Вредность не порок

– А я думаю, это он перед приездом своей братвы сделал.

– И правильно. Чего бабке с ними делать? Одной грязи вовек не вывезешь. Да водку, сама говоришь, они лакают без меры.

– Ой, нет, – покачала подружка головой. – И знаешь что? На люди показываются, не считая Вадима, девять человек. А вечером… ну когда стемнело… я двенадцать насчитала. В темноте только не разглядишь ничего толком. И, понимаешь, ведут они себя осторожно, вот что мне странно! Какого чёрта они прячутся? Это во-первых… – Тут подруга таинственно вытаращила глаза и еле слышным шепотом сообщила:

– Во-вторых, у них есть оружие!

В этом месте я мягко переместилась с корточек на пятую точку и сказала:

– Э-э…

– Ну! – энергично подхватила Ирка. – А я про что! Честно сказать, совсем мне такое соседство не нравится. К тому же дядька с тётей Леной уехать должны, мне здесь что, одной рядом с ними оставаться? Мне уехать нельзя, на мне этот недоделанный огород и парники! И сказать тёте Лене не могу, она сразу помрёт со страху, она такая!

Я с сочувствием смотрела на подругу, решив, что тоже не очень хотела бы соседствовать с людьми, имеющими при себе оружие.

– А ты откуда про оружие узнала?

Она всплеснула руками:

– Господи, а чего я здесь сижу, по-твоему?

– А чего ты здесь сидишь?

– Я и полночи из-за них тут проторчала, когда они бузить начали… Но вроде песни пели, пили, ничего особенного. Я так, на всякий случай, решила глянуть… Да засиделась чего-то, сама не знаю, а они затихли. Потом смотрю: из сарая мужик вышел, я его не видела раньше. Ну я опять уселась… И как раз машина подъехала к воротам, да так тихо, без света. Видно ещё плохо, кусты кругом. Так вот в этот сарай два ящика перетащили. У меня же отец военный, сколько мы с ним по гарнизонам помотались! Очень похожи, Стаська, ящики… Ты можешь себе представить, сколько там оружия?

– А чего ты сразу не сказала?

– Чего… Мало ли, думаю, ошиблась! – Ирка развела руками, а я уточнила:

– А сейчас… не ошиблась?..

Вместо ответа Ирка прижала палец к губам и затем ткнула в забор:

– Только тихо!

Замирая от непонятного волнения, я прильнула к щели. Пока я сориентировалась, что там где, подружка зашипела:

– Вон смотри, видишь мужика в клетчатой рубашке? Вон там, возле бочек?

Присмотревшись, я наконец разглядела и бочки, и спину мужика в клетчатом, но ничего особенно странного в них не было.

– И что?

– У него пистолет… Под рубашкой кобура…

Я отлепилась от забора и покосилась на Ирку. Ничего чрезвычайного я не усмотрела. Может, он милиционер. Или омоновец какой-нибудь. В наше время впадать в панику из-за одного-единственного пистолета просто несерьёзно. Ох уж эта мне провинция!

– Ладно тебе, Ирка! – ткнула я в бок подружку. – Нагнала страху-то! Ну подумаешь, оружие у человека. Ты же не знаешь, кто он. Может, ему положено иметь пистолет.

Тут Ирка развернулась и, подобравшись ко мне вплотную, выдохнула:

– С глушителем… С глушителем, понимаешь? На кой хрен милиционеру глушитель? Я когда проснулась, слышу что-то: пум, пум… Но так глухо, непонятно. Только я к забору подошла, смотрю: выходит из сарая, в руке пистолет. А глушитель не сразу свинтил, понимаешь?

– Нет, – чистосердечно призналась я.

– Горячий…

– Что ты хочешь этим сказать? – встревожилась в конце концов я. – Что он сейчас кого-то в сарае пристрелил?

– Ну не обязательно пристрелил… Но стрелял точно.

Мы уставились друг на дружку и молчали. Что говорить и что делать, я не представляла. Единственной мыслью, пришедшей в голову, я не замедлила поделиться с Иркой.

– Может, к участковому сходим?

Участковый милиционер Пётр Игнатьевич был в Горелках единственным представителем силовых структур, являлся коренным жителем деревни и пользовался у местного населения вполне заслуженным уважением. В Горелках он знал не только каждую собаку, но и количество блох, на этой собаке проживающих.

Ирка глянула на меня укоризненно:

– А если мы ошибаемся? Опозорим людей, как мне им потом в глаза глядеть? А ежели не ошибаемся, опять-таки нам с тобой башку запросто отшибут. Согласна?

Конечно, я была согласна, про милицию я так ляпнула, на всякий случай.

– Надьке пока не говори, – задумчиво разглядывая мою ободранную коленку, сказала Ирка, – она точно всю милицию на ноги поднимет.

– Ладно, – отозвалась я и снова глянула за забор. Клетчатого уже не было, да и вообще никого не было видно ни в саду, ни во дворе. – Ну что, пошли?

– Какое «пошли»! – зашипела Ирка. – По-тихому давай, на коленочках…

Так, на четвереньках, мы и двинули из сада во двор, и представьте себе размер Надькиных глаз, когда мы возникли перед ней из-за теплицы с помидорами. Она хапнула ртом воздух и чуточку отступила, дав мне возможность подняться, вслед за мной показалась Ирка, блестя натёртыми о траву коленями.

Надька покосилась на нас исподлобья и неуверенно сказала:

– Я даже не хочу спрашивать, что всё это значит.

Ирка в ответ кивнула и согласилась:

– Вот и правильно!

Не знаю, чем бы всё закончилось, если бы через несколько секунд я не услышала с улицы:

– Анастасия Игоревна, будьте любезны!

Переглянувшись с девчонками, я быстренько стряхнула с коленей прилипший к ним мусор и направилась к забору. Подружки потянулись следом, они никогда не упускали случая поболтать со Стасом на общие темы.

– Слушай, Стаська, – едва сдерживая смех, сумничала Надька, – ты теперь как Ленин в Шушенском… поднадзорная…

Эти две дуры принялись хохотать, я же кипела со злости.