Тина

– У нас даже земля была особая, добрая. Воткнешь в нее свежесрезанную палку, глядишь, неделя-другая – и деревце зеленеет. Меня это поражало и восхищало. Знаешь, через сорок лет после окончания школы приехала, а там все то же самое… Сердце нестерпимо заныло: что будет через сто лет?.. А тут перестройка. И деревня наша будто расцвела. Съезди, посмотри!

– …А девчонкой ты своевольничать любила. Деревенская жизнь этого не терпела, – с улыбкой напомнила Лена подруге.

– Что правда, то правда. Слоняюсь бывало по дому, изнываю от скуки и безделья… В охотку день-два повожусь на огороде и бросаю. Быстро надоедало.

– Баловала тебя бабушка. Отчим всё больше налегал на водочку. Его отношение к тебе было более чем прохладное. А напрасно. Мог бы тобой заняться. Как он тебя воспитывал? Говорил: «С наше поживешь – поймешь?» А ты ему: «Я сейчас понять хочу». И со всем своим юным презрением к нему… А мать за хворостину бралась, чтобы привить уважение к старшим. Чему они могли научить, изредка наезжая в гости? Вот и возникали чрезмерные неадекватные методы воспитания и твоя соответствующая реакция, – усмехнулась Лена. – Ладно, спишем недостатки на недопонимание между поколениями.

– Трудно приживаются городские в деревне. Вот и ты уехала, – заметила Инна.

– Так ведь за мечтой.

– И за счастьем.

– Меня вокзалы как-то особенно волновали. Душа к неведомому и красивому рвалась. Людей любила разглядывать, их судьбы пыталась расшифровывать.

– А я как, бывало, вернусь из мечтаний на грешную землю, так нет-нет да и выскользнет из души темное, мрачное, а то и мерзкое… С трудом пересиливала себя, – нехотя бросила Инна в пространство комнаты. – Я не при делах, но всегда во всем виновата…

«Специфическая у нас компания. Там ли я, с теми ли я, среди физиков или психологов?» – усмехнулась про себя Лена.

– В моей городской компании я с прискорбием замечала, что некоторые дети к животным относились лучше, чем к людям. Это не укладывалось в мое понимание.

– Животные не пакостили, назло ничего не делали. И если их любили, верными были до гроба.

– Человек всегда чем-то недоволен в своей жизни, все ждет чего-то нового, особенного, – увела Жанна разговор подруг с грустной дорожки. – Все мы спотыкались, падали, сожалели о своих ошибках, поднимались и снова шли вперед. Мы всегда искали что-то новое, чтобы расти, не застаиваться. Были созидателями своей жизни.

– Дули на воду и упорно стояли на своем, – рассмеялась Инна.

– Как мы были счастливы в своей юной студенческой наивности, в праведном гневе, в безграничном стремлении сделать весь мир прекрасным! – улыбнулась Жанна.

«Не было тоски от повседневности», – хотела добавить Инна, но промолчала, чтобы не смазать картину всеобщей кратковременной эйфории.

– Не забыли, как из цветных лакированных обложек журналов делали бусы? Разрезали их на полоски, скручивали в рулончики и нанизывали на нитку. Эти самоделки казались нам верхом совершенства! А современная молодежь украшается тяжелыми как вериги цепями, – напомнила Инна.

– Это нормально. Они имеют право быть другими, – сказала Аня.

– Живя в деревне, я не догадывалась, что и при социализме некоторые люди могут быть богатыми. Надежно застряла в моей голове теория равенства. На втором курсе – это было уже в Москве – я как-то из любопытства зашла в ювелирный магазин и впервые задумалась: «Кто же эту роскошь покупает и носит?» Потом в шикарный мебельный магазин заглянула. И опять нищей себя почувствовала… и словно прозрела. Было сильнейшее, но кратковременное впечатление от осознания чего-то ранее запретного. Оказывается, есть где-то рядом непривычная, ни на что не похожая жизнь с истинно буржуазным шиком? А у нас в деревне трудно было даже ситец «достать», не то что платьице готовое купить. В то время я вслед за актрисой Раневской могла бы повторить: «Я умру, но никто так и не узнает, что у меня был вкус». И, тем не менее, жадного желания все это иметь не возникло. Крепко сидело во мне внушенное с детства: «Главное быть порядочным человеком, получить хорошие знания и трудиться на благо Родины. А вся эта роскошь никчемна и губительна. Она – неблагожелательная глупость». Помню, меня уже в зрелом возрасте удивляли люди, занимающие с ночи очередь за какой-нибудь золотой побрякушкой. Не хлеб ведь! – поделилась Лена.

«Оказывается и у безупречной Лены могли быть заблуждения. А я была не против получить в подарок что-либо этакое, да охотников дарить не встретила», – усмехнулась Инна и потянулась за печеньем, лежавшим на тумбочке у ее изголовья. Изловчившись, она достала пачку и с аппетитом захрустела.

Жанна улыбнулась и неохотно призналась себе: «Я тоже не против красивого украшения».

– Не налегай на сладкое и мучное. Фигуру испортишь, – шепнула Аня Инне.

– Мне теперь все можно, – не сдержав в голосе печали, сказала Инна.

Но Ане не дошел горький смысл ее слов.

25

– Видела по телевизору Ксению Собчак. Она рекламировала страшно дорогую, вычурную косметику. «Если вы себя уважаете, вы обязаны купить…» Она не представляет, что большая часть граждан России живет на минимуме, за гранью бедности… точнее, нищеты? – сказала Аня.

– Я предлагаю прервать нашу дискуссию и перейти к прениям – всем перекусить, – пошутила Инна.

«Подруги вылавливают из головы разрозненные сонно-ленивые мысли. Похоже, устали, растеряли многословие. Скоро уснут», – подумала Лена.

– Давайте! – радостно поддержала Инну Аня. – Мне вспомнилась наша шутливая студенческая застольная песня: «Мы каждый день шестнадцать раз обедаем, мы каждый день шестнадцать раз едим. И ничего мы более не делаем и ничего мы делать не хотим!» Кишки-желудки изнывали от голода, а мы не скулили и с удовольствием распевали на проспекте «Перепетую», «Старушка не спеша…», приковывая к себе неодобрительное внимание людей старшего поколения.

«А сегодня не попели, не поплясали. Запал на завтра берегут», – догадалась Лена.

– Все мы были из той непритязательной среды, – поддакнула Жанна. – Какие мы были скромные! Смотрите, на этой фотографии я в школьной форме. На ней нет верхней пуговицы. Казалось, чего проще – распахни ворот! Так нет же, я попросила у подруги булавку и изнутри закрепила прореху. Неприлично было открывать шею.

– Нас слишком по-пуритански воспитывали. И мы своими мечтами об идеальной любви сами себя делали скромницами, – подтвердила Инна.

– Мы стеснялись говорить учителям, если скучали на уроках. Считали бестактным критиковать старших. А современные дети более жестокие. Они мало что прощают взрослым, – добавила свое мнение Аня.

«Странно, Анина невыдающаяся… невыразительная внешность, делает ее неожиданно примечательной», – подумалось вдруг Жанне. – На контрасте с умом и душевными качествами, что ли?»

– Не поручусь, что все мы из одной бедной среды. Я рассказывала о тех, кто жил в общежитии, – сказала Инна и посмотрела на Жанну с видом спокойного гордого превосходства.

Та недовольно повела плечами. С нею девчонки в группе всегда были запанибрата, а Инна посмела усомниться в ее принадлежности к их кругу только по тому, что она жила на квартире! «Оскорбила, сморозила чушь и рада?» – говорило ее обиженное лицо.

– Может, сейчас я и страдаю от склероза, но прошлое помню слишком отчетливо, чтобы сомневаться в тонкостях и подробностях нашей студенческой жизни. Пошлем петицию в ООН, пусть разберутся?

Лене было немного неловко за мелочные придирки подруги, но она не сочла нужным ее журить.

«Зачем Инна заводит Жанну и вносит путаницу? Изобличить ее или из-за пустяка не связываться с нею на ночь глядя? А Лена немногословна. Промолчу и я, учитывая значимость завтрашней встречи «в верхах». Не хватало еще себе сон разогнать и на празднике перед мальчишками выглядеть вялой мокрой курицей», – подумала Аня.

«Ленка молчит, не хочет из-за ерунды облачаться в мантию прокурора и разряжать обстановку. Наверняка скатилась на внутренний осуждающий монолог. Видно давно привыкла выбирать между болтать и писать», – решила Инна.

«Не спится девчонкам, вот и баюкают свою бессонницу пустыми разговорами. Может, организовать им сто сорок первое китайское предупреждение? (Эта фраза тоже из детства.) Не стоит, уже устало перекидываются словами. Скоро угомонятся. Напрасно я психую. Я изнемогаю от усталости, мне все труднее контролировать эмоции», – принялась уговаривать себя Лена.

Голоса затихали и будто удалялись. Лену окончательно сморило. Она засыпала.

26

– …Противоположности должны притягиваться, а не враждовать.

– Это теоретически. К гадкой людской породе этот закон не имеет никакого отношения. Может, когда-нибудь мы заглянем вглубь кванта, но не в человеческую душу.

– …Если люди перестанут добиваться справедливости, то воры, убийцы, подлецы, лжецы и коррупционеры станут править миром, унижать и угнетать, – вздохнула Аня.

– Что, собственно, мы и наблюдаем, – съехидничала Инна.

– Американцы более лживы. Наверное, уверовали в слова Геббельса о том, что «часто повторяемая ложь становится правдой». Хвалятся, что на луну слетали. Если бы это было правдой, они продолжили бы свои исследования. Не такие они люди, чтобы останавливаться на достигнутом, когда что-то уже получается. Очередной фейк запустили. Цену себе набивают.

– У них в принципе порода такая.

– И это тебя не радует, – Аня насмешкой попыталась отвлечь Инну. – Дались тебе эти высокомерные американцы. Зачем нам решать мировые проблемы, когда надо справляться со своими?