Тина

– Чтобы не мешали жить.

– Все равно будут.

– …«Не высовывайся, не стремись, не возникай». Я иногда прихожу к полному неприятию этого мира. Одни были безразличные, другие – злые и завистливые… оговаривали и предавали наших родителей, а дети попадали в детдома.

– Аня…

Аня поняла Лену.

– …Дети не злые, они глупые и доверчивые. Взрослые их портят. Помню, вышла в местной газетенке статья о нашей учительнице, мол, мужа украла, из семьи увела. Мы в классе шумели, возмущались. Я даже заявила, что этой газетой учебник оберну. А потом узнала подробности этой истории, поразмышляла и поняла, что это пасквиль обиженной жены, на весь город неумно растрезвонившей о свой беде. Не отбивала учительница ее мужа, он давно в разводе был. А я необдуманно поддалась лжи, потому что ненавидела отцов, бросающих своих детей, – созналась Инна.

– …Зачастую из лучших побуждений мы бросаемся помогать, а человек не поддается на уговоры, потому что ему этого не надо. Есть вещи, которые одних заботят, а других – нет, – задумчиво произнесла Жанна.

– Но внимание лучше безразличия. Глядишь, когда-нибудь тот человек оценит его, – сказала Аня.

– …В чем красота старости?

– В том, что четко понимаем: это можно, это нельзя. Точную оценку всему даем, – ответила Жанна на философский Анин вопрос.

– Точную?

– Видим главное.

– Ты боишься смотреть в глаза старости?

– Только смерти. Старость может быть прекрасна: человек делается более духовным и мудрым. Старость, как осень, в ней печальное очарование жизни.

– Если сохранил здоровье и оптимизм, – добавила Инна.

– Жизнь дается всем, а старость только избранным. Мы не из их числа.

– Куда тебя понесло! – возмутилась Жанна.

– Инна бредит! – испугалась Аня.

– На тебе лица нет, успокойся. Какое тебе дать лекарство? Я принесу. Оно у тебя с собой? – приподнялась на постели Лена.

– Я сама, – прохрипела Инна.

– Как скажешь, – уступила ей Лена, потому что по двум-трем движениям подруги угадывала ее действительное состояние. Она осталась лежать, чуть приподнявшись на локте и чутко прислушиваясь к тому, что происходит на кухне, готовая вскочить на случай непредвиденной ситуации.

Инна вернулась на место. Лена с облегчением откинулась на подушку.

– Что-то и ты совсем с лица сошла. Тебе плохо? Замордовали мы друг друга своей болтовней, – посочувствовала подруге Инна.

– Все хорошо. Просто у меня никогда еще не было времени на длительные, бытовые разговоры. С тобой больше по телефону. Так ведь по нему не разговоришься.

– У меня тоже каждый день по минутам расписан. Я до сих пор соседей по этажу не знаю. Общаюсь только с одной семьей. Подружились еще с тех пор как получила квартиру. Листая страницы моих девяностых…

Инна замолчала. Сил не было говорить. Лена обняла подругу.

27

Инна вышла из задумчивости и услышала рассуждения Ани:

– …Жена говорит мужу: «Когда ты подбрасываешь ребенка, он должен видеть твое улыбающееся лицо и протянутые к нему руки. А ты его личиком к потолку направил, вот он и расплакался. Надо подмечать такие тонкости».

– …Мать с детства кормила его овощами и фруктами, измельченными на терке, переваренным, перетушенным мясом. Все зубы сыну пыталась сохранить. А в результате к окончанию школы у него ни одного целого зуба не осталось. Они у него без нагрузки рассыпались. Это как если не давать мозгу пищи для размышления, то он деградирует.

–Ну не знаю, права ли ты?

– …Не скажу, что я не доверяю врачам, нет, ни в коем разе. Просто веду себя с ними осторожно, точнее настороженно.

Моя теория такова: «Употреблять лекарства имеет смысл, когда припечет, а в промежутках надо позволять организму справляться самому, иначе у него атрофируется аппарат защиты – иммунная система. Наш организм не утратил способности к самолечению. Ему надо помогать только тогда, когда он не справляется со своей задачей. Вот тогда и появляется потребность во врачах и в лекарствах. А чтобы не пропустить какую-нибудь серьезную болезнь, необходимо проходить обследования. И лечение надо начинать с применения слабых лекарств. По телевизору сейчас все время предлагают убойные средства, после привыкания к которым, уже никакие другие лекарства не помогут.

Я двадцать лет страдаю от давления, но мне до сих пор помогает папазол. И почки я уж сорок лет травами лучу. А соседка горстями пьет лекарства. Если бы я слушала терапевтов, меня бы уже давно не было. Другое дело хирургия, это особая статья. Тут я полностью доверяю врачам. Еще меня раздражает то, что наши врачи по каждому чиху, там, где вполне можно обойтись народными средствами, антибиотики выписывают. А потом у людей гаймориты, туберкулезы. Может, я и не права. Я никому ничего не советую, не навязываю, но сама строго придерживаюсь своего проверенного мнения. – Это Аня проповедует.

…Да, болезнь вызывается микробами. У здоровых людей они тоже есть и тоже нападают, но крепкий организм их побеждает или сохраняет определенный «баланс сил». И человек не заболевает. А если иммунитет «просел», организм, ослабленный недостатком защитных средств, не справляется с вредными микробами и прочей «живностью», и поддается болезни. Надо укреплять организм и лишь иногда помогать ему бороться с инфекцией.

Как жаль, что наши внуки и правнуки уже не узнают настоящего, естественного вкуса продуктов питания. Уже сейчас они далеки от натурального. Как это скажется на из здоровье?

…Сегодня главный онколог подтвердил мои наблюдения!! Бессимптомное развитие рака у человека происходит шесть-восемь лет.

Дом

– Нелю помнишь? – спросила Аня у Жанны.

– Конечно. Она с третьего курса на заочное ушла. Замуж вышла. Маленькой, покладистой, улыбчивой была. Светловолосая, глаза-васильки, ямочки своеобразные: не на щеках, а под глазами. Тоненькая, как тростинка. А жених ее, Петя, кряжистый, широколицый, уверенный в себе. Волосы черные, блестящие, ну прямо-таки вороньим крылом скользили по голове. Лет по двадцать им было. Как сложилась их судьба? – заинтересовалась Жанна.

– Познакомилась она с Петром на танцплощадке, когда он ходил в увольнительную. Как-то сразу глянулись друг другу, и закружила их любовь бурная и радостная. Его родители в деревне жили. При них еще пятеро детей оставалось. Ее мать жила в малюсенькой городской квартире с двумя дочками и бабушкой.

Жизнь начали со скромной солдатской свадьбы. Сначала Ваня у них появился – крепкий черноголовый мальчик, потом Анюта – светловолосая.

Потом и Маша обрадовала родителей, родившись здоровенькой и спокойной. Жили на квартире. Петр работал сварщиком и по вечерам подрабатывал. Руки золотые! Четыре года пролетели в радости и заботах. Да что-то загрустил Петя, молчаливым сделался, раздражительным. Работа денежная, но не лежала к ней душа. Сознался он жене, что еще мальчишкой мечтал стать военным, да любовь помешала исполниться желанию. А теперь узнал, что женатых в училище будто бы не берут. Призадумалась Неля: муж любимый, все бы для него сделала, да страшно его отпускать. Опять романтические увольнительные начнутся – и прости-прощай семья, дети. Но и пребывать в тоске – тоже невелика радость. Загубит жизнь, а она одна. И тогда будет жена всегда виновата в любых неудачах мужа. Вот и решилась оформить фиктивный развод, понадеявшись на Бога. И Петр козырь выдвинул неожиданный: «Устроишься на работу, тебе с тремя детьми, безмужней скорее дадут общежитие, а повезет, так и свою комнату в коммуналке». Развелись они. Чего это стоило Неле, знала только она сама. Ведь через себя переступала, через вековые традиции своей семьи. Понимала, что не печатью держат мужей, а душа болела, преступницей чувствовала себя перед детьми. Но нашел муж нужные, правильные слова.

В первый год не удалось Петру стать студентом. Приехал домой как пес побитый. Еще смурней стал, упрямей, «из книжек не вылезал» по вечерам. Неля не трогала его, оберегала покой мужа. Хотя сама работала во вредном химическом цеху и возвращалась измочаленная, забрав по пути детей из детсада. Малыши, чувствуя на себе строгий взгляд отца, примолкали, за диван прятались. Только старуха-хозяйка, громыхая кастрюлями, удивлялась на Петра, молчком сидящего за книгами каждый вечер на кухне. Видя упорство мужа, Неля успокоилась и с легкой душой отпустила учиться. «Для будущего детей старается, – думала она с грустной радостью, – такой семью не бросит. И я все силы положу для их счастья. Выдержу».

И выдержала. Пять долгих лет, ни выходных, ни праздников, кроме счастливых дней приезда мужа на каникулы. Да только не очень они были веселыми. Таился он от соседей, сослуживцев жены. И все затем, чтобы не лишили ее комнаты в общежитии. Но люди были снисходительны, жалели Нелю, сочувствовали ей, не одобряли вольную учебу мужа, считали, что мог бы и заочно получить высшее образование в любом другом вузе, раз голова варит. Тяжело было ей, но радовало то, что вот-вот должна была получить от завода квартиру.

По окончании училища направили Петра в Кушку. Семья официально воссоединилась. Камень с души Петр у жены снял. И хотя не успела Неля получить квартиру, зажили они вновь счастливо. Жилье как у всех – казенная комната. Школа для детей «маломерка». Не успели прижиться на новом месте – другое назначение получили, под Оймякон. Так и колесили они семьей по всей стране. Детям нравилась кочевая цыганская жизнь. Отца они почти не видели. Он, как говорила мать, «выслуживался». Да и Неле не часто выдавался вечер, чтобы пообщаться с семьей. Она всегда находила место, где бы подработать. А дети все больше одни кантовались. Мечта у Нели с мужем была – дом построить большой и красивый, чтобы было где детям жить оседло и старость их тешить.

А годы утекали как песок сквозь пальцы. Чины мужа росли. Ушел в отставку подполковником. Квартиру наконец-то получил свою, трехкомнатную. На расширение в очередь встал, хотя считал, что безнадежное это дело – хвост ее велик. Дети к тому времени школу окончили, но рвения к учебе не проявляли, в институты не стремились, да и рабочие специальности их не привлекали. Ваню постигла неудачная любовь, последовал развод. Интересов у него других не было, кроме дружков по работе. Запил с горя. Остановиться не мог, будто прописался в гастрономе. Дочь Анюта рано замуж вышла, самостоятельной, по-своему построенной жизни захотела, да не получилось у нее. Все чего-то особенного хотела. А чего – и сама не знала. Разбежались они с мужем. Предложила Анюта матери, что если родит, ребенка к себе на время взять, помочь ей встать на ноги. Неля отказала: «На дом копим, вот-вот строить начнем. Сама обходись. Я же вас маленькими по сути дела одна растила». Дочь не решилась «на подвиг», аборт сделала, а через год опять замуж вышла, только детей уже ожидать не приходилось, а муж хотел наследника. Разошлись. А Машенька завербовалась на Север и даже писем не писала. Сын в тюрьму первый раз попал за драку «по пьяной лавочке».

А родители дом строить начали – огромный, с размахом. Во всем пригороде такого ни у кого не было. Анюта ушла на квартиру. Обижалась на мать, что судьбу ей сломала. Мужчины были, а мужа больше не нашла себе. Тоже пить стала, в психушку попала. После нее работы постоянной не имела, но к родителям больше за помощью не обращалась. Сын опять в тюрьму попал. По слабости характера связался с бандитами. Вторую семью завел и тоже ненадолго. Пытался «расколоть родителя на матпомощь» для внуков, но не получил.

А дом все рос. Уже второй этаж расцвел, с шикарными резными лестницами, внутренними деревянными колоннами. Все как мечталось. Особенный, удивительный был дом. Каждый кирпич в нем к месту, каждая дощечка шлифованная, лакированная. Чудо-дом. Душу вкладывал в него Петр. На себе таскал бревна, сам топором, рубанком работал. А людям со стороны казалось, что работой он себя занимал, чтобы не думать о бедах детей.

Построили. Гостей созвали. Только не было на новоселье детей, не было внуков – тех, ради кого копили деньги и строили эту прекрасную громадину о восьми комнатах, с двумя ванными и туалетами, с позолоченными ручками дверей и окон, с узорными решетками первого этажа, резными наличниками и верандами на втором. Водка текла рекой, но пьяные песни лились не с радостью. Хозяин с гордостью водил меня по своим хоромам, хотел показать, что счастлив. А глаза у обоих были тоскливые. Особенно у Нели.