Вредность не порок

Надежда тем временем подошла и, обняв меня за плечи, с чувством сказала:

– Уважаю я тебя, Стаська!

Она похлопала меня по плечу, выражая тем самым признание моих заслуг перед Родиной, но физиономия у неё вдруг вытянулась. Отстранившись, она молча глянула мне за плечо.

«Эх, не успела! – с сожалением подумала я. – Сейчас начнётся!»

Но подходящих для момента слов у неё не нашлось. Она беззвучно хлопнула челюстью и опечалилась.

– Давайте переоденемся, что ли? – подхалимски предложила я. – Вот твой халат, Надя!

Тут Ирка глянула на часы.

– Стаська! Время десять минут третьего! Ты ж опоздаешь!

Я с визгом в мгновение ока стянула купальник, натянула сарафанчик.

– Трусы-то не забудь, бешеная! – съязвила-таки Надька.

– Никогда, дорогая! – ответила я, радуясь, что, судя по всему, буря меня миновала.

А с другой стороны, ведь не сама же я себя за Надькин воротник таскала?

Запихнув полотенце и мокрый купальник в сумку, я наскоро попрощалась с девчонками и вихрем понеслась к дому.

***

Добравшись до калитки, я внезапно остановилась. Наклонившись, присмотрелась к совсем свежим следам шин. Следы вели от дороги прямо к нашим воротам. Там они не прерывались. Глянув сверху, я увидела, что они ведут прямехонько к бабкиному сараю. И я на ходу стала гадать, что бы всё это значило.

Войдя в горницу, первое, что я увидела, было бесчисленное количество пакетов и коробочек. Из-за них появилась улыбающаяся бабка Степанида. А так улыбалась она в одном лишь случае – когда встречалась с моей мамой.

– Стасенька, малышик, а я уже стала волноваться, куда ты делась? – из дальней комнаты, раскинув руки, ко мне летела мама.

Я, конечно, заулыбалась. Потому что, хоть я и не люблю, когда меня зовут малышиком и каждые три минуты волнуются, куда я подевалась, видеть маму я была рада.

Столкнувшись посреди горницы, словно два маневровых тепловоза, мы принялись обниматься, целоваться и нести всякую чушь. Пока мама старательно пыталась задушить меня в объятиях, краем глаза я увидела выходящего из комнаты папу. Затем и Стаса, маминого шофёра и по совместительству телохранителя, которого сразу не разглядела среди кучи сумок. Оба они довольно улыбались, дожидаясь, когда мама выбьется из сил здороваться со мной. Наконец она угомонилась.

– Привет, па! – сказала я, обняв папу. – Привет, Стас! Как жизнь?

Стас заулыбался:

– Лучше всех! Как ты?

– Мама, папа! – опомнилась я. – Мне в город позарез надо! Вы располагайтесь, я быстро!

– Может, тебя подвезти? – спросил папа.

– Да не надо! – ответила я, одновременно услышав за окном автомобильный гудок. – Ой, это уже Алексей Викторович!

Высунувшись в окно, я крикнула:

– Алексей Викторович! Извините, ещё две минутки!

Отец моего ученика Лёшки Борисенко вышел из машины и ответил:

– Хорошо, хорошо! Не торопитесь, Анастасия Игоревна, успеем!

Он прислонился к машине и закурил. Я побежала в свою комнату, на ходу сунув маме пляжную сумку.

– Ма! Разбери сумку, пожалуйста, там купальник мокрый!

Быстро расчесав сырые ещё волосы, я влезла в более подходящий для школы наряд, чуть подкрасила губы.

Схватив папку с документами, я вдруг почувствовала такую сильную боль в руке, что от неожиданности папку выронила. Глянув на свою кисть, я увидела медленно, но верно набирающий сочный цвет синяк.

– Ох, ты! – растерялась я. – Как же Евдокии с таким показаться?

Выйдя из своей комнаты и пряча синяк за спину, я на ходу махнула здоровой рукой родителям, пообещав:

– Я мигом!

Вернувшись через три часа рейсовым автобусом, я застала маму и бабку Степаниду колдующими над ужином.

Когда мои родители решили приехать в первый раз меня проведать, я сразу предупредила маму о бабке. Мама загорелась приехать ещё больше. По-честному, я ожидала дня их приезда с некоторым страхом, заранее заручившись бабкиным согласием. Та кивнула, но брови нахмурила.

Весь день я проторчала во дворе, ожидая родителей. Наконец я услышала шум двигателя, торопливо выглянула за калитку и увидела сверкающий на солнце мамин «Мерседес». Распахнув ворота, не успев даже поздороваться, я замахала руками Стасу, показывая на сарай. Стас понял, аккуратно загнал туда машину, чтобы её не было видно. Мама, как всегда, схватила меня в охапку и принялась душить. Но за столько лет и я кое-чему научилась. Ловко отбившись, я предложила:

– Пошли в дом, вам ещё с бабкой знакомиться…

Но склоки, которой я ожидала, не вышло. Моя мама умудрилась за два часа сделать то, на что у меня ушёл месяц. Вскоре она со Степанидой Михайловной сидели рядом на лавочке и умилялись друг на друга. Я в который раз подивилась на свою маму. Она всегда добивалась того, чего хотела. Уже на правах лучшей подруги мама представила бабке немного смущенного папу. Папа был встречен благосклонно. Стаса мама назвала своим племянником, то бишь моим двоюродным братом, чтобы особо не нервировать старушку, как она потом сказала.

Улучив момент, я подошла к Стасу и со всей силы шлёпнула его по просторной спине.

– Привет, двоюродный! – Я заулыбалась, а он, почесав спину, улыбнулся в ответ:

– Привет, двоюродная! – и ловко ухватил меня за нос двумя пальцами.

Мы с ним посражались немного, бабка наблюдала за нами с умилением.

Стас работал у мамы уже давно, хоть и был старше меня всего на четыре года. Мы все его любили за добродушие и неизменное спокойствие. Мама утверждала, что телохранитель ей не нужен, с бандитами и хулиганами она и сама разберётся (во что я абсолютно верила), но Стас стал незаменимым и надёжным её помощником в бизнесе. Ему она доверяла.

Погостив у нас три дня, они стали собираться, бабка явно печалилась. Как вскоре выяснилось, мама во время пребывания произвела своеобразную разведку. Ровно через неделю без всякого извещения прикатил Стас на джипе, который еле-еле влез в сарай.

– Стас! – Я сделала вид, что удивлена. – Что-нибудь случилось?

– Конечно, случилось! – убежденно ответил Стас. – Вера Николаевна решила, что вам тут много чего не хватает.

Бабка была сражена, я – нет, я-то свою маму хорошо знала, поэтому ожидала чего-либо подобного.