Жрец недоуменно поднимает голову и отступает, скрываясь за алтарем. Все более громкий ропот накатывает тревожной волной, мы с мужем оборачиваемся и с удивлением видим, как на ступени храма прямо на лошади въезжает тот самый незнакомец в бордовой коже, который встретился нам в ущелье.
– Я ваш лорд, и я приехал истребовать свое законное право первой ночи, – лорд направляет лошадь прямо на моего мужа. Он отшатывается и беспомощно смотрит на отца, а тот смотрит то свирепо на всадника, то жадно на меня. – Ну что, прокатимся, красавица?
То есть, сегодняшнюю ночь я проведу вместе с ним? Но зачем? Его землям тоже нужна помощь дочери Ашты? Я бы рада помочь, но мои силы почему-то не раскрылись.
Я теряюсь под сверкающим взглядом, скользящим по моему платью, но лорд не ждет моего ответа. Оставаясь в седле, он наклоняется, обхватывает меня поперек живота, поднимает и перекидывает через спину лошади.
Не ожидая ничего подобного, я вскрикиваю, терпкий запах лошади щекочет ноздри, я поднимаю голову и вопросительно смотрю на отводящего глаза жениха.
– Хороша, – широкая ладонь звонко опускается на мою попу и обжигает болью.
На глазах выступают слезы. Я ничего не понимаю, что происходит, за что со мной так? Вот только никто не торопится объяснять.
Длинная вуаль благодаря заколкам еще удерживается на волосах, но соскальзывает со спины и волочится по плитам храма. Подаренное верховной жрицей украшение едва не слетает с головы и цепляется за выбившиеся из-под вуали волосы.
Я почти касаюсь лицом терпкой и влажной шкуры, это неприятно, пытаюсь отвернуться, устроиться поудобнее, рука всадника отпускает мою ягодицу и припечатывает поясницу.
– Не дергайся, малышка, скоро будем на месте.
Вроде бы, это обещание должно бы успокоить, но мне все равно тревожно. Почему незнакомец, назвавший себя лордом, так легко увез меня с собственной свадьбы? Жрица обещала, что меня никто и ни к чему не сможет принудить, почему покровительство Ашты меня не защищает?
С глухим перестуком копыт лощадь спускается по усыпанным цветами ступенькам к поджидающей своего лорда свите – никто, кроме него не решился на подобное святотатство – въехать на лошади в храм Рассвета.
– За мной! – едва закончились ступени, крикнул лорд, захохотал и пришпорил лошадь.
Взметнулись яркие лепестки, ветром раздуло мою вуаль, застилая удаляющийся храм, моего жениха, его отца, гостей, словно отделяя меня от них.
Я трясусь на лошадиной спине. Каждое движение отдается болью в спине и животе. От того, что удерживаю голову, шея затекает, и больше нет сил. Голова повисает, и все, что могу сделать – это только повернуться щекой к потному боку несущегося коня.
От постоянных ударов ее вскоре начинает саднить, короткая шерсть лезет в глаза, на губах ощущаю терпкий вкус.
Мне больно, плохо, кружится голова. Я мечтаю, чтобы это поскорее закончилось.
Пытаюсь повернуться, хоть что-то сделать, чтобы все тело так не болело, чтобы голова не кружилась, и сразу же жесткие пальцы впиваются в шею сзади.
– Что же ты все вертишься? Разве тебя не учили, что женщина должна быть покорной? Так я тебя научу. Станешь шелковой, муж еще спасибо скажет, что приструнил тебя, – он снова смеется и сильнее сдавливает шею.
Перед глазами все размывается, и я проваливаюсь в темноту.
Ощущения возвращаются неохотно.
Цоканье копыт становится воде как более громким, звонким, или мне это только кажется. Вместо привычного запаха пыльной дороги, деревьев, полей сухого и опасного – каменных отвесов гор, в нос ударяет что-то резкое, неприятное. Шум и гвалт нарастает, режет уши, пока резкий трубный звук едва не оглушает. Я вздрагиваю и с трудом поднимаю налившиеся тяжестью веки.
– Очухалась, наконец! Вовремя! – раздается надо мной глумливый голос, и тяжелая ладонь снова охаживает спину и ниже.
Пытаюсь повернуть голову, потому что ударяющаяся о бок лошади щека уже горит.
– Да не ерзай ты, Уже почти приехали, ладонь снова ударяет по спине, выбивая из меня воздух.
С губ срывается слабый стон, но вижу возвышающиеся над нами серые стены и надеюсь, что мучительное путешествие близится к концу.
С громким скрипом опускается подъемный мост, поднимается массивная решетка, медленно отворяются ворота из толстого, обитого металлом дерева, а лошадь ступает на перекинутый через ров мост.
От разверзшейся под нами глубины, ощерившейся острыми, обожженными кольями, голова у меня кружится еще сильнее. Было бы во что – вцепилась бы изо всех сил, так страшны раскачивающиеся в такт лошадиному шагу острия, но мне остается только безвольно висеть и надеяться на милость своего похитителя.
Чтобы не видеть всего этого, крепко зажмуриваюсь.
– Вот мы и на месте. Рада, милая?
Неужели это ко мне так обращаются?
Не успеваю ничего понять, как сильные руки стаскивают меня со спины лошади, не упустив возможности ощупать живот и грудь, и ставят на неровные и грязноваты камни.
– Как вам моя добыча? – лорд довольно щурится и скрипит кожаным колетом.
Я добыча?
Вздрагиваю, осматриваюсь.
Высокая стена скрывает страшный ров. Тяжелые двери снова закрыты. Вокруг меня и лорда спешивается его свита, а высокая башня над нами вспарывает небо остроконечной крышей и нависает, будто хочет раздавить. Она же служит входом в крепость, построенную в форме треугольника. На остальных двух углах тоже возвышаются башни с трепещущими над ними багровыми стягами, а соединяют их серые неприветливые стены с узкими окнами-бойницами. Не дворец лорда, а настоящая военная крепость, и после простора холмов я действительно чувствую себя здесь как в клетке.
– Хороша, нечего сказать! Отличная добыча, – к лорду подходит еще один мужчина. На голову выше его и раза так в два шире в плечах. Его бордовый кожаный дублет разбавляют когда-то белые, а сейчас грязно-серые вставки. Кто-то из приближенных? – Только давай, избавим ее от этой тряпки, чтобы как следует рассмотреть.
Я даже не успеваю дернуться, когда одним широким шагом мужчина оказывается рядом и сдергивает с моей головы вуаль, выдирая из волос заколки.
Невольно вскрикиваю, хватаюсь за голову – ощущение, будто с нее сняли кожу.
Одновременно с моим вскриком раздается удивленный возглас.
– Вот это волосы! – все тот же мужчина ловит прядь моих волос, приподнимает и поворачивает ладонь так, чтобы по волосам скользили неяркие солнечные лучи. – Они же как вода! Текучие, мерцающие. Это что, правда, дочь Ашты? Поделишься?
Не совсем понимаю, о чем они говорят, но мысленно молюсь Аште, прошу спасти, защитить меня от незнакомых и страшных мужчин. Свадебная церемония не раскрыла во мне силы, а если не сделаю то, для чего меня сюда привезли, то гнев этих мужчин может быть опасным.
Не знаю, в чем проявляется покровительство Ашты, но пока она не мешала увезти меня с собственной свадьбы. И очень надеюсь, что защитит хотя бы от побоев. На меня никто ни разу за всю мою жизнь не поднимал руку, и сейчас я очень боюсь. Даже испарина выступает на лбу и под легким платьем, несмотря на то, что здесь весьма прохладно.
– Гарет, убери руки от моей добычи! – рявкает лорд, и мужчина сразу отходит. – Если она мне понравится, то обязательно поделюсь, – обещает он и громко хохочет.
– А если нет? – вкрадчиво интересуется Гарет.
– Тогда зачем она тебе? Выпорем и отправим ублажать дурака-мужа. Подданных полезно оделять милостью лорда. Пусть забирает объедки с нашего стола, – и снова громко хохочет, будто над очень удачной шуткой.
Отсмеявшись, он снова хватает меня за шею, притягивает к себе, наклоняется, пытается коснуться губ – зачем? – но замирает, будто наталкивается на преграду.
– Сопротивляешься? Как смеешь, мелкая дрянь? Кто ты и кто я? – взвивается лорд, отпускает шею, накручивает на руку мои волосы, притягивая ближе к себе.
О каком сопротивлении он говорит? Я едва стою, так сильно меня трясет, а перед глазами все мутится от слез и боли.
Хлесткий удар по щеке оглушает и ослепляет.