Смерть Сталина

Но Сталин ему грубо:

– Вы со мной должны ходить.

Но ведь невероятно, чтобы тот ходил за ним в туалет. Значит, Сталин даже в туалет уже боялся зайти без охраны…»

Официальных заседаний бюро президиума ЦК Сталин не проводил. Когда он ближе к вечеру приезжал с дачи в Кремль, то приглашал всех в кинозал. Они смотрели один-два фильма, а попутно что-то обсуждали.

«После кино Сталин, – писал Хрущев, – как правило, объявлял, что надо идти покушать. В два или в три часа ночи, все равно, у Сталина всегда это называлось обедом. Садились в машины и ехали к нему на ближнюю дачу. Там продолжалось «заседание», если так можно сказать…»

В машину со Сталиным обычно садились Берия и Маленков. Хрущев ехал вместе с Булганиным. Кавалькада вдруг меняла привычный маршрут и уходила куда-то в сторону. Радиосвязи между машинами не было, и Хрущев с Булганиным недоумевали.

Хрущев спрашивал потом тех, кто садился со Сталиным:

– Чего вы петляли по переулкам?

Они отвечали:

– Ты нас не спрашивай. Не мы определяли маршрут. Сталин сам называл улицы. Он, видимо, имел при себе план Москвы и намечал маршрут, и когда выезжали, то говорил: повернуть туда, повернуть сюда, ехать так-то, выехать туда-то… Он даже охране заранее не говорил, каким поедет маршрутом, и всякий раз его менял…

«Потом, – вспоминал Хрущев, – мы злословили между собой, когда приезжали на ближнюю дачу, что там в дверях и воротах усиливаются запоры. Появлялись всякие новые задвижки, затем чуть ли не сборноразборные баррикады. Ну кто же может к Сталину зайти на дачу, когда там два забора, а между ними собаки бегают, проведена электрическая сигнализация и имеются прочие средства охраны?..»

Одиночества вождь не переносил, поэтому коротал вечера в компании членов президиума ЦК. Но и им не очень доверял.

«Он делал так, – вспоминал Анастас Микоян, – поставит новую бутылку и говорит мне или Берии:

– Вы, как кавказцы, разбираетесь в винах больше других. Попробуйте, стоит ли пить это вино?

Я всегда говорил, хорошее вино или плохое, – нарочно пил до конца. Берия тоже. Каждое новое вино проверялось таким образом. Я думал: почему он это делает? Ведь самое лучшее – ему самому попробовать вино и судить, хорошее оно или плохое. Потом мне показалось, и другие подтвердили, что таким образом он охранял себя от возможности отравления: ведь винное дело было подчинено мне, а бутылки присылал Берия, получая из Грузии. Вот на нас он и проверял».

Официантки ставили закуски на один стол, а разнообразные супы – на другой. Каждый выбирал себе, что хотел. Во время обеда обсуждались политические вопросы.

Поздний обед превращался в тяжелую пьянку.

«Сталин заставлял нас пить много, – писал Миякон, – видимо, для того, чтобы наши языки развязались, чтобы не могли мы контролировать, о чем надо говорить, о чем не надо…

Бывало, часа два посидим, и уже хочется разойтись. Но он заводил беседу, задавал вопросы на деловые темы. Обычно все проходило нормально, но иногда он, не сдерживая себя, горячился, грубил, нападал на тех или других товарищей».

Может, ему нравилось видеть своих соратников пьяненькими и жалкими. А может, он верил в то, что пьяный человек обязательно выболтает свои потаенные мысли.

Однажды Анастас Микоян, вынужденный выпить коньяка, вышел в соседнюю комнату, прилег и поспал. Он вернулся в столовую бодрый и свежий. Когда его хитрость раскрылась, Сталин зло произнес:

– Ты что? Хочешь быть всех умнее? Можешь потом сильно пожалеть.

Вождь не терпел, когда кто-то пытался остаться трезвым. Еще до войны, в январе 1941 года, после очередного заседания политбюро он, будучи в хорошем настроении, пригласил всех на кремлевскую квартиру и устроил ужин.

«Сидели у т. Сталина часов до семи утра, – вспоминал нарком тяжелого машиностроения Вячеслав Александрович Малышев. – Пели песни, разговаривали. Тов. Сталин много рассказывал о своей жизни и в частности провозгласил тост «за стариков, охотно передающих власть молодым, и за молодых, охотно принимающих власть».

Я старался пить вина поменьше, т. Сталин заметил мой «маневр» и говорит:

– Э-э… машиностроители малолитражками пьют! Не годится!

Взял два рога, подошел ко мне, налил в рога вина и предложил с ним выпить. Выпили. От такой «порции» у меня все кругом пошло. А т. Сталин смеется и говорит:

– Он хитрый парень, хитрый!

Сталин и раньше любил хорошо поесть, но теперь он проявлял такую прожорливость, словно боялся, что ему не достанется любимое блюдо…»

Он любил дунайскую сельдь, копченого рыбца, цесарок, уток, отварных перепелов, цыплят, с удовольствием ел тонкие ребра барашка, приготовленные на вертеле… Стол ломился от снеди.

Бывший генеральный секретарь ЦК Компартии Венгрии Матьяш Ракоши, который после отставки много лет жил в Советском Союзе, вспоминал:

«Каждый обслуживал себя сам, в том числе и Сталин, который с любопытством приподнимал крышки блюд и обращал мое внимание на то или иное кушанье.

По вечерам Сталин даже выпивал. Я нередко наблюдал, как из длинной, не подходящей для шампанского рюмки он мелкими глотками пил красное цимлянское вино или шампанское. Но этот процесс у Сталина был похож на то, как он курил, значительно больше времени тратя на распечатывание папирос «Герцеговина», набивку трубки и на постоянное ее прикуривание, чем на сам процесс курения…

Обстановка на таких ужинах была непринужденной, рассказывались анекдоты, нередко даже сальные, под громкий смех присутствующих…

Когда после трех часов утра Сталин вышел из комнаты, я заметил членам политбюро:

– Сталину уже семьдесят три года, не вредят ли ему подобные ужины, затягивающиеся до поздней ночи?

Товарищи успокоили меня, говоря, что Сталин знает меру. Действительно, Сталин вернулся, но через несколько минут встал, и компания начала расходиться».

В отсутствие иностранных гостей тяжелые застолья заканчивались чем-то непотребным. Перепившиеся члены политбюро швыряли спелые помидоры в потолок и хохотали как сумасшедшие. Первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко, любимец Сталина, рассказывал, как побывал на даче у вождя:

– По ходу застолья отошел что-то положить в тарелку, вернулся и чувствую, что сел в нечто мягкое и скользкое. Обомлел, не шевелюсь. Все уже курят на террасе, а я остался за столом один.

Его позвал Сталин. Пономаренко робко объяснил:

– Я во что-то сел.

Сталин взял его за локоть и поднял. Позвал Берию:

– Лаврентий, иди сюда. Когда ты кончишь свои дурацкие шутки? Зачем подложил Пономаренко торт?

Судя по тому, что Сталин продолжал приглашать Берию к себе на дачу, эти шутки вождя развлекали.

Один из министров с ужасом вспоминал, как однажды в Сочи после доклада Сталин оставил его обедать, а затем пригласил сразиться на бильярде. Тот выиграл три партии подряд. Сталин посмотрел на него тяжелым взором и сказал:

– Правильно мне докладывают, что вы плохо строительством руководите. Все шары катаете!

У министра сердце ушло в пятки, и он стал проигрывать. Тут Сталин и говорит:

– И строительством плохо руководите, и в бильярд играть не умеете…

Тот думал, что его прямо сейчас арестуют. Этот министр, кстати говоря, умер сравнительно молодым.

Иногда шутки вождя носили более безобидный характер.