Сочинения

– Подождите, скоро вы все поймете.

– Что с вами, Генриетта? Ваши слова так двусмысленны… какие-то странные, непонятные намеки…

– Не расспрашивайте меня… Наслаждайтесь вашим блаженством, упивайтесь им; но знайте, что настанет час, когда вы будете принадлежать и мне. О, как я буду неумолима, когда вы упадете к моим ногам! Как я буду радоваться, глядя на ваши страдания!

– Неужели вы полагаете, что я изменю жене с вами?

– Нет.

– Так что же, наконец…

– Вы все узнаете со временем… Теперь я играю с вами как кошка с мышью, и это меня забавляет…

– Ребенок!

Генриетта захохотала.

– Как мало вы меня знаете! – воскликнула она. – Если бы вы могли заглянуть в мою душу, вы бы удивились, – мало того, – ужаснулись!

Между тем, Эмма вошла в комнату, где ее ожидал апостол. Она стояла перед ним, гордо подняв голову, с полным сознанием своего достоинства. От прежней покорной ученицы и кающейся грешницы не осталось и следа. Это была женщина, вполне сознающая всю силу своего могущества.

– Тебе угрожала опасность, – начал апостол, – но ты была мужественна и благоразумна. Ты вовремя предупредила наших киевских друзей, и они обязаны тебе своим спасением. Буди над тобой Божье благословение, дочь моя.

– Ты должен немедленно послать в Киев надежных людей, чтобы разузнать, что там происходит, – повелительным тоном произнесла сектантка.

– Там остался Сергич.

– Этого недостаточно. Нам надо задержать Казимира Ядевского и Анюту Огинскую.

– Об этом я позабочусь.

На минуту в комнате воцарилась глубокая тишина, затем апостол с улыбкой взглянул на свою собеседницу и спросил:

– Ты обвенчалась с графом Солтыком?

– Да.

– И готова предать его?

– Да… только не теперь.

– Почему же?

– Потому что я люблю его… он принадлежит мне. Никто не смеет оспаривать моих прав на него… Он мой муж. Не бойся, я не намерена спасать ему жизнь и не заставлю тебя долго ждать… но я отдам тебе его только тогда, когда сама этого пожелаю.

– Ты останешься с ним здесь, в Окоцине?

– Да.

– Распоряжайся как тебе угодно.

– Благодарю тебя… Дай мне насладиться несколькими часами блаженства… Я предчувствую близкий конец – мы заключим собой вереницу наших жертв… Не избежать нам этой участи!.. Я принесу в жертву Солтыка, затем передам тебе Ядевского, а ты уступи мне Анюту Огинскую. Я желаю наказать собственноручно эту предательницу… Обещай исполнить мою просьбу.

– Даю тебе честное слово, – ответил апостол, – я пошлю в Киев верного человека, который поймает эту птичку и отдаст ее в твое полное распоряжение.

– О, как я буду счастлива! – воскликнула Эмма; губы ее дрожали, глаза метали искры, – она станет моей рабой… я буду топтать ее ногами… я изобрету для нее такие ужасные пытки, что содрогнется сам дьявол.

– Я сделаю все необходимые распоряжения и уеду в Мешково, – сказал в заключение апостол. – Господь с тобою, дитя мое.

Раздался звонок, и Генриетта выбежала из комнаты. Минуту спустя она вернулась и повела графа в столовую, где был накрыт стол на два прибора.

– Эмма сейчас придет, – сказала она и исчезла за тяжелой портьерой. В то же мгновение отворилась другая дверь, и в комнату вошла графиня.

– Я запретила прислуге входить в столовую, – сказала она, – и потому ты будешь служить мне.

– С величайшим удовольствием! – ответил Солтык.

Долго просидели они за столом, весело болтая, как подобает влюбленным, и чуть слышные звуки музыки сопровождали их свадебный пир. Эмма подняла бокал, собираясь произнести тост, но счастливый супруг опередил ее и громко сказал:

– За наше будущее!

Красавица нахмурилась.

– Выпьем лучше за настоящее, – возразила она, – оно принадлежит нам… Бог знает, что ожидает нас впереди.

Они чокнулись и залпом опорожнили бокалы.

– Любишь ли ты меня? – спросила Эмма после минутного молчания.

– Тебе ли это спрашивать!

– Мне так приятно слушать твои уверения в любви.

– Я никогда не любил; ты первая овладела моим гордым сердцем.

– Теперь я пойду и сниму это платье – оно стесняет меня. Потом я пришлю за тобой Генриетту, и мы вместе будем пить чай.

Она позвонила. Мгновенно умолкли звуки музыки, и на пороге появилась Генриетта. В сопровождении покорной служанки графиня прошла в смежную комнату. Вскоре оттуда послышался легкий шорох, сопровождаемый сдержанным смехом. На дворе завывал ветер, мокрый снег хлопьями лепился в окна. Графу послышался за стеной звук поцелуев – это Генриетта целовала ноги своей повелительницы, надевая на них меховые туфли, – целовала со всею страстностью древней языческой жрицы, приносящей жертву Венере.

– Достаточно ли я хороша? – спросила Эмма, любуясь своим отражением в зеркале.

– Ты так прекрасна, что я завидую твоему мужу.

– Почему же не мне?

– Потому что в мире много таких мужчин, как граф, а женщины, подобной тебе, на свете нет. Возбудить любовь в твоем сердце – это то же самое, что оживить мраморную статую.

– Позови сюда графа, скажи, что я жду его.