сборами от простуды ко мне тоже не приходили… пока, давая возможность пополнить запасы.
– Маменька очередного жениха в дом притащила!
Я сочувственно покивала, как бы говоря, что да, для семнадцатилетней девицы это серьезная трагедия. Так нельзя. И вообще, она еще слишком молода. Но…
– От меня-то ты чего хочешь? В брачный возраст ты уже вошла.
– Можно я немножечко тут побуду? – просительно сложив руки, Ассайя заглянула мне в глаза. – Пока ему не надоест и он не уйдет?
– До вечера сидеть будешь, – поняла я.
– Шелл, – укоризненно протянула она в ответ на мою проницательность. Несомненно, меня ждали полный осуждения взгляд и тяжелые вздохи, призванные размягчить мое черствое сердце. К счастью, я была спасена.
– Шелла, добрый день, – в магазинчик, заняв его значительную часть, вошел капитан.
При нашем знакомстве я как-то не обратила внимания, насколько он внушительный. Впрочем, справедливости ради стоило бы заметить, что на улице это было не очень видно, а в магазине я на него почти не смотрела, занятая своими мыслями.
А сейчас вот разглядела. И, судя по восторженному вздоху, не я одна.
Он был все такой же огненно-рыжий, но отчего-то бледный.
– Вам нехорошо?
– Обычная простуда, – отмахнулся он, коротко кашлянув в кулак.
– Но у вас же должны быть все эти браслеты, заговоренные на усиление здоровья, – удивилась я, – амулеты там всякие…
Он кивнул, подтверждая мои слова, и нетвердой походкой приблизился к прилавку, мимолетно улыбнувшись взиравшей на него с восхищением девушке: