Цветок для Тьмы

– …и щенок сорвал предназначенный для меня цветок. Фарид бы его побрал! Приехал и испортил все веселье, а у меня на нее были такие надежды.

– но мы же все равно ее получим…

Голос похож на Гарета.

– … но уже помятую, а я хотел свежую, чистую.

О чем это они? Какой-то пес сорвал ценный цветок и помял?

– ..а если его отправить к Фариду? – снова похожий на Гарета голос.

– …убить хайлорда в моем замке? С ума сошел? Я еще жить хочу.

Я едва не вскрикиваю и прикусываю пальцы. Как они перешли от обсуждения сорванного псом цветка к убийству хайлорда?

– …свалим на служанку, а когда насытимся, то и ее отправим на виселицу.

Я вся обращаюсь в слух. Негодяи собираются подставить какую-то бедную служанку. Наверняка, с кухни, а убийство хайлорда обставят как отравление.

Стена, соединяющая спальню и гардеробную продолжает сотрясаться от ударов, но я не обращаю на это внимания. Слушаю разговор, чтобы предупредить хайлорда.

– …нет. Виноватым все равно окажусь я. Замок мой – моя и ответственность…

Так вот чей это голос! Как я раньше не догадалась! Как можно что-то затевать втайне от лорда крепости?

– …вот если в дороге на караван нападут разбойники, это другое дело. От них никто не застрахован, а обеспечивать безопасность на дорогах обязана имперская служба безопасности. Я буду не при чем.

– …ак точно, – хмыкает Гарет.

– …ы меня понял?..

Голоса удаляются и становятся совсем неразличимы.

Я подбегаю к двери, ведущей в спальню и замираю – меня не приглашали. Что если хайлорд как раз усмиряет то, что рвалось на свободу, или обнажен, и его изъян ничем не прикрыт.

Нет, второй раз я такой ошибки не допущу.

Снова усаживаюсь на пол и правильно делаю, потому что за стеной что-то раскалывается с громким звоном.

Глава 8. Форстер

Провались все к Фариду!

Что она натворила? Зачем? Ненормальная девчонка с чистыми, как горный ручей, широко распахнутыми глазами и приоткрытыми словно в ожидании поцелуя алыми губами?

Я еле сдержался, чтобы не наброситься на нее, не повалить на пол, не впиться безжалостно в мягкий податливый рот, не зарыться пальцами с шелковистые волосы, не стиснуть тонкий стан, не пить ее вздохи.

Приказывал ей: «Убирайся», – а в голове стучало: «Спасайся!»

Спасайся от меня, от того, что готов с тобой сделать, а она смотрела на меня удивленно и ничего не понимая.

Наивная! Слишком наивная, ничего не понимающая в жизни. Как можно их таких выпускать за стены храма, где каждый может обидеть, сломать. Растоптать грязными сапогами ее нереальный мир.

Только когда стройная фигурка, которую так хочется подмять под себя, скрывается за дверью, я могу разжать пальцы, и деревянная основа кровати осыпается на пол мелкими щепками.

Напряжение не отпускает. Толкает вынести тонкую дверь, за которой скрывается девушка, ворваться, схватить ее и…

Кресло летит в стену, разлетается на обломки. Кроме кровати больше тяжелого ничего не нет, а внутри бурлит сила, рвется на свободу, выпрастывается огромными крыльями из клубящейся тьмы. Вокруг разливается холод. Морщатся фрукты, сок от жаркого застывает неаппетитной белой коркой, кувшин с вином затягивает морозным узором.

Меня словно молнией прошивает – как там Элина. Она же совсем неодета и не привыкла к холоду.

Стягиваю свою силу, скручиваю в тугой клубок, прячу глубоко, чтобы не осталось никаких шансов взять надо мной верх и выбраться, но как же тяжело.

Темное, низменное желание, потребность самой силы дотянуться до хрупкого цвета, выморозить его, уничтожить, тянут меня к двери.

Нет, я не потеряю рассудок, не поддамся.

С силой ударяю в стену. Она содрогается, на пол сыплется ледяная крошка, но меня немного отпускает. Еще удар, и снова, пока в стене не образовывается выемка с паутиной трещин вокруг.

Я почти могу свободно дышать. Осталось совсем успокоиться, и я смогу вернуть Элину без опасности для ее благополучия.

От моей невольной служанки мысли перескакивают на храмы с их глупыми и недальновидными порядками, а от них к разговору с братом и отцом, состоявшемуся новолунье назад.

Я растягиваюсь на слегка покосившейся кровати, упираюсь взглядом в балдахин, пытаюсь всмотреться в переплетение нитей и, когда получается войти в почти медитативное состояние, погружаюсь в воспоминания:

– Ваше высочество, – лакей поймал меня, когда как раз собирался размять крылья и посмотреть, как проходят учения новобранцев. Новые территории завоеваны не так давно и там до сих пор неспокойно. Армия всегда должна быть наготове. – Его величество император ожидает вас в своем кабинете, – кланяется он, не замечая недовольного выражения моего лица, но ослушаться императора, все равно, что признаться в измене. Я складываю крылья, убираю пугающую многих тьму и ухожу со взлетной террасы.

Анфилады бесконечных коридоров, залов, стоящие навытяжку лакеи в ливреях – все мелькает перед глазами. Я тороплюсь поскорее разделаться с тем вопросом, ради которого отец меня отвлек, и вернуться к своим делам.

Белые, фиолетовые, голубые – цвета тьмы – нашей силы – и льда сливаются в один. Наконец, замираю у высоких, ослепляющих всех серебряным блеском, дверей. Жду, когда лакеи распахнут, после чего вхожу в кабинет.

– Вот и ты, мой сын. Рад видеть тебя во дворце. Слишком редко ты осчастливливаешь нас своим присутствием, – тихий голос отца стелется по кабинету. Я ни разу не слышал, чтобы он повышал голос, но все его распоряжения беспрекословно выполняются. Даже ребенком я не смел его ослушаться.

В кабинете отца всегда горит множество свечей, но даже несмотря на них, царит сумрак, а все из-за его невероятной силы, она выплескивается черными протуберанцами, даже когда ее сдерживают.

– Привет, Форст.

Именно поэтому не сразу замечаю сидящего в кресле брата.

– Привет, Дифс, – киваю я и тоже опускаюсь в кресло. – В честь чего собрание?

– Вот, полюбуйся, – отец кидает через стол длинный свиток.

Я «любуюсь», хотя, признаться, особенно нечем. Некогда плодородные земли стремительно пустеют, скот гибнет, люди болеют и умирают. Скоро и здесь все превратится в ледяную пустыню. Мы думали, что сила Ашты переборет проклятие нашего рода, не подпустит льды к своему владению, но она, будто ничего не хочет замечать.

– Я считаю, что мы зря позволили храмам сохранить независимость, – начинает брат то, ради чего меня, собственно и позвали. Он вытаскивает свиток из моих пальцев и тоже его изучает.

– Уверены, что информация достоверная? – горло сдавливает, и получается только сиплый хрип. Когда-то именно я уговорил отца и брата оставить храмы в неприкосновенности.