Полное собрание сочинений. Том 2. Отрочество. Юность

– «Ну, пожалуйста, в?рно про насъ, а?» сказалъ я, взявъ ее за руку, чтобы обратить на себя ея вниманiе.

– «Ни за что», отв?чала она, освобождая свою руку. Но я вид?лъ, что ей хочется разсказать свой секреть – только надо было не настаивать.

– «Ну, хорошо. Про что это мы говорили?» продолжалъ я, постукивая ногою о кузовъ: «да, какой балъ былъ у бабушки. Вотъ жалко, что васъ не было. Большiе были и танцовали, а съ какой д?вочкой мы тамъ познакомились!» и я сталъ со вс?мъ увлеченiемъ любви, которая, несмотря на вс? треволненiя, еще яркимъ пламенемъ гор?ла въ моей юной душ?, описывать подробности моего съ ней знакомства и ея необыкновенную миловидность, умъ и другiя удивительныя качества, про которыхъ я, сказать по правд?, ничего не могъ знать. Мн? очень не нравилось, что Катинька слушала меня очень равнодушно и даже, кажется, вовсе не слушала. Я и впосл?дствiи зам?чалъ въ себ? н?сколько разъ эту замашку: женщинамъ, которыя мн? нравились, безъ всякой видимой ц?ли разсказывать про мою любовь къ другимъ. Это бывало всегда моимъ любимымъ разговоромъ, и я до сихъ поръ не знаю, какихъ ожидалъ я отъ этаго посл?дствiй, и что находилъ въ томъ любезнаго.

Итакъ, Катенька какъ будто не слушала меня. Я кончилъ свои признанiя и замолчалъ. Мн? опять стало неловко. Видно было, что между нами стало мало общаго. Я болталъ ногой около колеса съ нам?ренiемъ доказать свою храбрость.

– «Полно шалить, прими ногу», сказала Катинька наставническимъ тономъ. Я принялъ ногу, но ея зам?чанiе окончательно обид?ло меня.

Со времени нашего отъ?зда въ первый разъ изъ деревни я зам?чалъ огромную перем?ну въ Катеньк?. Она значительно выросла, развилась и похорош?ла. Ей было 13 л?тъ, но она казалась д?вушкой л?тъ 15; особенно же въ разговор? и манерахъ она далеко перегнала наивную Любочку. Она была въ томъ переходномъ состоянiи, во время котораго д?вочки бываютъ какъ-то особенно неровны въ прiемахъ и заст?нчивы. Впрочемъ, я такъ привыкъ съ д?тскихъ л?тъ считать ее за сестру, что все она была для меня той же Катенькой, которую я помнилъ еще покрытую веснушками съ рыжеватенькой головкой, обстриженной подъ гребенку, и я мало обращалъ на произшедшiя въ ней физическiя перем?ны; мн? только не нравилось то, что она морально перем?нилась въ отношенiи ко вс?мъ намъ: она какъ-то отшатнулась отъ вс?хъ насъ и стала больше оказывать дов?ренности и любви своей матери. При ней уже нельзя было трунить надъ Мими: она сердилась за это. Любочка не см?ла шалить при ней изъ опасенiя, чтобы она не разсказала про то своей матери, и часто я самъ слышалъ, какъ Мими, запершись въ комнат?, о чемъ-то шепталась съ своей дочерью. —

– «Катинька!....... сказалъ я, съ р?шительностью поворачиваясь къ ней. «Скажи по правд?, отчего ты съ н?которыхъ поръ стала какая-то странная?»

– «Неужели я странная?» сказала Катенька съ одушевленiемъ, которое ясно доказывало, что мое зам?чанiе интересовало ее: «я совс?мъ не странная».

– «Н?тъ, ты совс?мъ не такая, какой была прежде», продолжалъ я. «Прежде видно было, что ты насъ любишь и считаешь, какъ родными, такъ же, какъ и мы тебя, а теперь ты стала такая серьезная, разговариваешь только съ Мими, точно ты не хочешь совс?мъ насъ знать». Говоря это, я начиналъ уже ощущать легкое щикотанiе въ носу, всегда предшествующее слезамъ, которыя всегда навертывались мн? на глаза, когда я высказывалъ давно сдержанную, задушевную мысль.

– «Да в?дь нельзя же всегда оставаться одинаковыми», сказала Катенька.

– «Отчего же?»

– «Надобно же когда-нибудь перем?ниться. В?дь не все же намъ жить вм?ст?».

– «Отчего?» продолжалъ я допрашивать.

Катенька им?ла привычку доказывать все какою-то фаталистическою необходимостью. «Надо же, молъ, и дурамъ быть», сказала она мн? однажды, когда я побранился съ ней.

– «Да зат?мъ, что маменька могла жить у вашей маменьки, своимъ другомъ; но, Богъ знаетъ, сойдутся ли они съ Графиней, которая, говорятъ, такая сердитая. Кром? того, все-таки когда нибудь да мы разойдемся: вы богатые – у васъ есть Петровское, а мы б?дные – у маменьки ничего н?тъ».

Ваша маменька, моя маменька, вы богатые, мы б?дные – эти слова были для меня необыкновенно странны и въ первый разъ развили во мн? сознанiе не только о неравенств? нашихъ положенiй, но и вообще о положенiи Мими и Катеньки, о которомъ я до сей поры ровно ничего не зналъ и не думалъ. Мн? казалось, что Катенька и Мими должны жить всегда съ нами и д?лить съ нами все поровну. Иначе и быть не могло, по моимъ понятiямъ. – Теперь же тысячи новыхъ мыслей касательно одинокого положенiя ихъ зароилось въ моей голов?, мн? стало ужасно сов?стно, что мы богаты, а они н?тъ.

– «Неужели вы точно думаете у?хать отъ насъ?» спросилъ я.

– «Я бы теб? все сказала, да ты разболтаешь».

Я молчалъ.

– «Маменька сказала мн?, что, какъ только мы прi?демъ въ Москву, она станетъ прiискивать для себя особенную квартиру и напишетъ къ папеньк?».

– «К пап??»

– «Н?тъ, къ моему пап?».

Я р?шительно не зналъ до сихъ поръ, что у нея былъ отецъ. Я не вид?лъ никакой необходимости въ томъ, чтобы онъ былъ у нея.

– «А гд? живетъ твой папенька?»

– «Въ Петербург?. Онъ за что-то сердится на маменьку, но она говоритъ, что теперь они помирятся. Недавно maman получила отъ него письмо.

И Катенька разсказала мн? подъ самымъ строгимъ секретомъ, что Мими очень огорчена, сама не знаетъ, какъ жить, и не хочетъ оставаться у насъ.

Все это, не знаю, почему, внушало мн? истинное сожал?нiе къ положенiю Мими и Катеньки и показывало ихъ мн? совершенно въ новомъ св?т?. Высунувшееся въ это время красное лицо Мими изъ окна кареты и крикнувшей своей дочери, чтобы она закрылась зонтикомъ, а то она загоритъ, какъ цыганка, въ первый разъ показалось мн? жалкимъ и, сл?довательно добрымъ и прiятнымъ. Чувство сожал?нiя всегда обманывало меня. Т?, о которыхъ я сожал?лъ, казались мн? всегда добрыми и милыми, такъ что я очень полюбилъ въ это время Катеньку, но какою-то самостоятельною, н?сколько гордою любовью, нисколько не похожею на ту, которую я испытывалъ при прощаньи съ нею и еще меньше похожую на преданную любовь къ Соничк?.

Во время отдыховъ на постоялыхъ дворахъ много новыхъ наблюденiй занимали мое вниманiе. То рыжебородые дворники въ синихъ кафтанахъ, по дорог? б?гущiе за нами и зазывающiе и расхваливающiе свои дворы, то ямщики, которые собираются, когда насъ сдаютъ, на широкомъ двор? и канаются на кнутовищ?.

Считая начало поры отрочества со времени нашего путешествiя, я основываюсь на томъ, что, какъ мн? помнится, тутъ въ первый разъ мн? пришла въ голову ясная мысль о томъ, что не мы одни, т.-е. наше семейство, живемъ на св?т?, что не вс? интересы вертятся около насъ, а что существуетъ другая жизнь людей, ничего не им?ющая[77 - В подлиннике: им?ющаго] общаго, не заботящихся о насъ и даже не им?ющихъ понятiя о нашемъ существованiи, чего я никакъ не предполагалъ въ д?тств?. Эта мысль, показавъ мн? въ первый разъ самого себя, какъ члена необъятнаго количества людей, и занимающаго чуть зам?тную точку [2 неразобр.] передо мной необозримаго пространства, составила основанiе различныхъ размышленiй и недоум?нiй, которымъ я предавался въ отрочеств?, и которыя, по моему мн?нiю, составляютъ отличительный характеръ этого возраста. Безъ сомн?нiя, я и прежде слыхалъ и догадывался, что, кром? насъ, существуютъ люди; но я какъ-то до сей поры плохо в?рилъ въ это. И теперь я уб?жденъ, что мысль переходить въ уб?жденiе только однимъ изв?стнымъ путемъ, часто совершенно неожиданнымъ и совершенно особеннымъ отъ путей, которые, чтобы прiобр?сти то же уб?жденiе, проходятъ другiе умы.

Глядя на сотни дворовъ въ деревняхъ, которыя мы про?зжали, на бабъ и ребятишекъ, которыя съ минутнымъ любопытствомъ обращали глаза къ шумящему экипажу и изчезали навсегда изъ глазъ; глядя на мужиковъ, которые не только не снимали шапокъ передъ нами, какъ я привыкъ это вид?ть въ Петровскомъ, не удостоивали насъ даже взглядомъ, такъ они были заняты своимъ д?ломъ или мыслями – мн? приходили въ голову такiе вопросы: что же ихъ занимаетъ, ежели они нисколько не заботятся о насъ? и изъ этихъ вопросовъ возникали другiе: какъ же они живутъ, какъ живутъ ихъ д?ти, есть ли у нихъ матери, любятъ ли они ихъ, или бьютъ? и т. д. и т. д. – Поздно вечеромъ, напившись чаю съ баранками, мы улеглись съ Володей на каретныя подушки, принесенное Мих?емъ пахучее с?но; Михей постелилъ свою шинель подл? насъ, но еще не ложился. Полный м?сяцъ св?тилъ въ маленькое окно, и я, сколько не ворочался и какъ не перекладывалъ подушку, никакъ не могъ заснуть. Черезъ с?ни въ другой комнат? спала Мимы съ д?вочками, но он? еще не улеглись, потому что изр?дка отворялась дверь, и слышны были по с?нямъ шаги ихъ горничной Маши. (Зд?сь, да извинитъ меня читатель, я долженъ обратить его вниманiе на горничную Машу, какъ на лицо, исторiя котораго, хотя не т?сно связана съ моею собственной, но всегда шла съ нею рядомъ и всегда находилась подъ раiономъ [?] моихъ наблюденiй, такъ какъ Маша была первая женщина, на которую я сталъ смотр?ть, какъ на женщину. Можетъ быть я пристрастенъ, но, по моему мн?нiю, трудно встр?тить бол?е обворожительное существо. —

Лицо у нея было тонкое съ необыкновенно н?жными голубыми глазами и съ крошечными розовыми губками, чрезвычайно мило, какъ листики цв?точка, загнутыми кверху. Плечи у нея были чудесныя. Она была н?сколько полна, и это прибавляло ей прелести въ моихъ глазахъ. Но все это я зам?тилъ только теперь, хотя знаю ее съ т?хъ поръ, какъ самого себя. Она од?валась такъ, какъ од?ваются вс? порядочныя горничныя: мило, скромно и просто – голубое холстинковое платьице, розовенькая косыночка и б?ленькiй дорожный чепчикъ.) —

Дверь изъ половины Мими отворилась, послышались шаги Маши, всл?дъ за т?мъ крикъ испуга и голосъ Михея, говорившiй съ упрекомъ: «Что это вы меня такъ испугались, Марья В.? разв? я такой страшный?» – «Ахъ, пустите, Михей И.», и послышался шорохъ, какъ будто Михей держалъ ее, а она хот?ла вырваться. Потомъ шопотъ мужского и женскаго голоса и шаги направились къ дверямъ. Я почти не обращалъ вниманiя на происходившее за дверью, но вдругъ Володя, который уже спалъ, какъ мн? казалось, вскочилъ съ пост?ли, подб?жалъ къ окну и съ большимъ вниманiемъ сталъ смотр?ть на что-то.

«Что ты смотришь?» спросилъ я его. – «Молчи», сказалъ онъ мн?, съ нетерп?нiемъ махая рукой. Я никакъ не могъ понять, что могло такъ занимать его, но, чтобъ р?шить этотъ вопросъ, на ципочкахъ подошелъ къ нему. Онъ прильнулъ къ стеклу и пристально смотр?лъ подъ нав?съ, въ т?ни котораго видн?лись дв? челов?ческiя фигуры. Въ глазахъ Володи я зам?тилъ въ эту минуту выраженiе, чрезвычайно похожее на выраженiе сладенькихъ глазъ папа, но я не смогъ понять, что такъ радуетъ его. Мн? казалось, все это нисколько не касалось до него.

– «Пустите, Михей И., ну васъ къ Богу, увидятъ», говорилъ женскiй голосъ.

– «Отчего ты мине не хочешь любить. Я, какъ передъ Богомъ, васъ вотъ какъ люблю!»

– «Ой! спину сломали!»

– «Ты мн? только скажи слово, я буду барина просить. Ужъ я слово сказалъ: никого не хочу любить, окромя тебя. Пойдешь за меня?»

– «Ну бросьте руки-то, что балуете». Послышался поцалуй и легкiй см?хъ, и Маша выб?жала изъ-подъ нав?са. Во время этаго разговора я пересталъ [удивляться] удивленiю Володи, и мн? показалось, что не только до него, но и до меня все это касалось н?сколько. Маша проб?жала въ половину Мими, и все затихло; но меня долго что-то безпокоило, и я никакъ не могъ заснуть. Тоже и это новое для меня чувство родилось въ первый разъ во мн? и составило новый отличительный признакъ новаго возраста.

* № 4 (до I ред.).

Мими для меня теперь постороннее лицо : ни въ какомъ случа? она не им?етъ право вм?шиваться въ д?ла наши, я ее нисколько не боюсь и даже иногда подтруниваю надъ нею, и мн? кажется всякiй разъ, когда на ея лиц? показываются красныя пятна, что она сердится за то, что потеряла всякую власть надъ нами, – мысль, <необыкновенно> льстящая моему самолюбiю. Вражда между нею и Карломъ Иванычемъ продолжается; но р?же выказывается, такъ какъ они р?дко сходятся и оба безъ памяти боятся бабушки. Карлъ Иванычь чрезвычайно изм?нился: вопервыхъ, по недавно подслушанному мною разговору бабушки съ папа, я узналъ, что онъ не гувернёръ, a «menin», дядька, который только можетъ водить насъ гулять, и что намъ необходимо настоящiй гувернёръ-французъ и вовторыхъ, Карлъ Иванычъ уже больше не училъ насъ; сл?довательно, въ Москв? у него не бывало въ рукахъ ни линейки, ни книги дiялоговъ, ни мелу, которымъ онъ отм?чалъ проступки – однимъ словомъ, не было т?хъ грозныхъ атрибутовъ власти, которые въ деревн? внушали намъ къ нему такой страхъ; оставалась одна палка для гулянья, подтверждающая слова бабушки, что онъ только способенъ водить гулять насъ; въ 3-ихъ прiятель его Sch?nheit сшилъ ему новый фракъ безъ буфочекъ на плечахъ и м?дныхъ пуговицъ, и въ этомъ наряд? онъ много важности потерялъ въ моихъ глазахъ. Но, что хуже всего, почтенная, многоуважаемая красная шапочка была зам?нена рыжимъ парикомъ, который нисколько, какъ я ни прищуривался, не походилъ на естественныя волоса. Однимъ словомъ, Карлъ Иванычъ, дядька, сошелъ въ моемъ мн?нiи на много ступеней ниже: онъ ужъ казался мн? ч?мъ-то среднимъ между Николаемъ и т?мъ Карломъ Иванычемъ, который былъ въ деревн?. – Въ Любочк? мало произошло перем?нъ; т?мъ бол?е что, такъ какъ со времени нашего пере?зда въ Москву д?вочки какъ-то отдалились отъ насъ; не было ни общихъ уроковъ, ни общихъ игоръ. Я мало обращалъ на нее вниманiе; да и гордость быть мальчикомъ, а не д?вочкой, д?лала то, что я даже съ н?которымъ презр?нiемъ и гордымъ сознанiемъ своего достоинства смотр?лъ на нее. Но Катеньку узнать не было никакой возможности, такая она стала гордая не гордая, скучная не скучная, а странная. Она еще похорош?ла, личико, шейка и ручки ея были такiя н?жныя, розовенькiя, но теперь мн? и въ мысль не приходило поц?ловать ее, какъ я это д?лалъ 2 года тому назадъ. Я былъ слишкомъ далекъ отъ нея. Къ нимъ, т. е. къ д?вочкамъ, прi?зжали какiя-то чужiя д?вочки, и они съ ними играли въ какiя-то куклы и другiя см?шныя игры, но никогда не присоединялись къ намъ. И часто я съ завистью и грустью слушалъ внизу, какъ звонко и радостно раздавались наверху ихъ голоса и см?хъ, особенно серебрянный голосокъ Катеньки.

* № 5 (I ред.).

Дробь. IV.

Какъ я уже говорилъ, шесть нед?ль траура не оставили во мн? почти никакихъ воспоминаний. Хорошее расположенiе духа, которымъ я наслаждался дорогой, разбилось въ дребезги о печаль бабушки, выражавшуюся[78 - В подлиннике: выражаювшуюся] такъ р?зко и отчаянно, и о постоянное принужденiе, которое наводилъ на меня видъ обшитыхъ б?лой тесемкой рукавчиковъ. – <Теперь я долженъ выступить изъ хронологическаго порядка пов?ствованiя, для того, чтобы ближе познакомить моихъ читателей съ положенiемъ нашимъ. Ничто такъ не поразило меня въ мой прi?здъ въ Москву, какъ странная вн?шняя перем?на, происшедшая въ Карл? Иваныч?. —

Почтенная, мною любимая, уважаемая и им?ющая въ моихъ глазахъ особенный характеръ достоинства лысина, зачесываемая сзади длинными прядями с?дыхъ волосъ и изр?дка покрывающаяся красною шапочкой, зам?нилась какой-то странной рыжей, масляной оболочкой, называемой парикъ, какъ я узналъ впосл?дствiи. Я говорю странной оболочкой, потому что д?йствительно не нахожу другаго названiя для этой штуки. Только впосл?дствiи я узналъ, что штука эта им?ла назначенiе зам?нять волоса и походить на нихъ; тогда же, кладя руку на сердце, я никогда бы не подумалъ этаго.

Синiй фракъ съ м?дными пуговицами на плечахъ, облаченiе въ который означало всегда что-то необыкновенное и располагало меня къ праздничному расположенiю духа, употреблялся ежедневно, а новый, черный фракъ съ узкими, узкими фалдочками, произведенiе друга Sch?nheit, зам?нялъ его въ торжественныхъ случаяхъ, казинетовые штаны, на которыхъ я зналъ каждую заплаточку и пятнушко, переданы Николаю. Однимъ словомъ, Карлъ Иванычъ ужъ не тотъ и много прелести и достоинствъ потерялъ въ моихъ глазахъ. —>

Н?сколько дней посл? прi?зда онъ повелъ насъ гулять. «Nun, liebe Kinder»,[79 - [Теперь, милые дети,]] началъ онъ своимъ торжественнымъ тономъ: «теперь уже вы большiя д?ти, вамъ можно понимать», посадивъ насъ около себя на скамейк? въ уединенномъ м?ст? въ Нескучномъ саду. Несмотря на парикъ, онъ въ эту минуту былъ т?мъ же старымъ, добрымъ Карломъ Иванычемъ. «Потеря, которую вы сд?лали, невозвратима; но что же д?лать? я чувствую ее такъ же, какъ и вы», сказалъ онъ съ такимъ трогательнымъ выраженiемъ, что нельзя было сомн?ваться въ искренности его словъ. «Теперь Diе Gr?fin, ваша бабушка <(онъ никогда [не] забывалъ прибавлять die Gr?fin, говоря о ней) заступила ея м?сто и будетъ для васъ второй маменька. Любите его, любите его, д?ти!» Онъ помолчалъ немного. – «Die Gr?fin, ваша бабушка, осталась одна; – вы д?ти. Она любитъ васъ, какъ вашу мать, и просила Петра Александровича, ваша папенька, оставить васъ у нея». —>

– «А папа гд? будетъ жить, Карлъ Иванычъ? спросилъ Володя.

– «Онъ скоро прi?детъ, будетъ жить во флигел? и на учителей будетъ платить за васъ: такъ хот?ла сама die Gr?fin, ваша бабушка. <Теперь, д?ти, я вамъ скажу о своей участьи – вы можете понимайть. Одна покойный ваша маменька Иртеньева, Наталь Николаевна, сказалъ онъ, поднимая руки къ небу, – одна ваша маменька понимала меня и любила старика глухаго Карла Иваныча. Я поступилъ къ вамъ, Володя былъ еще у кормилицы, а Николенька не родился. Когда у Володъ была горячка, я не смыкалъ глазъ 2 нед?ли......» Вдругъ Карлъ Иванычъ остановился и прекратилъ свою р?чь на м?ст?, хотя н?сколько разъ слышанномъ мною, сл?довательно, не новомъ но не мен?е того возбуждавшемъ всегда во мн? удивленiе къ его доброд?телямъ. Теперь мн? особенно прiятно было слышать п?снь, хотя уже давно изв?стную, но всегда трогательную, такъ какъ она обращалась въ первый разъ прямо къ намъ, какъ къ лицамъ, заслуживающимъ его дов?рiя <– обстоятельство, доставлявшее тогда великое удовольствiе моему самолюбiю>. Другъ портной Sch?nheit, н?которые люди, Володина горячка, неблагодарность – все въ давно изв?стномъ мн? методическомъ порядк? вышло на сцену.

«Но многоуважаемая diе Gr?fin, ваша бабушка, не любитъ меня, я, я долженъ буду съ вами разстаться».

Бабушка хочетъ зам?нить намъ мать. Горизонтъ моей будущности начиналъ проясняться. Но я горько ошибался, воображая, что бабушка посл? перваго припадка горести будетъ тою же прiятной старушкой, какою я зналъ ее. Горесть странно под?йствовала на ея характеръ. —