Сочинения

– Довольно!.. Довольно!.. Я все скажу… Развяжите меня! – кричала злополучная дщерь Авраама.

– Еще пять ударов для окончательного усмирения, – приказал чиновник.

Снова поднялись кнуты, снова заорала еврейка, но вопли ее не тронули никого из присутствующих. Рахиль призналась во всем: в своих сношениях с апостолом секты и с Эммой Малютиной, в убийстве Пиктурно и во многих других, до сих пор нераскрытых преступлениях. Она сообщила, что сектанты имеют убежища в Красном кабачке, в Мешкове и в Окоцине, и прибавила, что Эмма завлекала графа Солтыка с намерением принести его в жертву.

– Куда она его увезла?

– Не могу знать.

– Эй, бабы, принимайтесь за дело!

– Пощадите! Право я не знаю, где граф, в Мешкове или в Окоцине.

Посоветовавшись с патером Глинским, агент прекратил допрос и поспешил возвратиться в Киев, увозя с собою Рахиль.

Между тем, весть об аресте Рахили распространилась по деревне с быстротой молнии, и Юрий стрелой полетел известить об этом Сергича, а тот, не медля, отправился в Окоцин. В замке он застал только апостола, Эмму, Генриетту, Карова и Табича. Остальные сектанты разбежались: кто – в Галицию, кто – в Молдавию.

– Бегите! Скрывайтесь как можно скорее! – еще с порога закричал Сергич.

– Что случилось? – спросил апостол.

– Полиция схватила Рахиль, и она под кнутом выдала всех нас с головой… Часа через два сыщики будут здесь… Спасайтесь, пока еще не поздно.

– Я никого не удерживаю, – с невозмутимым хладнокровием произнес апостол, – сам же останусь тут.

– И мы также! – в один голос вскричали Эмма, Генриетта и Каров.

– Как хотите, – грустно улыбнулся апостол, – быть может, вы мне еще понадобитесь. Ты, Сергич, поезжай в Яссы и стань во главе нашей секты, пока вы не изберете другого апостола.

Да благословит тебя Господь!.. Теперь оставьте меня, я позову вас, когда будет нужно.

Все вышли из комнаты, а Сергич немедленно отправился по дороге на юг. Прошло несколько минут боязливого ожидания, затем апостол позвал к себе Эмму; Генриетта молилась и плакала, стоя на коленях.

Войдя в комнату, графиня Солтык упала к ногам своего учителя и покорно склонила голову.

– Настал всему конец, – начал апостол, – мы побеждены, и нам остается только умереть. Я покажу вам пример.

– Ты покидаешь нас! – воскликнула Эмма.

– Не могу же я живым отдаться в руки врагов наших, врагов Божьих, чтобы окончить жизнь в снежных пустынях Сибири. Я избираю путь истинный, который приведет меня в царство небесное. Смерть моя образумит неверующих, укрепит колеблющихся и воодушевит равнодушных. Это решено. Не старайся меня отговорить. Не сокрушайся обо мне, а пожалей тех, которых я оставляю в этой юдоли греха и скорби.

– Да будет воля твоя, – ответила сектантка, – но я клянусь отомстить за тебя твоим врагам!

– Не говори о мести, дочь моя, – это злобное чувство неугодно Богу. Из любви к ближнему наказывай грешников, оскорбляющих Божие величие и преследующих Его верных рабов. Веди этих глухих, слепых, заблуждающихся по пути к царствию небесному, вырви их души из когтей сатаны.

– Я буду следовать твоей воле до последнего издыхания и исполнять с Божьей помощью возложенную на меня миссию.

– Буди над тобою мое благословение, – продолжал апостол. – Знай, что я надеюсь на твою помощь в этот скорбный для меня час.

– Ты приказываешь мне убить тебя? – в ужасе воскликнула сектантка. – Нет!.. Нет!.. Требуй от меня всего, чего угодно, только не этого!

Кроткая улыбка озарила бледное лицо апостола.

– Жизнь и смерть наша в руках Божьих, – отвечал он, – я требую от тебя беспрекословного повиновения. Исполнишь ли ты то, что я тебе прикажу?

– Исполню.

– Позови сюда оставшихся членов нашей общины.

Эмма вышла из комнаты. Апостол простерся на полу у подножия распятия и начал усердно молиться. Затем, услышав шорох шагов, он встал, подозвал к себе Табича и шепнул несколько слов ему на ухо. Старик содрогнулся и побледнел, но немедленно вышел из комнаты, а апостол в сопровождении своих духовных детей отправился в молельню.

Полчаса спустя Табич вернулся, неся в руках огромный деревянный крест. Положив его на пол, он вынул из мешка молоток и гвозди. Все присутствующие в ужасе следили за этими зловещими приготовлениями.

– Да будет воля Твоя! – набожно произнес апостол, осеняя себя крестным знамением. – Распните меня!

Эмма и Генриетта в слезах бросились к его ногам.

– Мужайтесь, дети мои, не покидайте меня в эту трудную минуту… Во имя Отца и Сына, и Святого Духа, – и он распростерся на кресте. – Эмма, ты вобьешь первый гвоздь в мою правую руку.

Молодая женщина машинально, словно автомат, исполнила это ужасное приказание. Апостол улыбался.

– Теперь ты, Генриетта, – в левую, – прибавил он.

Эта жестокосердная девушка, до сих пор хладнокровно смотревшая на страдания ближнего, неловко ударила молотком, потому что слезы застилали ей глаза, и раздробила сустав добровольного мученика.

– Ты сделала это нечаянно. На все есть Божия воля.

Генриетта собралась с духом и сразу вколотила гвоздь.

– Ты, Каров, пригвоздишь мои ноги. Помоги ему, Эмма.

Графиня придержала ноги страдальца, и укротитель одним ударом всадил в них огромный гвоздь.

– Теперь поднимите крест и поставьте его к стене; я желаю умереть так, как Господь наш Иисус Христос.

Приказание было исполнено. Апостол казался спокойным, только дрожание губ изобличало его страдания. Так прошел час.

– Пора вам удалиться отсюда, мои возлюбленные, – произнес страдалец.

– Я останусь с тобой, пока ты жив, – возразила Эмма.

– На тебя возложены священные обязанности, дочь моя. Беги, пока еще можно скрыться.

Графиня стояла в недоумении и вдруг воскликнула, как бы осененная свыше:

– Господь повелевает мне прекратить твои тяжкие страдания, и я готова ему повиноваться.

– Буди во всем воля Божия, – подтвердил мученик.