Тина

– Потом Кирилл опять разразился обидами на жизнь. Он истекал слезами. И в этом уже было совсем что-то бабье…

– Наверное, со стороны эмоциональная свистопляска наших препирательств выглядела так, будто мы буквально глотки друг другу готовы были перегрызть, а я просто ратовала за скорейшее улаживание всех проблем. Я готова была подписаться под любым решением, лишь бы оно служило им обоим на пользу. Я же не ожидала, что эта с моей точки зрения наша пустячная размолвка будет иметь далеко идущие последствия и Тина чуть ли не возненавидит меня, мол, непредусмотрительно было с твоей стороны… И только ее молчаливая покорность судьбе спасла меня от полного краха нашей дружбы.

Потом Кир, собрав черты своего лица в маску какого-то религиозного добросердечия, ответил мне:

«Не серчай. Помилосердствуй! Просто так, из чисто дружеского расположения, ты не можешь помолчать? Раньше с тобой были возможны абсолютно прямые честные разговоры, а теперь ты рада моим страданиям? Приструнить меня решила. Бьешь в самую больную точку? Вершишь надо мной суд? Воображаешь, что на многое глаза мне открыла. Думаешь, от твоих резких слов «новая заря оптимизма» восстанет надо мной? Грозовые тучи руками разводишь? Хочешь оснастить меня новой судьбой? Бизнес предложила. Конечно, «я ищу не вашего, а вас». Героиня. Счастье-то какое привалило! Звучит помпезно. Тебе и сейчас хочется поменять весь мир? Ты до сих пор в душе Жанна д Арк или та, что из «Унесенные ветром»? В восторге от себя? Не взлетай, могу не поймать. Ты веришь, что в конце каждого отрезка судьбы люди должны поднимать свечи надежды? Не спеши радоваться. А исковерканную жизнь куда девать?.. И ведь как ни поверни, выходит, я всюду виноват… Видно горя настоящего в твоей жизни не было. Над погибшей кошкой только и плакала…»

И это он, стервец, говорил мне?!

«С твоей точки зрения я должен заново учиться жить согласно открытым мне тобой истинам? У тебя появилось непреодолимое желание окунуться в структуру моего видения, узнать мою точку зрения? Ты на это особенно нажимаешь? Интуиция тебя подвела. Это не тот случай невероятного везения, который может выпасть человеку раз в жизни и в который он сам сначала с трудом верит и потому часто теряет. Я свое счастье давно упустил. И ни слова больше… Ненавижу стилизованные чувства. Да, я вру легко и вдохновенно. Пойми, когда пьян, я не стесняюсь своей людской породы, весьма далекой от совершенства и всяческих приличий. Я не уважаю себя, но и не презираю, потому что бываю в эти моменты печален, но по-своему счастлив. Так вот, дорогая».

Я заговорила на повышенных тонах, а Кир разозлился:

«Ну вот, опять двадцать пять! Снова занесло на торную дорожку нотаций? Ты помешана на благопристойности. С каких это пор? Ах, этот твой тревожно-волнующий голос!.. На фиг мне твои разглагольствования. Не нуждаюсь в твоих ремарках. Тоже мне, третейский судья!.. Не жду я ничего хорошего от жизни, обработала она меня давно по-своему.

Загубил я свою жизнь во имя своеобразно понятой справедливости, во имя несчастной любви. Моя жизнь – заблуждение, она обеднена, выхолощена до предела, она давно не чувствует и не вбирает звуки неба… Меня никто не любит и это вполне справедливо. И теперь мне не нужна совесть, выносящая приговор, – упорствовал Кир. – С точки зрения Тины, через страдания человек приобретает совершенство. Что же я получил от своих страданий?»

«Тебе так и не пришло осознание ценности и неповторимости человеческой личности. А она, прежде всего, в дееспособности. Работаешь для счастья – оно есть, не работаешь – его нет. Я ничего не жду от жизни, я живу. Тебе не хватило ума понять, что жизнь – это единственное чудо?

– А у меня она не задалась. Я прошел дорогу надежд, разочарований, горечи и краха. Может, я чего-то недоучел… Понимание и осознание приходит тогда, когда должно прийти. Кому рано, кому поздно».

«А кому-то оно вообще не является. Так и сидит где-то в подсознании, застряв там навечно. Плачешься! Никому не удается пройти только вдоль белой полосы. Желчи за жизнь накопил много, а мудрости – нисколько. Одни красивые слова. Так и не образумился, несмотря на благие намерения, а еще пытаешься решать загадки человеческой индивидуальности. Ни вдохновенной пылкости в тебе, ни умной сосредоточенности. Человек серьезных намерений не станет понапрасну расплескивать свой талант. Пустозвон ты бесхребетный! При твоем уме ты – охламон и беспардонный дармоед. Надо бороться. По-другому в этой жизни не получается. Воображаешь, что тебе предстоит убедить меня в обратном?»

«Скора ты на выводы. Тебя не смущает категоричность скороспелых суждений? Твой психологический террор не может служить справедливости. Ради красного словца никого не пощадишь. На фиг мне твои грубые пассажи».

«Зато ты у нас тонкий, одухотворенный, ни к чему не способный лирик, превозносящий свои порочные наклонности. Если у тебя депрессия, стихи учи. Мне помогает. Только не бездействуй!»

«Возложила на себя ответственность за меня и Тину? Все это социалистические глупости – вера в идеального человека. А я потомственный алкоголик, и список моих несчастий можно продолжать бесконечно. Вот и пролил я свет на свою предысторию… Я не готов был стать пасынком, точнее, верным сыном своей родословной. Думал, выучусь, оторвусь от своей семьи, как сыр в масле буду кататься. Катил, катил камень своей судьбы в гору, да так и не втащил на вершину. «Всё проходит, как проходят Азорские острова». Помнишь, в юности мы любили так говорить.

Не хочу больше выворачивать свою душу перед тобой. Не агитируй меня на подвиги, не разрушай мою последнюю цитадель. Не сумел я распорядиться своей жизнью, но другую у Бога не позаимствуешь. Нет у меня особых иллюзий по поводу возможности чем-нибудь помочь себе. Говорю это в здравом уме и полной памяти. Я обречен, все равно осуществится давно предвиденное. Я уже дошел до точки невозврата. Мне некуда себя девать, меня здесь уже ничего не держит. Ничто не может изменить моего подлого ползучего существования. Мне расхотелось жить, незачем идти дальше, там все равно пустота. Поздно, не вписался… Хоть в лепешку разбейся. Это возмездие за мою самоуверенность. Иногда кажется, будто жизнь мне дали, а в главное забыли посвятить. Слишком велик счет, предъявляемый мной к самому себе.(?) Где-то в темных уголках моей души мой собственный голос вполне отчетливо и с каждым разом все громче требует уйти из жизни… (Где-то я нечто подобное уже слышала.)

Ну и так далее все в том же невеселом духе».

Договорил, нахохлился и посмотрел на меня с каким-то последним, горьким отчаянием. Потом злая усмешка исказила его лицо, оно стало совсем старым. От жалости к этому потерявшемуся во времени человеку у меня вновь заныло сердце, мне захотелось встряхнуть его и тем защитить.

«Трудно познавать новое? Знание порождает осторожность, но не бездействие. В жизни надо чаще и глубже нырять в неизвестное, тогда будет интересно. Знаю твое ироничное отношение к умным женщинам, считаешь, что они умничают, лезут в глубокомыслие… Просто я привыкла до конца разрешать любые проблемы, за которые берусь. А тут примитив по первому слою понимания жизни… Ладно, не накручивай себя, не оговаривай, не ищи себе новой вины, не добавляй к той, что на виду».

«Наконец ты взяла нужную ноту», – оживился Кирилл.

«У тебя психология пораженца. Держись, – продолжила я. – Помнишь, на нашем курсе был смешной парнишка: маленький, шустренький, в очках с толстенными линзами. Читал, поднося книги к самым глазам. Так ведь никогда не терял присутствия духа, с юмором относился ко всякого рода проблемам. Активно жил. У него даже много раньше, чем у других ребят появилась девушка. Сумел же встроиться в жизнь! Говорят, что-то там даже изобрел особенное, неожиданное».

Но Кир скривился как от зубной боли и опять заныл, мол, не продолжай, я все понял. Давай не будем портить впечатление друг о друге… И поехал по кругу. Тут я снова взвилась:

«Как же я устала от тебя! Ой, прекрати, не пугай, я тебе не Тина. Не жди, что соизволю снизойти до твоей глупости. До сих пор не созрел до идеи взять реванш?»

Я не могла не рассмеяться, вспомнив его фокусы. Рассмеялся – надо отдать ему должное – и он. Не ожидала я от него такой реакции. Странно это как-то прозвучало. Будто мы с ним в театре: он на сцене, а я в зале.

Потом он стоял передо мной как в воду опущенный, весь скукожившийся и размышлял о чем-то, явно не доставлявшем ему удовольствия. Наверное, думал: «Испугалась? Ничего, толика мрачного юмора, тебе, Инка, не повредит».

Я, глупая, расчувствовалась, в какой-то момент, мне даже захотелось попросить у него прощения за резкость, за то, что задирала… Жанна, ты представляешь, сначала он плакался, а потом – я и глазом моргнуть не успела – стал ехидничать над моими словами сочувствия! Я жаждала услышать от него признания в своей ничтожности, а он уклонился от диалога. Переиграл меня.

«По большому счету издеваться и смеяться, опускаясь до пошлости, можно не над всем. Не всего можно касаться. В некоторых случаях должна быть грань, через которую нельзя переступать. Но на каждый роток не накинешь платок. Мы, слушающие, сами поощряем таких… юмористов или скептиков. Прости, Кирилл, за вторжение в твою жизнь. Я редко выбираюсь на сходки. Мне не безразлична твоя судьба. Инна перегибает в своей излишней прямолинейности и эмоциональности. Так и хочется выставить ее из нашей интеллигентной компании, но поскольку я здесь не хозяйка, а гостья, то вынуждена терпеть ее присутствие, – сама с собой рассуждает Жанна. И тут же строго обрывает себя: «Никто меня не заставляет ее слушать».

«Боже мой, до чего же не однозначна эта первая любовь: и любишь, и ненавидишь, и оторвать от себя не можешь, – с грустью, но как-то отстраненно, будто бы не о себе, подумала Жанна. – Конечно, для подобного поведения Кирилла можно было бы придумать много объяснений и оправданий, но что-то ни одно не приходит мне на ум за исключением очевидного: он несчастлив. Парадокс тут в том, что он не любит и не уважает Тину за то, что она ему все прощает. Жена, которая каждый день перед ним, не может быть музой, вдохновительницей. Она должна быть абстрактной. И что накатывает в этой связи?.. А ведь Тина, как и всякая из нас, тоже, наверное, мечтала об особой, деликатной культуре отношений в семье, надеялась купаться в любви и заботе и самой на максимум отдавать… Может, она особо любит Кирилла потому, что он трудно ей достался? Как мне сын… Но из-за такой малости позволять себя унижать?

Как мы по-разному оцениваем один и тот же факт! Помню, Кирилл сказал мне: «Тебе со мной стало скучно? Но на ком-то ты все равно должна остановиться». Я думала, он понял, что должен расти, стремиться для меня быть на высоте, а он, оказывается, был поражен и обижен тем, что я посмела его такого прекрасного оставить, и из самолюбия попытался меня удержать. Характер отвечает за личностное поведение. Душещипательная история! Первая любовь! Все горячо, все воспалено… Раны давно зажили. А казалось, никогда и ничем не унять эту боль… Но я даже не рассматривала этот вариант.

…Будучи слабовольным и не способным жить без сильной поддержки, Кирилл опустился чуть ли не до уровня бомжа. С кем бы он мог почувствовать в себе силу необъятную?.. А каким уверенным выставлял себя тогда, в нашей компании!.. Но видно уже тогда у него была серьезная база для такой линии жизни.

На одной привычке и привязанности далеко не уедешь. Но кого же он тогда любит? Себя? Не велика у него даже эта любовь. Знать туда ему и дорога? Но как ужасно!.. Человек не сумел достойно выйти из ситуации… и что теперь?.. Изгнать из памяти…

Вот чего бы я не хотела, так это встретиться с Кириллом. Мое мнение о нем колеблется между отвращением и симпатией. Не хочется окончательно разочаровываться. Хорошо, что тогда мы не сошлись с ним близко… Но не всегда для него существовал закон: чем проще, тем лучше, была в нем какая-то изюминка. А может, все же взглянуть на него одним глазком, хотя бы для того, чтобы убедиться, что Инка «заливает», а не попытается проникнуть в смысл его существования, не стремится найти «трассирующие пули»-несчастья, сгубившие человека, чтобы чем-то помочь?»

Жанна опять искала оправдания Кириллу. Она хотела сгладить в своей душе впечатление, произведенное рассказом Инны. Ведь в данном случае главное – заставить себя поверить в лучшее, а истинно это или нет – какая разница!.. «Некому поднять опавшие паруса жизни. Даже ветер надежды не шевелит их…» Какие прекрасные слова он раньше произносил! «Любящие должны не друг на друга смотреть, а в одну сторону». «Ты не можешь заменить мне мир, но и мир не может заменить тебя!» Говорить умел, но глубоко не задумывался о смысле своих слов, не вникал, не применял в своей жизни? Видно ни в мыслях, ни в своих заключениях о жизни далеко не заходил.

…Выходит так и провисел на подножке своей жизни… как медаль на груди у Тины. При жене прожил, никогда не чувствовал себя полноценной личностью, предпочел синицу журавлю. Мирился с собственной посредственностью. А раньше считал себя любимцем Фортуны! Не преуспел, сам себе запретил заходить за флажки. Так и не уразумел своего предназначения… Фу! Как мерзко. Просто наизнанку выворачивает от одной мысли о его падении… Да и то сказать: на подвиг достойной жизни способен не каждый. Что старое-то ворошить? Чудо перерождения с ним уже не произойдет. И детей он наплодил таких же никчемных?

А в мозгу-то у него всегда звучали литавры, извещавшие о его великих мечтах. Казалось, они упорно звали его к победам. Так какая же у него основополагающая черта характера? И почему мне запомнился его раздраженный, упрямо-капризный взгляд в тот день, когда мы распрощались навсегда? Хорошо, что я тогда выдержала, не стала его жалеть, успокаивать, не пошла на попятный. Он был груб со мной, его поведение граничило с насилием. Моему терпению пришел конец… И это стоило ему потери моей любви. Он был красивым? Взгляд приковывали особенности поведения, и лица его я уже не замечала.

А Тина? Представляю: его требования превышали пределы разумного… Она считала счастливыми те дни, когда муж не пил, не орал, не оскорблял. Такова была ее жизнь? И никакой отдушины, и ничего взамен?.. А ведь каждого можно за что-то поблагодарить. Это путь к гармонии, – привычно изживая боль в душе, печально думала Жанна. – Остается прикрыться шуткой юмориста Семена Альтова: «Она его ни о чем не просила. Он ей ни в чем не отказывал» Внешняя обертка, обормление юмора от поколения к поколению меняется, а суть его остается прежней».

– И что, помогли твои угрозы Кириллу? – спросила она Инну, очнувшись от воспоминаний.

– Куда там! Не сложил оружие передо мной старый закоренелый алкаш. Уперся в мою физиономию поблекшими презрительными глазками и ахинею понес с перекошенным от злости лицом. Потерял самообладание, прямо-таки зашелся в крике, борясь с постыдным желанием ударить меня. Мол, был бы у меня ключ от квартиры, неужели я бы стал торчать здесь и выслушивать твои бредни о позорных результатах моей жизни, о том, что здорово влип? Мол, маленькая, а такая беспощадная… напалмом сжигаешь. Забыл Кирка, что я не Тинка, чтобы слюни ему утирать. Конечно, не зная за собой вины, я обиделась.

Потом Кирилл опять старую бодягу тянуть принялся. Говорил медленно, словно каждое слово давалось ему с большим трудом. Развернул передо мной свой очередной «походный алтарь» жалобщика на судьбоносные превратности его несчастной жизни. Видно, у него их в загашнике на все случаи жизни хватало, и он их под любого слушателя подстраивал. И опять он не говорил о страданиях, которые выносила его жена за годы их совместной жизни, только себя любимого жалел, а остальных грязью поливал… Ни породы в нем, ни благородства, ни элементарной порядочности…

Я не вникала в Киркины «слюни» и «сопли». Вернее от злости не слышала, только видела неутомимое в своей ненависти лицо, немо жующие вислые губы и ощущала, как совершенно непроизвольно по моему лицу струилось непередаваемое выражение «ласково-восхитительной нежности». Начала ехидничать, «крестить» его и к месту, и не к месту, с неожиданной мстительностью в голосе. Жестокость зазвучала в моем голосе. Разошлась, спасу нет. Словно решила поквитаться с ним за все плохое, что сделал он моей подруге. «Ты – говорю, – е– гад, ушиблен на всю голову! Тут я, правда, запнулась, почувствовав, что с языка сорвалось совсем уж неподходящее для женщины слово, но все же продолжила его чихвостить. Мол, твоей жизнью управляют абсурд и нелепица. В ней ничего нельзя до конца объяснить. Ты – главный персонаж кошмаров жены. Твое место в психушке. Ну и все такое… А он мне: «Два психа под одной крышей – не слишком ли много?»

Представляешь, Жанна, самопожертвование и верность считал отклонением от нормы! Дебил.

А я ему: «Скажи как на духу, ты любил когда-либо Тину? Нет, конечно. Ты молчишь, потому что тебе нечего возразить.

А он мне с нескрываемой холодностью: «Любовь, добро – ложные идолы!»

«И кто ты после этого, и как прикажешь тебя понимать? Ты расчетливо смешивал Тину с грязью и принижал, а сам, по всей видимости, даже не совсем ясно представлял сокровища ее души. Что ты мог выжать из своей, черствой? Как ты посмел на ней жениться? «Я-таки докажу, что умнее ее!» Да? Доказал? И назвать твою карьеру блистательной ни у кого не повернется язык. Ты довольно скоро и с успехом похоронил в вине свою заинтересованность наукой. Она стала для тебя непозволительной роскошью. Куда пропала твоя энергия ненасытного самоутверждения, которая, как ты считал, сгубила тебя? То были одни пустые эмоции. Тебя раздирали противоречия. Ты мучился от своей неуверенности или от самовлюбленности? Не раскаиваешься?» – орала я, не в силах больше сдерживаться.

А Жанна слушала Инну и молча вздыхала:

«Что она пристала к Кириллу с наукой? Есть люди, не отмеченные Богом. Они работают, воспитывают детей, чем-то увлекаются. Их жизнь не пошлая, а настоящая, достойная. В ней заключена цикличность процесса жизни на земле. А любой талант элитарен. Это всегда что-то новое, что диктует Господь через человека. Он показывает, как надо жить, куда двигаться? Человек за талант платит Богу бескомпромиссностью. Вспомни социальные смерти многих из них… Эффект присутствия личности, понимание таланта притягивает к нему! Но не всем он оказывается по плечу. Его могут перехватить темные силы».

«Любое творение Природы прекрасно, а деяние рук человеческих может быть и уродливым… Сначала люди были полностью орудием Бога, потом произошел разрыв связей с Ним. Но мы всегда будем искать те нити, ту разорванность сознания… Нас всегда будет волновать вопросы: «Кто мы?», «Что там… за гранью?» И мы всегда будем стремиться в места, которые счастливо миновали присутствие человека», – пробубнила она себе под нос.

А Инна продолжала возмущаться:

– Получил он от меня выволочку по первому разряду. Я кричала от бессилия, от обиды на свою неспособность помочь им обоим. В голове я желала Киру такого, что боялась додумать свои мысли до конца. Озвучу самую простую: «На месте Тины я надела бы на Кирку корону из рогов. Но она же святая! Живет тихо, замкнуто, даже в гости к подругам не ходит, отговариваясь тем, что не любит больших компаний. На самом деле стыдится, что станут расспрашивать, а похвалиться-то нечем.

– Святые жены не интересны мужьям, не ценят они их, – усмехнулась Жанна.