Тина

В Кирилле нет Тининого благородства и благодатного всепрощения, он обязательно станет ей изменять и быстро утешаться, когда его будут бросать. Эти мелкие факты не могут его трогать. А на возмущение и упреки оставленных им женщин подыщет сходное оправдание или будет неприкрыто-цинично с заранее заготовленной улыбочкой отвечать: «Меня не гложут сомнения и совесть. Я не несу в сердце тягостный груз сознания, что погубил тебя. Думаешь, что я безжалостно осуждаю себя? Верила мне? Поживешь как я, так перестанешь верить и в бога, и в черта, и в людей. Каждый сам себя уничтожает: один – не найдя своей дороги в жизни, другой – не справившись с человеком, встретившимся на его пути. Меня лично погубила убийственная тоска и безысходность…» И все это произнесет с наигранной мягкой укоризной в голосе – равнодушной к воплям жертвы – или с надменно приподнятым подбородком, не меняя позы, с издевкой. И еще «трубку мира» предложит – бутылку вина распить на прощание. Мол, возврата к прошлому не предвидится, а если и доведется встретиться, не обессудь – не узнаю. И предосудительными свои слова не сочтет. «Слышала я такое на заре моей туманной юности…» – горько вспоминала я тогда. Что же Кирилл мог сказать на самом деле мне трудно предугадать, но наверняка что-то похожее.

Инна замолчала, устало пожала плечами. Жанна почувствовала некоторое облегчение. Она попыталась «пережевать» услышанное. Но подруга не дала ей на это время.

– И закрутила-завертела Тину судьба-индейка. А Кир, словно с завязанными глазами следовал за нею неотступно, как за поводырем. Может, потому что тоже слишком долго ждал своего часа. Подозреваю, что он уже тогда понимал, что Тина для него – золотая жила, и что без нее он быстро пропадет. Он ничего не делал без выгоды, случайно. Не хотелось бы упрощать, но неспроста Кир прилип к Тине, о себе только думал, о своей пользе. Я не юрист, но в этом факте вижу состав бытового преступления, достаточно часто встречающегося в нашем весьма скромном быту, его слишком мелкий, не авантюрный вариант. Мужчины не женятся, если им есть что терять, и заводят семью, когда хотят от нее что-то получить. Они в этом вопросе много практичнее нас, женщин. Нам в первую голову любовь подавай! Мы с Тиной обе мучимы вечной жаждой быть любимыми, только живем на разных островах надежды.

Когда-то я думала, что очень просто развести или свести двух людей: только скажи каждому в отдельности на ушко, что другой его обожает или наоборот. Нет, не все так просто, как кажется, упрощения ведут к ошибкам. Мужчины склонны вестись, но только лишь в случае, если хотят лишь на время скрасить свое существование.

Как-то я опять навязалась к Тине со своим мнением. Выследила Кирку, так сказать, дотошно собрала компромат – горький гнев переполнил меня, – приберегла напоследок кучу свежих фактов и понеслась. Хотела все ей выложить. Мол, не обманывай себя, он врет тебе, как уж на сковородке изворачивается. Твоя плата за его любовь непомерно высока. Ты едешь в поезде, который движется в никуда… Черт меня дернул влезть. Но как только первые слова сорвались у меня с языка, я тут же о них пожалела, особенно когда увидела ее расстроенное лицо. Потом она сделала брезгливую гримасу и сказала: «Это все сплетни и спекуляции на них. Выкинь, пожалуйста, из головы эту рефлексию с ревностью».

И сердце принялось диктовать мне тактичное молчание. Получалось, будто я плету коварные интриги… У меня создалось ощущение того, что время Ромео и Джульетт безоглядно ушедшее в далекое прошлое… вдруг вернулось. Конечно, говорят, что цена подлости обоюдная, не плати жестокостью за жестокость,… но ведь и безнаказанными оставлять такие поступки нельзя. Я была на распутье.

В угоду Тине я, конечно, приняла свой обычный вызывающий вид и сказала сама себе: «Зачем тебе нужно дознаваться истины в чужих отношениях и рассеивать свои сомнения в чужой неверности? Зачем сама себя втравливаешь в эту историю? Погоди, проясняя свои подозрения, касающиеся жажды новизны у Кирилла, ты разрушаешь иллюзии Тины. Не стоит пускаться в скользкие рассуждения о непорядочности и требовать, чтобы она открестилась от мужа. В ее жизни и так хватает жестоких разочарований, может они, эти иллюзии, ей нужны, как мне хлеб и вода. Тина растворилась в своем муже, не замечая, что происходит вокруг, ее предельное внимание – только ему; она ограждает его от забот, награждает своей сердечной сострадательностью. Она его берегиня. Верит ему и живет под охраной этой веры. Скажу прямо – напрасно я считала, что она скоро разуверится в нем.

Жанне подумалось: «С лица Инна суровая, властная, а с изнанки – чувствительная, готовая любить, сострадать».

– Скажи дураку, что он дурак и что?.. – задумчиво пробормотала Аня ни к кому не обращаясь.

– И Кирилла я подначивала, мол, не хочешь еще раз жениться? Он рассмеялся: «За себя сватаешь?» Но, увидев мою кислую гримасу, добавил серьезно: «Зачем? Брак будет новый, а проблемы останутся старые. Тина стоит троих чужих жен. Переплелись мы с ней, как два близко растущих дерева ветвями, а может даже, как две лианы». (Надо же, понимал, что их встреча судьбоносна, чувствовал ее неотвратимость!)

И как он ее разглядел? Это мы, женщины, реагируем на мужчину в целом, а они, как правило, на силуэт. А почему изменял? Не нагулялся, прежде чем создать семью? Мстил кому-то за что-то, потому что болезненно злопамятен? Такие если начинают, то продолжают до тех пор, пока чувствуют себя мужчиной?

– Тина Кирилла любила или себя в нем? – незлобливо проехалась Жанна в адрес отсутствующей подруги. Но Инна, охваченная желанием выложить все свои эмоции, даже не заметила ее колкости.

– «Может Тина, – подумала я, – никогда не узнает о Файке и о других, от которых Кирка терял голову, – а почему и сам себе не мог объяснить, – так и проживет в счастливой вере в его порядочность, хотя бы в этом вопросе. (От кого же я уже слышала эти слова?) Разве легко ей будет проглотить и переварить такое? Иногда стоит промолчать. И зачем Кирке нужна эта двойная жизнь, двойная мораль? Они же в одной связке. Я и ему об этом шутливо намекала, мол, если на одном инструменте играют разные люди, он расстраивается. А он, смеясь, отвечал, что у людей все наоборот. Не понял, что я о душе с ним говорила. Не доходило до него, что надо себя в чем-то ограничивать, чтобы направлять по главному пути.

Вот тогда-то окончательно пошатнулось мое мнение о нем. Ненавижу гулящих мужиков, мстить за таких вот как Тина хочется. А Кир свалил на Тину все заботы о семье, а сам продолжал смешивать ложь и правду так, что нельзя было их различить, запросто влипал в очередные истории, легко на них соглашался. А она его вытаскивала из грязи. Трудно все время находиться в положении собачьей стойки, в вечной готовности к прыжку. Такое постоянно носить в себе… Одним словом, «не жизнь, а именины сердца!»

Кир часто врал талантливо и вдохновенно без всякой выгоды для себя, просто чтобы, услышать комплимент. Импровизатор! Тайна не поддающаяся объяснению. Складывалось впечатление, что когда хотел, он становился ловким демагогом, Но в основном был ни к чему не пригодным… будто рано израсходовавшимся. А время только добавляло серых красок.

«Предельно наглядно препарирует чужую жизнь. Есть что-то несокрушимое в Инниных словах, как… в последней инстанции, – зябко поежилась Жанна. – Получается, Кирилл мало что из себя представлял, был не сам по себе, а всего-навсего мужем Тины»?

– Нет у меня никакой возможности судить Тину привычными стандартами. Она или странная, или особенная. Я, лично, предпочитаю отношения, вызревающие долго, как сталактит. А узнав об измене, сердцем отрезаю бывшего возлюбленного сразу, бессознательно, но продолжаю жить с предателем вполне осознанно, из мести, пока не подыщу достойную кандидатуру для замены загулявшему супругу, и только потом решительно все меняю на своем пути – даю пинка бывшему обожателю. Ох, как хитро и намеренно я мотаю ему нервы, как выжимаю из него соки! Я не витаю в облаках, как некоторые…

Конечно, сначала я тоже пыталась выгородить, оправдать Кирю, хотя бы в своей голове объяснить себе его поведение. Два голоса всегда говорили во мне разом, не мешая друг другу. Я так думала: «Вдруг он любит и ненавидит одновременно, и эта загадочная полярность чувств для него самого полная неожиданность? А может все намного проще: не любовь держит его рядом с Тиной, а собственническое чувство или выгода? Не раз хотела дать понять Кирке, что я знаю об его безрассудных грешках, чтобы пробудить в нем совесть. Но остерегалась. «А вдруг он безнадежно влюблен в ту, другую, и я испорчу жизнь сразу троим?» – мучилась я сомнениями. И мое противодействие сходило на нет. Согласись, Жанна, не могла же я сделать Тине пакость? Словом, как сказал мне когда-то мой третий муж, я вовремя отступилась и долго демонстративно ни во что не вмешивалась. Пусть, думаю, Киря сам выпутывается.

– А вдруг они дали друг другу свободу? Сейчас и такое в семьях случается, – сказала Жанна.

– Не думаю. Годы спустя я спрашивала Кира:

«Зачем изменяешь, зачем обижаешь Тину? Кто чуть приласкает, так сразу следом бежишь? Слава о твоих скандалах входит в вашу дверь раньше тебя. «Дружишь» со всеми и ни с кем? От такой славы крыша у тебя еще не едет? Герой! Зазвездился? А говорил, что любишь. Как ты можешь позволять себе так низко упасть в глазах жены? Не уничтожай лучшее в себе только потому, что не уверен в себе». Так он хмыкнул сердито: «Не начинай! Намеренно устраиваешь скандал? Тина все равно не поверит». А потом отшутился: «Одно другому не мешает. У нас не Америка, где каждый гражданин обязан соблюдать святость семейных уз. Мы ближе к Востоку и равенства полов не признаем». А я ему ответила: «Ты откровенен до цинизма. Удобная позиция. Только почему-то мужчины до свадьбы об этом не вспоминают, соловьями заливаются… А вот настоящая слава по другим коридорам ходит и тебя не зацепляет. Не достоин ты ее».

Потом снова пристала как банный лист: «Зачем ты обедняешь свою любовь, раздавая ее по кусочкам. Она, предназначавшаяся единственной, ей так и не достанется. А если ты все же встретишь Ее, что Ей преподнесешь – затасканное, затертое, обгаженное чувство? Нечего тебе будет вынуть из души и предъявить объекту твоего истинного обожания. Любить ты уже не сможешь». Не слушал, злился. Утверждал, что от скуки развлекается». Нет, все-таки правильно считается, что для счастья человеку нужен верный друг, умный наставник и любимый человек. Если какая-то компонента отсутствует, то… можно не услышать звон колоколов на пути обретения покоя.

«У меня складывается впечатление, что Инна слишком долго готовит меня к тому, чтобы выложить что-то главное о Кирилле, и будто хочет получить от меня согласие на продолжение нашего разговора. А я не стану даже пробовать приставать к ней с расспросами. Итак что-то жалость меня прихватила, а если она еще шмякнет меня по голове чем-нибудь трагическим, я вообще за сердце схвачусь. Чем она настроилась меня потрясти? Меня напрягает ее бесконечный монолог. Если бы хоть под водку заливала, я бы еще могла понять, а то ведь разговорилась на вполне трезвую голову, – раздражается Жанна. – Тина никогда не была похожа на человека, способного причинить кому-нибудь неприятность, и тем более защитить себя, но слова Инны звучат очень резким осуждением поведения Кирилла, что-то она слишком уж рьяно на него набрасывается. Воссоздает реальность прошлых лет не отдельными штришками, а крупными терпкими мазками.

Сама с легким сердцем готова кого угодно утопить в грязи, а косит под добренькую, как сказали бы мои внуки. Помнится, и раньше ее оценки никогда не страдали излишней сдержанностью, я знакома с ними не понаслышке. Она всегда кромсала чужие биографии в угоду собственной слабости и никогда не боялась избытком ложной смелости, оговаривая других, уничтожить себя. В ее словах неприятный привкус жестокости. Неужели она не понимает, что уже только одно подозрение может вычеркнуть человека из списка порядочных людей? Почему напрочь забывает о презумпции невиновности и с пугающей легкостью ставит под сомнение всю жизнь своеобразного сокурсника?..

На первом курсе Кирилл был душой нашей компании, не шел проторенной дорожкой, шутил, паясничал, говорил мне комплименты, был сама любезность. Это льстило моему самолюбию. Как-то он отсутствовал целый месяц, и я заскучала. Но, слава богу, ненужных иллюзий не родилось. И он быстро понял – не обломится ему.

Может, Инна только прикрывается своей жестокостью, не желая сознаваться в своей излишней сентиментальности? Хотя нет, она всегда старалась ударить первой. Заносчивая, эмансипированная особа! Ей всегда были нужны внешние проявления своего присутствия среди друзей. И она успешно добивалась его злословием. Ее распирало от нетерпения поделиться чем-либо пакостным. Что еще она прячет в углах подвалов своей темной и странной души?» – растерянно, с прорывающейся из глубины сердца обидой, думала Жанна. – Насколько я помню, Тина не принадлежала к числу женщин, ради которых мужчины способны совершать безумные поступки. Мне казалось, что она лишена всякого шарма, обделена чувством юмора, язык ее был бледен, как и лицо. Хотя в радости оно бывало таким милым и вдохновенным, так лучезарно светилось. Навязчивый страх что-то упустить, что-то не успеть сделать, превращал ее в колготную наседку.

Надо любить себя, не торопиться выполнять намеченное, находить время для собственного творчества. (Какие чудные слова!) Этому надо учить с детства. А если в голове одно: успеть, успеть… Вот то-то же! Я, признаться, и сама такая. Боялась, что… того и гляди, сама не выдержу.

Чего только стоила Тинина неспособность сполна наслаждаться каждым мигом жизни! В общем, недоставало ей блеска, искрометности. Такие не дают и не расправляют мужчинам крылья. А что такое мужчина без полета? Ноль без палочки.

Не каждому могла глянуться Тина, но не прошел же мимо нее Кирилл. Помню, долго я наблюдала, преодолевая удивление, как любовно обсматривал он ее объективом своего фотоаппарата. Вот уж чего я от него никак не ожидала! Зная Кира, разве можно было себе представить такое? Я еще подумала тогда ревниво: «Ему, как всегда, позарез нужно выставляться именно здесь, у всех на виду?».

«У каждой памяти свои ассоциации, – одернула себя Жанна. – Мужчины влюбляются в женщин определенного типа? Кстати сказать, мнение весьма распространенное. Может, причина невзыскательности и всепрощенчества Тины в более скромных, чем у других девушек, запросах? Но если, по мнению Кирилла, она ничего путного из себя не представляла, тогда это слишком роскошный жест в ее сторону. А может, с его стороны это всего лишь неуклюжая попытка возвыситься хотя бы в чьих-то глазах, если он уже тогда осознавал свою порочность и никчемность? Какова же на самом деле неприукрашенная правда его жизни?»

И Лена думала об Инне и Жанне: «Для чего они хотят разгадать поведение этой пары спустя столько лет? Зачем анатомируют их жизнь, срезая слой за слоем, реанимируют, стремясь раскопать истину; ухватить сокровенную суть взаимоотношений Кирилла и Тины? Зачем Инна тревожит свои бездонные омуты воображения и памяти; перелистывая страницы их весьма неоднозначной жизни, и чересчур запальчиво судит их; рассуждает с умным видом, с пальцем, приставленным ко лбу, делает безоговорочные выводы и, убеждаясь в своем бессилии осознать их прошлое и настоящее, капитулирует? И ведь чем меньше знает, тем больше апломба. Прошлое интригует? Но это интересно только лишь поначалу…

У каждого факта жизни тысячи причин и все по-своему значимы. Можно закопаться в информации, расследуя даже один вариант. К тому же истины со временем изменчивы и это тоже не следует забывать.

С точки зрения Кирилла его семейная жизнь, наверное, выглядит совсем иначе, чем в глазах Инны. Должно быть, он считает, что выпивает, а не пьет. Впрочем, не сомневаюсь, что в стремлении уяснить правду их жизни, Инна руководствуется только своими понятиями и интересами. Теперь трудно верить в бескорыстие. Не шестидесятые. Надежность – зыбкая субстанция. Невозможно оценить степень достоверности ее слов. Наверняка у нее многое непроизвольно подтасовано, сгущено, предвзято. А что если она на самом деле так сильно жалеет Тину, что ее мысли постоянно возвращаются к ней, как к молитве?.. Тогда бог с ней, с этой правдой, если она не утешает и из-за нее кому-то вдруг расхочется жить… И все же, почему Инна так привязалась к Тине? Ей надо каждодневно любить и опекать кого-то, кто находится рядом? Пожалуй, да.

Если сделаю над собой усилие, у меня будет шанс проанализировать рассказ Инны и узнать, что же на самом деле скрывается за ее сочувствующей вывеской, – машинально размышляет Лена, листая альбомы подруг. – Но, чтобы не увязнуть в многочисленных подробностях, мне стоит ее слушать так, как я смотрю сериалы – пропуская по нескольку серий кряду».

А Инна с энтузиазмом продолжала:

– Воистину, крестные муки выпали на долю Тины. Конечно, без горя прожить невозможно, только скомкал Кирка ее жизнь, как лист бумаги, а она мотала слюни на кулак и все терпела, и сердца на него не держала, веря в его любовь и преданность. Какое-то искаженное понимание жизни… И ведь никого, никогда, ни в чем не слушала! Только своим упрямым умом жила. «Закаменевшие» идеалы не копировала, сама собой была. Ни желчи, ни раздражения Кир от нее не видел. Всегда мягкая, бодрая, отзывчивая… но в некоторых вопросах яростно бескомпромиссная. Без шума и протеста вела глухую борьбу с пороками Кирилла. В толк не возьму, откуда в ней эта способность к беспредельному терпению? Как можно выдерживать такое? Тем более, что обходился он с ней не самым лучшим образом: не стремился образумиться, глаза кровью наливались, когда она посягала на его неукротимый характер.

К чему подобное коленопреклонение перед мнимым талантом? Мне кажется, даже жертвы Богу – я имею в виду человеческие – всегда должны быть отравлены чувством вины. А Кир принимал их от Тины, не задумываясь. Ах-ах! Он – предмет бесконечного восхищения и преклонения! Имя овеянное «легендами»! Попал в уютную обитель ее щедрости и бескорыстия и, похоже, желал оставаться в ней до конца своих дней. Мне кажется, женщины должны быть более требовательными к мужчинам. Они не должны относиться к мужьям как к малым детям. Я – мужчина! – должно звучать гордо.

Ты не поверишь, Жанна, она полюбила его за недостатки, которые для всех нас были очевидны. Иногда хочется усомниться в здравости ее рассудка. Не от мира сего она. Ее великодушие неоспоримо. «Не могу причинить ему боль, не могу омрачить его итак несчастную жизнь», – говорила она в ответ на недоуменные взгляды подруг. Те, естественно, из деликатности опускали глаза. Вот ты, наверное, тоже думаешь: «Зачем Тине все это?» Вот и я не знаю. А зачем ей нужен был Артур?

Мне иногда кажется, что ей непременно нужно страдать, чтобы ощущать свою жизнь исполненной смысла. Для нее знание о собственном несчастье менее жестоко, чем мысль о несчастье другого. Не понимаю я этих ее садомазохистских изысков. Едва ли не с чувством обреченности я обнаружила, что она не умеет радоваться, не страдая, в то же время, от чувства вины… Не научили в детстве? Не знала легкой чистой искренней радости? Забыла, что это такое? Жизнь давно не предлагала ей ничего прекрасного? Это же ужасно… А университет – преддверье больших возможностей? Это же космический виток в судьбе каждого из нас!

Забегая вперед, уверенно скажу, что твое воображение, наверное, уже заранее описывающее ее предполагаемую жизнь окажется слишком убогим и робким. Ты, насколько я знаю, прожила счастливую жизнь, и тебе трудно представить во всех подробностях тот ад, который она называет жизнью. Но сейчас я не об этом.

«Усиливает реальность, чтобы лучше воспринималась? Дождалась возможности высказаться, ударилась в воспоминания! – Жанна с внимательным любопытством заглянула в лицо Инны. – Начав свои излияния, она уже не в состоянии остановиться. У нее, наверное, таких историй воз и маленькая тележка. Так и слышится мне ее ехидный, утомительно-назойливый голосок: «А недавно я слышала…» Может, она и обо мне также шепотком с кем-либо вспоминала что-то типа: «Он нет-нет да и посмотрит в ее сторону. А вдруг у них склеилось бы, сладилось бы, но вот не случилось. Под шумок разбежались в разные стороны». И прочее, и прочее… Пустит слушок и поползет он, подхваченный такими вот «неравнодушными», не пойманными на слове или имеющими мстительный интерес. Завистники самый искренний добрый поступок могут истолковать превратно. И уж не рябь по воде идет… а цунами захлестывает хорошего человека. Велика энергия негативной молвы.

Помню одного такого пожилого гада. Одну пакостную фразу запустил в коллектив, а человека и по сей день сторонятся и опасаются. И ведь, что самое интересное – все сразу поверили. Всех это определение почему-то устроило. Как же иначе: слишком наивно-честная, слишком восторженно-правильная. Как бы тут точнее, вернее ловчее выразиться… Подходила она, по их мнению, под выдуманный трафарет… Такова порода человеческая – в хорошее не сразу верят, а в плохое – всегда, пожалуйста!

И ведь как кстати намекнул. Могло статься, что оставили бы ее на кафедре – чего она, в сущности, заслуживала, – но стали под нее подкапываться, подлавливать на словах. И она не могла не почувствовать неустойчивости своего положения, хотя и не знала причины. Поняла только, что кое-кто рвется занять ее место, сталкивает, спихивает. И тот, другой, тоже молодой, если угодно, быстро смекнул, что к чему и воспользовался. А сплетник просто-напросто отомстил женщине, не пожелавшей разделить с ним одну-единственную ночку. Спор он проиграл. Мелочевка, а уже у всех на слуху, у всех в голове. И не отмоешься. Человек бессилен против слухов. Никто перепроверять их не станет. Тем и пользуются «любители»…

Обычно бурьян лжи произрастает там, где крутятся деньги, а у Инны он всего-навсего на почве любопытства и мелкого тщеславия. И все под маркой «хотела как лучше». И при этом ведет себя с раскованной независимостью, больше присущей мужчинам. Вправе ли она разглашать сведения из чужой жизни? Кем она уполномочена говорить от имени Тины? Почему судьба Тины так ее занимает? Почему она относится к ней с какой-то внутренней, лихорадочной тревогой? Потому что сама прошла много чего трудного? И, тем не менее, я не удивлюсь, если ее, так называемая помощь, пришлась Тине поперек горла…

Не слишком ли я строга к Инне? А может, она не вруша и не сплетница? Я ведь сама ее спросила о Кирилле, пытаясь восстановить рисунок его судьбы, – одернула себя Жанна, но остановить свои размышления уже не могла. – Это в ее устах, в ее интерпретации все у него так плохо. (Кирилл когда-то в шутку произносил это слово – интертрепация.) Подводит ее бранчливая манера общения. В принципе, любая версия имеет право на существование, в любой ситуации можно найти что-то парадоксальное, – обиделась за Кирилла Жанна. – Хотя, конечно, вариант Инны может быть – но только отчасти, – и не лишен оснований. Помнится, в студенчестве ей случалось давать точные и совершенно верные характеристики женихам однокурсниц. Только нельзя рисовать локальными красками любовь, ревность, ненависть. Это может привести к разрушению изображаемой личности, хотя она «пишет» не характеры, а тему.

Свои-то промашки вслух не станешь озвучивать. Они душу царапают. Хочешь-не хочешь, а свои поступки все-таки слегка корректируешь, подправляешь в сторону смягчения, когда их приходится выставлять на суд общественности. Колкая насмешливость по отношению к себе, конечно, присутствует, но в основном внутри себя», – подтрунивает над собой Жанна, уплывая мыслями-ручейками в другое русло.

Лена встрепенулась от сильно заскрипевшего дивана и мысленно вернулась к теме.

«Для меня Тина ясна и не таит в себе никаких сюрпризов: она никогда не играла словами, всегда открыто высказывала свое недовольство или неудовлетворение, боялась мужчин с сильным характером, а вот Кирилл остается загадкой. В университете он часто отдавался захватывающему ритму чужих эмоций и плыл по течению, но каков он в быту я не представляла. Мне он стал не интересен после того, как пришлось пересмотреть свое мнение о нем как о добром приятеле всегда готовом прийти на помощь. А ну ее, эту Инну с ее воспоминаниями. Взбаламутила прошлое, разбередила память», – раздраженно отмахнулась она от своих мыслей, вяло вслушиваясь в тихую воркотню подруг.

А Жанна нетерпеливо перебила Инну, поспешив спросить о главном:

– Тина была замужем?