О любви. Драматургия, проза, воспоминания

Багров. Обязаны. Это ваш муж не Господь Бог. А я как раз Господь Бог. Для вас. Если уж вы архитектор.

Нина. Владимир Сергеич, вы старше меня…

Багров. Знаю, знаю…

Нина. Неужто же вы не привыкли к объективным причинам?

Багров. Я привык к тому, что один рождает мысль, а другой ее хоронит. Это разделение труда удивительно мне опостылело.

Нина. Мужа так же хватают за руки, как и вас.

Багров. Послушайте, вы ведь знаете, сколько у меня было объемов. Если бы их сосредоточили в кулак, в городе бы уже появились ансамбли. Вы что ж, не понимаете, что на этих расстояниях они не работают?

Нина. Муж объяснил – мешает деревня.

Багров. Ни черта она вам не мешает, вы еще одну возвести готовы. Нужны длинные дома, моя красавица, длинные, а когда ставят две секции торцом на север и юг – вот вам и деревня.

Нина. Не понимаю, при чем тут я.

Багров. Выньте сигарету изо рта, когда со мной разговариваете. Если вы ни при чем, зачем я трачу на вас порох?

Нина. Разрядиться хочется, очевидно. Коли вы проектируете город, проектировали бы и дома. Зачем вы отдали это дело малявинской конторе?

Багров (хмуро). Сдуру. Холодные сапожники, тут вы правы. Да меня и не спрашивали.

Нина. Вы были в Алжире.

Багров. Согласен, идиотская практика.

Нина. Говорили с вашим заместителем. Он не возражал.

Багров. Мой заместитель все равно что дама в критическом возрасте – к сопротивлению не способен.

Нина. Должно быть, за это его и держите.

Багров. Слушайте, местная достопримечательность, вы прикусили бы язычок.

Нина. Видите, в отдаленности от столицы есть свои преимущества.

Багров. Любопытно – какие?

Нина. А независимости чуть больше.

Багров (поморщившись, махнул рукой). Полет шмеля. Ваша третья иллюзия, между прочим.

Нина. Почему – третья?

Багров. Первая была, когда вообразили себя архитектором, вторая – когда выходили замуж.

Нина (резко). Жаль, что вы здесь – гость.

Багров. Приезжайте в Москву, там я – хозяин. Кстати, когда собираетесь?

Нина. К лету.

Багров. Не забудьте прорезаться.

Нина. В Москве вы вежливей?

Багров. Само обаяние. Звоните смело.

Появляется Пирогов.

Нашли своего Алешу Поповича?

Пирогов. А он действительно богатырь. Все в порядке, Владимир Сергеич. Каныгин вас отвезет.

Багров. Отлично. Прошу вас помнить, Анатолий Данилыч, мы прощаемся ненадолго. (Идет.)

Пирогов (вслед, негромко). Скатертью дорога. (Засмеялся.) Кстати, она далеко не скатерть.

Нина. Все-таки маленькое удовлетворение?

Пирогов (почувствовал ее интонацию, оглядел ее). Что-то он и не посмотрел в твою сторону. (Уходит.)

Холодные сумерки. Станционный буфет. За столиком – Багров. За дверью нестройный гул. Слышен голос: «Вольно!» К столику подходит Татьяна, она несет бутылку пива с надетым на нее стаканом.

Татьяна. Не потревожу?

Багров. Ни в коем разе.

Татьяна садится, наливает себе пива.

Простились?

Татьяна. С кем?

Багров. Там ребят провожали. В Вооруженных силах служить.

Татьяна. Все отменилось в последний миг. Завтра.

Багров. Судьба отсрочку дает?

Татьяна. Гуляли ребятки всю ночь преждевременно.

Багров. Это не драма. Повторить можно.

Татьяна. Повторять только урок хорошо.

Багров. Полагаете?

Татьяна. В жизни повторно все хуже бывает – что петь, что пить, что слезы лить.

Зашипела радиоточка.

Первый голос. Итак, Павел Аркадьевич, суммируя все сказанное…

Второй голос. Суммируя, я мог бы сказать, что у наших вирусологов есть достаточные основания для оптимистического взгляда на будущее. Болезнь, являющаяся бичом человечества, безусловно, будет побеждена.

Татьяна. Спасибо.

Первый голос. Спасибо, Павел Аркадьевич.

Багров. Подает надежду.

Татьяна. Куда ж без нее? (Отхлебнув.) Господи, сколько всего живем-то,– хоть бы уж не болеть эти годы…

Багров. Чего захотели…

Татьяна. Не так уж жирно.

Голос по радио. Восемнадцать часов восемь минут. Передаем популярную музыку.

Татьяна. Чем у нас «Маячок» хорош – поговорит, а потом сыграет.

Багров (кивнул). Радио гениально придумано. Один поворот – и ты его выключил.

Татьяна (помедлив). Вот ведь странно… Где я вас видела?

Багров. Нигде. Я не местный.

Татьяна. Местных я знаю. А все ж таки…

Багров. И я вас видел.

Татьяна. Должно быть, в прекрасном сне.

Багров. Должно быть.

Татьяна. Или на привокзальной площади. Я там вишу. На Почетной доске. Ничего – девушка. Симпатулечка. Правда, карточке уже семь лет.

Багров. Не важно.

Татьяна. И я такого же мнения.

Багров. Веселая вы женщина…

Татьяна. Я? Веселая…

Багров. Кого провожали?

Татьяна. Никого: всех сразу.

Багров. То-то она на вас написана.

Татьяна. Кто еще?

Багров. Всемирная скорбь.

Татьяна. Какой… глазастый.

Багров. Да не слепой.

Татьяна. Ну и что?

Багров. Ну и вот.

Татьяна. Нашел Богоматерь. Командированный?

Багров. Само собой.

Татьяна. К нам, на Унмаш?

Багров. Это что за зверь?

Татьяна. Чему вас учили? Это – Унгурский машиностроительный.

Багров. Прошу прощения.

Татьяна. Что с вас взять…

Багров. Нет, родная, я – не в Унгур.

Татьяна. Тогда почему вы, родной,– в Унгуре?

Багров. Фортуна ко мне повернулась тазом. Была нелетная, я спешил. Нашелся один паренек из фольклора, взялся к экспрессу подбросить. (Развел руками.) Рискнул.

Татьяна. Откуда – парень?

Багров. Былинный герой. Уверяли, что Алеша Попович. Я поверил. А он опоздал.

Татьяна. Худо дело.

Багров. Куда уж хуже. Все знаю, милая. Ждать до утра.

Татьяна. Так вы – москвич?

Багров. Москвич, москвич.

Пауза.

Татьяна. Нетерпеливый…

Багров (усмехнулся). Вынь да положь.

Татьяна. Надо было дождаться погоды.

Багров. Надо было, да надоело. Один убогий на нервы действовал.

Татьяна. Чем же убогий?

Багров. А шут его знает. Обиженный. Встречали таких? Глаза обиженные. Губы обиженные. Голос дрожит. Вот-вот расплачется.

Татьяна. Может, вы его обижали?

Багров. Такого и не хочешь – обидишь. А в общем, если правду сказать, я был рад, что погода нелетная.

Татьяна. Вот и радуйтесь в нашем буфете.

Багров. Очень часто летать приходится, а между тем я летать ненавижу. Говорят, тут дело в среднем ухе. Очевидно, у меня оно среднее.

Татьяна. Чудно!

Багров. Что именно?

Татьяна. У всякого свое. Я б полетала, а на месте сижу. Вы не любите, а летаете.

Багров. Знаете, устаешь торопиться.

Татьяна (помолчав). Где же вы ночевать-то будете?

Багров. Это проблема?

Татьяна. Еще бы нет. В Доме приезжих всегда полно, а у колхозников ремонтируют.

Багров. Я к вашему начальству толкнусь.

Татьяна. Поздно уж, никого не найдете.

Багров. Ну и что?

Татьяна. Ну и вот.

Багров. Только без паники. Безвыходных положений нет.

Татьяна. Что-то у вас глаза блестят. Не простыли?

Багров. Возможно. Но меры приняты. (Показал глазами на рюмку.) Пойдемте на площадь.

Татьяна. А что там делать?

Багров. Хочу еще раз на вас взглянуть.

Татьяна. На фотографии? Вот еще невидаль. Да и в натуре я лучше. Хоть старше.

Багров. Лучше, лучше, о чем тут речь.

Татьяна. Или анкетку прочесть хотите? Так я могу без прогулок сказать. Зовут Татьяной, фамилия – Шульга. На Унмаше – мастер модельного цеха.

Багров. Очень приятно.

Татьяна. А мне неприятно.

Багров вопросительно на нее смотрит.

То, что вы себя не назвали. Все вы такие в Москве?

Багров. Не все. Я один такой невоспитанный. Багров.

Татьяна. И фамилия ваша знакома.

Багров. Владимир Сергеевич. Теперь – всё?

Татьяна. Всё, всё. Успокойтесь, пожалуйста. Мне ваши данные без надобности.

Багров. Вот и чудесно. Пошли?

Татьяна. Куда?

Багров. Посмотрим на ваш Унгур-городок. Раз уж меня судьба закинула, глупо в этом буфете сидеть.

Татьяна. Все ж таки выпейте на дорожку. Не нравятся мне ваши глаза. Да запахнитесь вы поплотней. Шарф аккуратней повяжите. (Помогает ему.) И шапку нахлобучьте – не Крым. Разболеетесь – что с вами делать?

Багров. Не разболеюсь. Мне нельзя. Государству и «Аэрофлоту» я нужен здоровый и транспортабельный. (Вздохнув.) Скоро лететь, пропади оно пропадом. «Граждане пассажиры, пристегните ремни».

Слышно, как бьют часы. Затем доносятся невнятные радиоголоса. Потом они звучат все отчетливее. Опрятная комната. В углу старинные громадные часы. Багров за столом – не спеша ест. Татьяна хозяйничает, искоса за ним наблюдая.

Первый радиоголос. Каковы же наши шансы в предстоящих поединках?

Второй радиоголос. Ну… по старой спортивной привычке я воздерживаюсь от предсказаний, но все же вряд ли стоило б ехать, если б я не рассчитывал на медаль.

Первый радиоголос. Благодарю, Николай Васильевич. Желаем успеха.

Второй радиоголос. Будем стараться.

Татьяна. Вот оно как – побьет человека, а ему за это еще и медаль.

Багров. На битых медалей не напасешься.

Татьяна. Битому наград не положено. Эту науку я проходила.

Голос по радио. Двадцать часов шесть минут. Передаем популярную музыку.

Татьяна. Убегала – забыла выключить. (Выключает.)

Но теперь музыка звучит из‑за стены. Музыка, шум голосов и смех.

Багров. Видимо, от нее не спрячешься.

Татьяна. Лезет веселье из всех углов.

Багров (огляделся, с удовольствием). Уютно.

Татьяна. Уютнее, чем на станции.

Багров. Безотносительно – хорошо. Часы у вас – чудо. Бьют как колокол.

Татьяна. Им, наверно, в обед сто лет. Мать рассказывала, у деда один раз денежки завелись. Он и купил.

Багров. Правильно сделал. Время должно уходить торжественно. С боем.

Татьяна. Как холода надоели. Не потеплеет до Благовещенья. Да ешьте вы, ешьте, ради Христа.

Багров. Спасибо.

Татьяна. В Москве таких щей не дадут. Щи должны быть, чтоб ложка стояла.

Багров. Правда вкусно. Просто я сыт.

Татьяна (озабоченно). На самом деле заболеваете?

Багров. Наоборот, уже перемогся. Я ж сказал – хворать мне сейчас нельзя.

Татьяна. Хворь-то не спрашивает, когда можно.

Багров. Ошибаетесь. Надо ей приказать, и она отступит.

Татьяна. Уж будто?

Багров. Но, конечно, надо уметь приказать.

Татьяна (коснулась ладонью его лба). Дело нехитрое, я так думаю. На начальников быстро учат.

Багров. Вот бы мне вас раскусить да понять, что в вас намешано, моя милая.

Татьяна. Всего понемножку. И мускус и уксус.

Багров. Хорошо, коли так.

Татьяна. Мне иначе нельзя. Я ведь женщина-одиночка. Будешь сладкая – расклюют. Будешь кислая – расплюют.

Багров. В этом, пожалуй, есть резон.

Татьяна (у подоконника). Вот беда-то… картошка померзла.

Багров. Шут с ней, оттает…

Татьяна. Вкус будет не тот…

Багров. Хватит хозяйничать. Присядьте.

Татьяна (усмехнувшись). Теперь мне приказывает. Я – не болезнь.

Багров. Там будет видно, кто вы есть.

Татьяна. Ну, села. Что скажете?

Багров (не сразу). Хорошо. (На миг прикрыл глаза.) Вроде мне никуда не надо.

Грохот пляски. Чьи-то каблуки лихо стучат об пол.

На совесть трудятся.

Татьяна. Это – надолго.

Багров. Танец маленьких лебедей?

Татьяна. Свадьбу играют.

Багров. Серьезное дело. Вы, часом, не званы?

Татьяна. Вам-то что?

Багров. Вдруг вы из‑за меня не идете.

Татьяна. Не казнитесь. Не собиралась.

Багров. Значит, с соседями не дружны?

Татьяна (резко). Будет вам! Мало своих забот?

Багров. Прошу прощения.

Татьяна. Я чаю согрею. (Пауза.) Что ли вы любопытный?

Багров. Нет.

Татьяна. За что же мне такое внимание? Очень, наверно, вам приглянулась?

Багров. Наверно.

Татьяна. Слово-то не воробей.

Багров. Я от слова не отрекаюсь.

Татьяна. Он сказал, а я теперь думай. Шутка это или намек?

Стук.

Кто там еще?

Клавдия (входя). Впускаешь, Шульга?

Вслед за ней входит Алла Глебовна – тоненькая, лет под тридцать. Клавдия старше ее лет на пять – плотная, шумная.

Татьяна. Сама себя впустила. Привет.

Клавдия. Аллочку я в подъезде поймала. На свадьбу спешит.

Алла (смущенно). При чем тут спешка… Не в театр и не на концерт… Все-таки моя ученица. Уже два раза напоминала…

Татьяна. Словно винишься передо мной.

Клавдия. Я и сказала – не опоздаешь. Вали к Татьяне. Гость у нее.

Татьяна. Ну ты чекистка. Все уже вызнала.

Клавдия. Слухом земля пользуется, говорят. (Багрову.) Здравствуйте. Меня зовут Клавдия.

Багров. А меня – Владимир Сергеич.

Клавдия. Запомним. Это вот Алла Глебовна. Учительница наших детей.

Багров (прищурясь). Русский язык и литература?

Алла (потрясенно). Все правильно.

Багров (Клавдии). А вы чему учите?

Клавдия. Я бы сказала, да стыд не велит.

Татьяна. На ночь-то не пугай человека. Она у нас – медицинский работник. Раздевайтесь.

Алла. Я на минутку…

Татьяна. Слышала. Выпьешь с нами чайку.

Алла. Бога ради, ты не волнуйся.

Татьяна. Какое еще волненье. Садись. Чего другого не предлагаю. (Кивок в сторону стены.) Там угостят.

Клавдия (Багрову). Вы не охотник?

Багров. Разве похож?

Клавдия. А разве нет? Где нашу Танечку подстрелили?

Багров. Какой я охотник? Годы не те.

Клавдия. Не скажите. Вы интересный мужчина. Очень даже оригинальный.

Багров. Спасибо на добром слове. Нет. Я не стрелок.

Клавдия. А кто же вы будете?

Багров. Просто транзитный пассажир. Да к тому же еще неудачник.

Клавдия. Что так?

Багров. На поезд свой опоздал. Тут меня ваша подруга и встретила.

Клавдия. Где ж – неудачник? Вам повезло.

Татьяна. Что-то ты больно разговорилась.

Клавдия. Да и ты ведь, Шульга, везуча. Надо же, как у тебя сошлось. Я на станции хоть поселись – мне такого фарту не будет.

Татьяна. Тебе про нас-то кто насвистел?

Клавдия. Шурка-скрипачка вас углядела. Иду сюда, а она уж тут… С Юрочкой Каплиным и с Безуглым. Вот тоже – девка страшней войны, а сразу двоих захомутала.

Татьяна. Она хоть и страшненькая, а с перчиком.

Клавдия. Мало ли что, и я – не изюм. Нет уж, кому какое счастье.

Из-за стены доносится пение.

Рано что-то хором запели.

Алла (Багрову). Почему вы были убеждены, что я веду литературу?

Багров. Сам не знаю. Так показалось.

Алла. Должно быть, книжницу сразу видно.

Багров. Вы здешняя?

Клавдия. Она нездешняя. Она у нас не от мира сего.

Алла. Ну нет, теперь я уже унгурка. Три года работала в сельской школе, а после перевели сюда.

Багров. А где вы родились?

Алла. В Ленинграде. Но это было очень давно.

Клавдия. Надо же, как ваше лицо мне знакомо. Ей-богу, я вас по телику видела. Вы не артист?

Багров. Еще какой. Моя фамилия Банионис.

Клавдия. Бессовестный, больше вы никто. Не хотите серьезного разговора.

Багров. Зачем он вам, в вечерний-то час?

Клавдия. Ладно уж, знаю я вашего брата.

Багров. И я знаю вашу медсестру.

Клавдия. Ничего вы про нас не знаете.

Багров. Бабы вы аховые. Для вас святого нет.

Клавдия. Ваше святое нам слишком известно. А на Баниониса я молюсь.

Татьяна. Слышь, медсестра,– погляди внимательно. Здоровый он у меня ай нет?

Клавдия. А где ему, бедняжке, неможется?

Татьяна. Не знаю, только не ест ничего.

Багров. Я здоров. И духом и телом.

Клавдия. Она за вас болеет, понимать надо. Дайте-ка вашу руку. Горячая. Пульс отчего-то лихорадочный. Впрочем, смертельной угрозы нет.

Татьяна. Тебя дело спрашивают.

Клавдия. А я – по делу. Если позволишь ему – будет жив.

Багров. Так обойдемся без профилактики?

Клавдия. Миленький, я бы вас уколола. Только вот не смекну – куда.

Багров. И не пробуйте – ничего не выйдет. На мне местечка мягкого нет.

Алла. А вы – в Москву?

Багров. В Москву.

Алла. Домой?

Багров кивает.

Вот, верно, рады…

Багров. Как вам сказать…

Татьяна. Он у нас – человек кочевой. Только приедет – и сразу лететь.

Клавдия. Нет, вы на нее поглядите. Уж всю его биографию знает.

Алла. Куда ж вы опять?

Багров. В город Бамако. Есть такая страна – Мали.

Клавдия. Это чего же вы в ней забыли?

Багров. Я бы и сам хотел понять.

Алла. Владимир Сергеевич, вы часто бываете за пределами нашей родины?

Багров. Достаточно часто.

Алла. В туристских поездках?

Багров. Больше – в командировках. А что?

Алла. Как жаль, что вы уезжаете завтра. Рассказали б моим ребятам…

Клавдия. Ну, так отложит отъезд – делов-то… С твоими двоечниками да не встретиться…

Алла. Ах, ну тебя, ты не поймешь.

Татьяна (у окна). Какая ночь студеная будет.

Багров (Алле). Своих у вас нет?

Клавдия. То-то, что нет. Сидит и смолит с утра до ночи. Вся в табаке – и сама и комната.

Алла. Может быть, это и смешно, но все-таки за двенадцать лет я ни разу еще дверь в класс не открыла автоматически. Открываешь и думаешь: начинается жизнь. Все остальное – предисловие.

Багров. Завидую вашим ученикам.

Клавдия. Ей жесткости не хватает. С этой шайкой иначе нельзя. А она на них смотрит, как вы – на Таню.

Татьяна. Ох, чудачка ты беспросветная…

Клавдия. Мой-то распрекрасный сыночек тоже ее ученичок. Такой атаман, что стон стоит. Товарищи плачут, соседи плачут, а пуще всех плачет по нем колония.

Багров. Сын – взрослый?

Клавдия. Кто их теперь разберет. Тринадцать стукнуло, значит, взрослый.

Алла. Мальчик трудный, но волевой. Надо понять – он себя ищет.

Клавдия. Вот беда будет, коли найдет. Весь в отца, такое же золото. С мужем четырнадцать лет протрубили, а на пятнадцатый он говорит: давай, Кланя, врозь поживем. Что скажете, ничего себе шуточки?

Багров. Повеселили. Где ж он теперь?

Клавдия. Ищет себя… в южных краях. Там их много, таких лимонадников.

Татьяна. Ладно, подруга, не заводись.

Клавдия. Да уж кончился весь завод. Как ни крути, одно выходит: родилась по ошибке, родила по глупости.

Алла. Так даже в шутку нельзя говорить.

Клавдия. А вдруг – не шучу? (Смеется.) Шучу, не бойся. Хоть бы посоветовал кто – завлечь, что ли, доктора Льва Семеныча?

Татьяна. Давно пора.

Клавдия. Специалист отличный, только крохотный, как лилипутик. Уж не знаю, как с ним миловаться. Пропадет без вести, что делать-то буду?

Татьяна (Багрову). О чем задумались?

Багров. А ни о чем… «В столицах – шум, гремят витии…»

Алла. Правда, вот так привяжется строчка, и все ее твердишь и твердишь? Есть поразительные стихи погибшего на войне поэта. Он обращался к своей невесте, просто нет дня, чтоб я их не вспомнила: «Перебори душевный холод, полгода замуж не спеши, а я останусь вечно молод, там, в тайниках твоей души». Правда, удивительно сказано? Только представьте – годы идут, и женщина старится, и новый муж, и дети уже давно выросли. А тот, что ушел,– он все такой же. Молодой и неповторимый.

Клавдия взглянула на Татьяну, незаметно толкнула Аллу.

(Резко обрывает себя.) Знаете, что могут выкинуть дети, совершенно невозможно предвидеть. В лагере мальчики заворачивались в простыни и шли на второй этаж пугать девчонок. Я объясняю им, что от испуга бывают шоки, смертельные случаи. Хохочут! «Да нет, они бы не умерли. Мы постучали им по батарее, что идем их пугать». Непостижимо.