Тина

А вот чего я до сих пор не могу вспоминать без отвращения, так это наши с ним беседы-споры о его, так называемых, взглядах на жизнь. От них такой противный осадок оставался! Но с Тиной о них Артур ни словом, ни полусловом не обмолвился. Я пыталась растолковать ей непорядочность его высказываний о ней за ее спиной, утверждала, что он всегда норовит ударить исподтишка, сзади, что он стопроцентно способен на подлость. Но Тина объясняла, что эти его слова ровным счетом ничего не значат, что это его поза. Ее уже одолевали новые идеи насчет Артура. И мне оставалось только обещать ей свою поддержку, мол, если что, дай мне знать, я голову ему отверну. «Это уже кое-что, это очень серьезно меняет дело», – улыбаясь, чтобы снять опасную тему, отвечала она на мою заботу. Чуть насмешливо так произнесла. Я, конечно, злилась, уже открывала рот, чтобы выпалить в ответ какую-нибудь резкость, но сдерживалась. Не могла Тину обидеть. На Артура позже набрасывалась, в его адрес выплескивала свою обиду, говорила, что по доброй воле и на пушечный выстрел к нему не подошла бы, если бы не Тина. И кто только их свел?

Еще в самом начале их знакомства я пыталась разуверить Тину, отговорить отказаться от глупой затеи на аркане из семестра в семестр тащить бездельника. «Смотри, не прогадай!» – предупреждала я ее. Но она ведь, если вобьет себе что-то в голову, то упрется так, что с места не сдвинешь. А зачем ему себя утруждать, если рядом есть Тина? Она и сложный чертеж изготовит, и расчеты сделает, и даже начисто перепишет, и оградит его от любых дальнейших всевозможных забот. Она же в любой момент под рукой. С ней никогда не возникает проблем. А он хоть бы раз немного потревожился за нее. Ведь она ночами на него работала. Помню, заснула, копируя его черновой чертеж, а стекло перегрелось от мощной лампы-подсветки и лопнуло. Она руки сильно изрезала, а ему хотя бы что, мол, ее проблемы. «Нельзя же позволять, чтобы тебя размазывали по стенке и ноги о тебя вытирали», – твердила я Тине и приводила в пример героя сказки Андерсена «Большой и маленький Клаус».

Как-то озабоченно спросила: «Жениться не предлагает?» Так удивилась вопросу. Я стала ей растолковывать, что у мужчин и женщин при знакомстве наблюдается несовпадение мотивов. У женщин любовь и замужество на первом месте. Сказал «а», говори «б». А у мужчин на первом месте секс и практическая польза, а женитьба где-то на последнем, поэтому браки у них сексуальные, а разводы все равно социальные. …Мы разные, очень разные. Приведу пример. Случай со мной произошел. Подхватила я воспаление легких. Врача на дом вызвала. В то время грипп свирепствовал, специалистов не хватало. Вечером пришел ко мне очень молоденький доктор, может быть даже студент-практикант. Я спокойно расстегиваю халатик, приподнимаю комбинацию, зная, что врачам все больные на одно лицо, а молодой человек замер с широко раскрытыми глазами и даже дышать перестал. Мне пришлось строгим голосом привести его в чувства и заставить прослушать хрипы в легких. Не могу себе представить, чтобы я вошла в ступор при виде голого мужского торса. Мы – животные разной породы.

Так не стала вникать!

Тина многократно спасала Артура во всех его авантюрах. Вечно у него было рыльце в пушку. Без нее он загремел бы под фанфары не только из ВУЗа. Я возмущалась, мол, кого ты предпочла, какой тебе резон мараться? И уходя, демонстративно хлопала дверью нашей комнаты… Та еще была парочка!

Позже выяснилось, что женат. Я догадывалась, но не была уверена, поэтому в наших с Тиной размолвках не могла этот факт использовать как главный козырь против Артура. Замечала, что встречался он с ней как-то все впопыхах, со всякими предосторожностями, с оглядкой. Мужики вообще хитрецы, но некоторые особенно… Ему льстило ее внимание, а у нее, скорее всего, было удовлетворение от полезности ею содеянного. Вот такая она незримая сила ее судьбы… или характера: вынашивать мечту, а потом отдавать в чужие руки да еще и помогать кому-то претворять ее в жизнь.

И от таких «несчастненьких» у Тины отбоя не было. Ажиотажным спросом пользовалась. Видно было в Тине что-то такое, что их притягивало к ней. Ее безграничное великодушие? Умела без ложной жалости посочувствовать, помочь. Создавалось впечатление, что она не себе принадлежит, а тем, кто хитрее или сильнее ее характером. Ну, так хотя бы ценили. Как бы не так!

«И почему я недолюбливаю Инну без всяких на то разумных объяснений? Ей бы только скандальчик свеженький. Да и старый, засушенный сгодиться за неимением лучшего. Эти ее эмоциональные качели… Ой, что-то я сразу настроилась на недоверие, нехорошо это как-то. С душой ведь рассказывает», – одернула себя Жанна.

– И где Тина успела научиться переносить свою и понимать чужую боль? Я тебе все это к тому говорю, чтобы ты поняла, что не ценила Тина себя, имела уважение только к чужим страданиям, винить могла только себя. Странная она. С какой-то… неразвитой грацией души. Мне казалось, что ее наивность могла соперничать только с легкомыслием. Может, это у нее шло от простоты, которая, как говорится, иногда бывает хуже воровства. Еще классики Островский и Горький об этом нас предупреждали. Чем еще могла я объяснить ее поведение?

С ее мягкостью жить бы ей вдумчиво, созерцательно и умиротворенно. А она на мои осторожные намеки, на ее будто бы неполноценность, спокойно реагировала: «Не считай меня скоплением скрытых комплексов, не думай, что я чем-то себя в жизни обделяю, я не страдалица; у меня все в порядке. Я уважаю каждого ровно настолько, насколько они того заслуживают. Не я им нужна, они мне, а это разные случаи… Это мой выбор». И голос ее при этих словах звучал весомо и холодно, будто я обидела ее. А я ей сердито отвечала, мол, ты сама до этого додумалась или кто подсказал? Кем ты себя позиционируешь в таких случаях?..

Она, конечно, глупышка, но не до такой степени, чтобы полностью раскрываться, понимала, что становится слишком зависимой от того, с кем была искренна. В таких делах не так-то просто довериться даже первому встречному. Но я не могла оставаться к ней равнодушной, для меня не было большей радости, чем видеть ее спокойной, улыбающейся. Из дружеских чувств я часто вмешивалась, пытаясь расставить в Тининой жизни все по местам. Я воображала себя ее спасательным жилетом. Жалко, ведь обманывали… Только разве слово со стороны в силах хотя бы как-то помешать кому-то идти своей дорогой? И если уж на то пошло, как я могла стать на чью-то сторону, если они оба были неправы? Один требовал незаслуженного, другая отдавала себя непорядочному…

«Кто бы мог ожидать от Инны подобной душевности! И ведь, похоже, не врет. Может, только совсем чуть-чуть привирает, – все больше и больше поражается Жанна.

– Бывало, стремясь нанести упреждающий удар, начну Тине внушать что-либо реальное вроде того: «Разуй глаза, что у тебя есть кроме страданий? Разве можно помогать человеку, который делает тебя больно? У вас с ним два совершенно разных мироощущения, к тому же ты не мыслишь жизни вне рамок общепринятой морали, а он? Суетной, вертлявый… А это его несусветное беспардонное разгильдяйство? Тебя оно не убивает? Хлебнешь ты с ним горюшка. Пойми, его разглагольствования немного стоят, и на это трудно закрыть глаза.

Я, например, устаю от глупого, бессмысленного общения с ним. Вечно лезет со своими дурацкими откровениями на вольные темы, с пустой ни к чему не обязывающей болтовней. Конечно, каждому хочется поговорить о себе, облегчить, так сказать, душу, развеять сомнения, услышать сочувствие, но у Артура во время этих разговоров в глазах такая тяжелая, лютая, какая-то волчья тоска, что мне рядом с ним становится не по себе, и я невольно отстраняюсь. А еще я не выношу его умоляющего взгляда – будто душу острыми спицами прокалывает. Во время бесед с ним у меня вязнут мозги, и преследует желание поскорее от него избавиться, и я мысленно посылала его… Согласись, это неприятно шокирует. А так посмотришь со стороны – нормальный, пока рот не раскрывает. У меня есть чутье на мужчин: плохой он человек.

Не вводи себя в обман насчет его способностей, не позволяй ему принижать себя. Ты явно не входишь в число его приоритетов. Твоему Артуру просто хочется, чтобы ему помогали задаром да к тому же гладили по головке и говорили ласковые слова, пока жены или мамы нет рядом. Так ведь всем этого хочется. Разве мы рождены для того, чтобы любить тех, кто нас ранит, не уважает? От таких спятить можно. И ты, я думаю, понимаешь это не хуже меня.

Это непостижимо, но судьба почему-то наказывает и за добрые дела. Просто ума не приложу, как мне доказать тебе элементарное, житейское! Пойми, мужчина должен считать тебя своей удачей, наградой, на коленях перед тобой стоять. Я кое-что соображаю в том, как они устроены… – бухтела я сердито. – Слишком много себе позволяет этот типчик. Горячий, вспыльчивый и в то же время серый, мелкий, без ярких предпочтений, не желающий шевелить ни руками, ни мозгами. Просто строптивый, вздорный паникер. Он поманил тебя и ты уже для него готова на все. Он уже не ограничивается тем, что ты его в учебе за уши тянешь, но уже не без удовольствия прикладывается к твоему тощему кошельку. Ты же от него ничем не защищена. А вдруг не найдешь подработки, чем будешь жить? Ты итак держишься из последних сил, вымоталась страшно. Приходится одалживаться или уже втянулась? Ты не даешь себе отчета в том, что делаешь! Ведь не оценит же! С чего это тебе понадобилось нянькаться с ним? Мне порядком надоела твоя возня с этим подонком. У него постоянно возникает потребность унижаться или он слишком хитрый? Сколько еще сессий тебе с ним предстоит? Сколько еще он будет пользоваться твоей бессмысленной жалостью и добротой?

Думаешь, я домысливаю? Бортани его! Неужели прикипела сердцем? Было бы о ком жалеть! Вычеркни его из списка своих друзей и сразу почувствуешь себя легко. Имей мужество сказать себе правду: то был самый унизительный период моей жизни. В силу особенного строения своей души ты никогда не будешь до конца владеть его сердцем, вы никогда не станете по-настоящему близки, потому что он не захочет этого из-за своего мерзкого эгоизма, он не позволит себе этого. Все усилия твои будут напрасны. И тому я могу найти массу подтверждений в словах великих мира сего. Может, ты считаешь, что поступаешь сообразно своему предназначению? Но в данном случае – это всё твои собственные фантазии.

Предлагал руку и сердце? Просто клеится к тебе, чтобы подольше удержать возле себя. А если даже всерьез обещал… Тебе следует трижды подумать, прежде чем решаться на замужество, иначе от него при твоей патологической доброте потом не так-то легко будет отделаться. Надругается он над твоей любовью, не оглянешься, как начнет доставлять тебе проблемы совсем иного свойства. Одни потрясения будет дарить. Да и слабак он в мужском деле. Я на глазок могу определить, кто настоящий мужик, а кто уже совсем скоро станет ну этим… среднего рода. Извини, за подробности… Однажды ты проснешься, услышишь доводы своего рассудка, прозреешь, да поздно будет. Пеняй на себя. Я тебя предупредила.

Знаешь, я была такой как ты триста лет тому назад и тоже мечтала всю жизнь смотреть в глаза только одному человеку, а вышло, как вышло… Только я враз поумнела, научилась вслушиваться в оттенки не только своих ощущений, но и как бы вживаться в любого мужчину, постигая его суть. Теперь я не поддаюсь первому впечатлению на основании простых личных эмоций, симпатий и антипатий, никогда не покупаюсь на красивые слова. Рентгеном каждого претендента просвечиваю, пытаюсь заранее все о нем выведать всеми мне доступными средствами и способами, чтобы потом не сгибаться под тяжестью неожиданно навалившихся проблем. Не стесняюсь, если к этому есть серьезные основания, прощупать и его родню. И все потому, что не люблю чувствовать себя побежденной или обманутой. Вот так-то, подруга. Известны ведь всякие случаи, происходящие с неосмотрительными девчонками, не мне тебе рассказывать».

«Да ладно тебе, – мягко отбивалась Тина от моих запугиваний. – Ну что ты ко мне привязалась! С чего вдруг спохватилась? Предоставь мне самой решать, кого и в какой степени впускать в свое сердце».

А я не унималась:

«Зачем ты кружишь вокруг него, словно бабочка над свечой? Разве он тот, от кого зависит твоя судьба? Чем он может отблагодарить тебя за беззаветное служение? Если уж говорить о том, что его действительно волнует, так это его собственная персона. Наглостью и хитростью возьмет свое и отступит в тень. А некоторые стыдливые останутся сидеть без гроша в кармане и будут думать, где бы им заработать себе хотя бы на скудное пропитание. Ты не видишь, что происходит у тебя под носом. Он притворяется, натягивает на себя личину несчастного влюбленного. Ты в корень смотри. Прислушайся ко мне. Берегись страдальцев, засосут они тебя в свой жалкий порочный мир. Чуть зазеваешься, они коготками сразу вцепятся и зубами вопьются. И вот еще что: не знаю, врать не стану… а вдруг у него скелеты в шкафу? Он же считает, что у него потрясающая неотразимая голливудская улыбка».

А Тина только грустно усмехалась, и в ее глазах светились непонимание и невинная оторопь. Можно было подумать, что грязь жизни протекала мимо нее, не задевая, не касаясь ее души, в которой всегда горел неведомый мне огонь, но наружу не вырывался. Вот уж воистину святая! Пропускала она мимо ушей мои невнятные намеки на предполагаемую неверность Артура. И мне уже самой казалось, что слова я произносила фальшиво, они выходили глупыми и коробили даже меня. И я в потрясенном молчании отступалась, хотя в глубине души не одобряла ни ее, ни себя. Мне уже не хотелось прокалывать «воздушный шарик ее незамутненной радости». Такая вот она шероховатая осязаемость жестоких фактов. Мне казалось, поверь она мне, эта моя правда кожу с сердца могла ей содрать… И я оставляла свои расшаркивания и советы для других, менее упрямых.

Говорят, что в основе большинства наших нелепых поступков лежать детские страхи. В определенном смысле они формируют нашу судьбу, становясь преградой на жизненном пути. Возможно, и у Тины было что-то такое, что неявным образом постоянно давило на ее подсознание. Но она была скрытной, и я делала выводы на пустом месте.

– Большинство глупостей совершается людьми по причине зависти, жадности, тщеславия и скуки, а Тина глупила – по доброте душевной? – рассмеялась Жанна. – Пора ее канонизировать?

От улыбки лицо ее осветилось и помолодело. И Лена заметила, что в свои шестьдесят пять Жанна еще не растеряла последние блестки привлекательности.

– Сколько Тина перетерпела от Артура за эти два года! И как он обошелся с ней? Закончил вуз и тайком уехал к семье, бесследно исчез из ее жизни. И мне вдруг подумалось тогда: «Нет, судьба не должна быть к Тине так несправедлива! Она обязана ее чем-то вознаградить». Да… по-всякому живут люди. Я знала одного мужчину, самым большим несчастьем которого был не выигравший в детстве лотерейный билет…

Сдается мне, что разум тогда… напрасно не одержал верх над моими эмоциями. Ох уж эта моя бестолковая, забубенная юность!.. Я и о себе думаю и говорю достаточно трезво. Перед самой собой не спрячешься за чужую спину, нет ее рядом…

Но почему-то и после Артура не пошатнулась у Тины вера в людей. Когда она научилась сносить несправедливость, не ожесточаясь сердцем? Какая странная, неумолимая идея вела ее по жизни? Понимаешь, Жанна, Тинка глупая, но такая прекрасная в своем неукротимом желании спасать несчастных и заблудших! Эта совершенно обезоруживающая, тихая, мягкая кротость и податливость нежно светились в ее глазах всеми цветами радости. Она излучала всепроникающие волны заботы и участия, желания услужить, облагодетельствовать, а врожденное милосердие заставляло ее составлять о людях доброе мнение. Мне казалось, что ее лицо так и просится на икону. Как она сумела все это в себе сберечь, не расплескав ни граммушечки, ни капелюшечки…

Сколько с тех пор воды утекло! Перед глазами пробегают давние и недавние события, а я все помню ее именно такой… Можно подумать, что чужие трагедии для нее – норма жизни. Это же недопустимо. Так не должно быть. Весь свет не облагодетельствуешь. Я до нелепого привязана к Тине вероятно потому, что во многом мы несхожи. Ты знаешь, Жанна, нашей дружбе не грозят капризы фортуны, она не замешана ни на деньгах, ни на обожании мужчин, что, как правило, делает ее слишком неустойчивой, нестабильной. Я Тину обожаю как слабого ребенка.

Инна недовольно наморщила свой милый, чуть веснушчатый носик, но слезы все же не сдержала.

– Не ожидала я, что и у меня затворы глазных каналов ослабели и стали подтекать, – сердито фыркнула она, но свой рассказ не остановила.

– Я никогда не слышала, чтобы Тина хохотала, смеялась открыто, радостно и свободно. Умеет только скромно улыбаться. Ей идет. У нее особенная способность притягивать к себе сердца. Может, мне самой не хватает такой же вот мягкости…

Знаешь Жанна, в чем я абсолютно уверена, так это в том, что дан ей от Бога дар великой доброты… Но если и есть внутри нее Бог, то он слишком уж безрадостный. А ведь умение радоваться, быть счастливым влечет за собой желание жить. Что ее поддерживает в жизни, что стимулирует? Страдания? Тогда во имя чего? Ради спасения этих бездарей, обманщиков, подонков она совершала подвиги, жертвовала своим здоровьем? За страданием кроется только страдание и сострадание. Что она от них имела в душе положительного? Ну, я еще могу понять, когда человек вынужден принимать мучения в силу необходимости, ну там дети, родственники… а то ведь добровольно! Страдание – способ проявления несовершенства человеческой натуры или напротив – ее высшая степень совершенства? Да простит Всевышний ересь мою…

– Большинство женщин в основном только отдают, – заметила Жанна.

– Ну и зря, – рассердилась Инна.

*

– …А потом, чем дальше в лес, тем больше дров. Вскоре Тина на этого… как его там, фу ты, все мозги мне иссушил… совершенно вылетело его имя из головы… – ах, черт! о мой склероз! – … на Кирилла напоролась.

Со мной теперь часто такое случается. Вертится в голове что-то знакомое, кажется, еще совсем немного и всплывет имя. Но не получается вытащить его из кладовых памяти, ускользает оно, а потом вдруг само выскочит, когда уже не требуется, – весело оправдалась Инна.

Жанна насторожилась и вся обратилась в слух. Ей очень хотелось получить хотя бы отдаленное представление о судьбе своего сокурсника.

– Так вот и у Кирилла слюни на Тину потекли. Он оказался не намного лучше ее предыдущих пассий. Отчетливо помню: короток был у них процесс взаимного узнавания. Тинка как-то пугающе быстро с ним сошлась, буквально влет его ухватила, будто стремилась наверстать упущенное. Она просто цвела при виде его, сама льнула к нему, смотрела на него с неосознаваемым восторгом. Даже непосвященному становилось ясно, что это любовь. А я сгорала от стыда при такой ее откровенности чувств. Ну что тут еще можно было сказать? Так вышло – втюрилась Тинка. И к гадалке ходить не надо.

«Многообещающее начало», – передернула плечами Жанна.

– Кирилл казался мне неисправимо нелепым воздыхателем. Как-то неожиданно и глупо ему повезло с Тиной. И ведь на самом деле после тому много было подтверждений. Объективности ради или из ревности к Тине – это мне трудно в себе понять – я считала его недостойным. И я заносила над ним топор-возмездие – свою хулу – за то, что, по моему мнению, он занимал чужое место. Я боялась, что в силу своего характера Тина полностью попадет под его влияние.

У меня почему-то не поворачивался язык назвать их связь любовью с первого взгляда. Бывает, конечно, такое: несколько секунд видишь объект и вдруг дзынь в голове и все – пропал человек. И этот образ всюду преследует его, как некая особая краска жизни… Но чаще случается другое: двое не очень счастливых, охваченных внезапным чувством симпатии, безоглядно бросаются навстречу друг другу. А может, сошлись два человека, потому что судьбой им было назначено встретиться. Правда, это я теперь так говорю. Я вот ничего не делала просто так, походя, ничего не пускала на самотек в вопросах с мужчинами. И чего добилась?..

Нет, Жанна, слишком быстро Тина сдалась на милость победителя, на самом деле оказалась в его власти и обрекла себя на пожизненную пытку. Надеялась перевоспитать! Ха, лично я на ее месте не была бы столь самонадеянной. Но коль скоро у них все завязалось, соваться в их отношения я не рискнула, тем более, что я сначала подумала, что двое тонущих просто на время ухватились друг за друга, чтобы легче было выплывать.

Не пойму, чем Киря привлек внимание Тины? Чем приковал ее доброе сердце? Путанный, невнятный, дерганый, неугомонный. Почему она высмотрела именно его? Как может нравиться человек полный внутренних контрастов, обладающий ко всему прочему беспокойным, даже я бы сказала вздорным характером. Он же душу дьяволу готов был продать за возможность повыпендриваться. Может, никто из приличных ребят на тот момент ей не подвернулся, а кем-то надо было заткнуть дыру в измученном сердце? Ждала, ждала лучшего и заждалась. Вот тут я ее отлично понимаю и знаю, откуда дует ветер потребности в любви, несущий тоску в сердце и одиночество…

Он же неуёмный, где не надо, ненадежный. Я бы о такого не споткнулась. А для Тины с тех пор никого другого на свете не существовало. Он единственный, неповторимый! С ним она связывала все лучшее, что было в ее жизни. Говорила, что лишь с ней он становился самим собой. Так ей казалось. А нужен ли он ей такой, который умел только изматывать?.. Ох уж эти мне вечные, нравственные, неразрешимые житейские вопросы…

Этой последней фразой Инна обращалась ко всем женщинам сразу и ни к кому в отдельности. Просто исторгла из души вопль в пространство и все. Никакой логики, просто вихрь смятенных чувств. Лена подняла голову и беспокойно посмотрела в сторону подруги.

Опомнившись, Инна тихо и мягко произнесла:

– А что вечно в этом изменяющемся, равнодушном, неудержимо несущемся в небытие мире? Горе, любовь, радость? Вопрос в точку? Только горе. В жизни иногда радость одного человека оборачивается горем для другого. Никогда ведь заранее не знаешь, как карта ляжет. Запусти меня сейчас в те прошлые годы, наверное, все равно бы наделала ошибок, не обошлось бы и без слез, страданий, раскаяний, опять возникали бы моменты притирок, недопонимания…