Соединение и перевод четырех Евангелий

Чти Отца и люби ближнего, как самого себя.

не может здесь иметь значения ни добрый, ни хороший, ни добродетельный, потому что по смыслу речи от этих качеств Иисус не отрицается, но по смыслу речи указывает юноше на то, что он и ученики его не блаженны, т. е. не испытывают и не дают счастья земного, а, напротив, еще больше подлежат плотским невзгодам, чем другие люди.

А?????, имеет смысл благой без различения блага, сообщаемого другим, и блага, испытываемого самим, т. е. благодетельный и хороший. Юноша спрашивает вообще о благе, о счастье, как ему получить благо, счастье, довольство. А Иисус говорит: благ, т. е. доволен вполне, один Бог. И благо, разумея под тем, что нам приятно, получить мы не можем, мы можем получить жизнь.

(Мф. XIX, 20, Мр. X, 21; Мф. XIX, 21)

И говорит начальник: все это я держу с младых лет. Чего же еще не доделал?

Иисус взглянул на него и улыбнулся и говорит: одного еще не доделал:

если хочешь исполнить все, поди, продай все, что у тебя есть, и раздай нищим, и будет у тебя сокровище в Боге; тогда приди сюда и иди за мной.

«Одного еще не доделал», – очевидно, насмешка. Иисус повторяет его слова и говорит: одного маленького не доделал, того, чтобы исполнять эти заповеди.

(Мр. X, 22–27)

Человек огорчился на это слово и пошел прочь, потому что у него большое было имение.

И, приметив, как он огорчился, Иисус, оглянувшись, говорит своим ученикам: вот видите, как несообразно тем, у кого есть имение, войти в царство Божие.

Ученики ужаснулись на это слово. А Иисус, обратившись к ним, сказал им: да, дети, опять говорю вам, вот как несообразно тем, у кого есть имение, войти в царство Божие!

Способнее верблюду в ушко иголки пролезть, чем богатому в царство Божие войти.

Они же пуще ужаснулись и говорят друг другу: так кто же может жизнь сохранить?

И посмотрев на них, Иисус сказал: по-людскому кажется, что это нельзя сделать, а по-Божьи все можно.

ОБЩЕЕ ПРИМЕЧАНИЕ

Смысл беседы тот, что богатый и важный человек приступает к Иисусу и говорит: ты учитель блага и счастья, так скажи же, какому благу и счастью ты учишь?

Иисус говорит: я учу не благу и счастью, благ и счастлив только Бог Отец, а я учу жизни, тому, как получить жизнь. И чтобы получить жизнь, надо исполнять заповеди вот какие: кроме старых: не убий, не прелюбодействуй, не укради, не лжесвидетельствуй, еще: чти Бога так, чтобы любить ближнего, как самого себя.

Богатый человек говорит: я все эти заповеди исполнил. Иисус говорит: если бы ты исполнил две последние заповеди, хоть одну последнюю, у тебя не было бы имения.

Если бы ты точно исполнил эту заповедь о любви к ближнему, как к самому себе, не было бы у тебя ничего своего, ты все бы уже раздал тем, у кого нет, а хочешь исполнить, так поди раздай.

Начальник нахмурился и ушел. Тогда Иисус и говорит ученикам: видите, что правда, что я говорил, что нищим принадлежит царство Божие, что вам нельзя служить Богу и маммону. Никак нельзя тому, у кого есть собственность, войти в царство Божие.

Ученики ужаснулись. А он опять сказал им: нельзя войти в царство Божие тому, у кого есть имение; легче верблюду в игольное ушко пройти, чем тому, у кого есть имение, войти в царство Божие. Они еще более ужаснулись и говорят: как же это можно? А он говорит: судя по-человечески нельзя, а судя по духу, по-Божьему, не только можно, но и нельзя подумать иначе.

Никакая притча, кажется, не давала своим толкователям более труда, чем эта.

Нужно растолковать все так, что можно быть богатым, зная, что нищие дохнут с голоду, и быть христианином. И они уродуют учение и толкуют. А казалось бы, как решиться перетолковывать обратно то, что столько раз так ясно и настоятельно сказано.

Начинается Евангелие с того, что Иоанн бежит в пустыню, делается нищим, проповедует то, чтобы тот, у кого есть две одежды, отдал бы одну нищему, и у кого есть пища – тоже, и упрекает богатых за их богатство и жестокость.

По толкованиям церковным это значит только то, что Иоанн крестил, как-то мазал на царство Иисуса. А о богатстве и нищенстве – это для красоты слога.

Иисус идет в пустыню нищим и борется с соблазном богатства – это ничего не значит, это только дьявол искушает Бога.

Иисус возвращается в мир, отрекается от дома, семьи, собственности и сближается с нищими и проповедует нищим, – это ничего не значит. Это только показывает смирение Бога.

Иисус говорит, что Богу противны богатые жертвы, что он радуется только на любовь и милосердие людей друг к другу, – это только цитата из пророков. Иисус объясняет, что царствие Божие состоит в том, чтобы отречься от жизни плоти и жить духом, – это есть разъяснение отношений лиц св. Троицы и больше ничего не значит.

Иисус, отвечая ученикам Иоанна, говорит, что нищие узнают о своем благе, – это тоже только для красоты слога сказано; наконец, Иисус говорит свою проповедь в ясных, доступных всем словах, прямо говоря, что должны делать люди, чтобы исполнить его учение. Проповедь эта и учеными и неучеными считается самым ярким и ясным местом Евангелия. И проповедь эту Иисус начинает словами: «Блаженны вы, нищие, бродяги, потому что ваше царство Божие, и несчастны вы, богатые, потому что вы дорожите наградой плотской». К словам этим прибавляется не вяжущееся ни с чем словечко духом, и слова эти толкуют, как чувствительные фразы, относящиеся к смирению; а о том, что богатство, собственность есть источник зла, есть жестокость – об этом Иисус ничего не говорит. Это не Христос сказал, а Прудон. Прудон же все врет, он социалист и безбожник. Во всей проповеди только разъясняется и утверждается это учение о нестяжании. В 5-й главе даются правила, которые ведут к тому, чтобы невозможна была собственность. Если прощать все обиды, не защищать своего, не судиться, не защищаться от врагов, то и не мыслима собственность. Все правила эти откидывают и признают только чувствительными фразами.

В главе 6-й сказано прямо: не собирайте, не копите ничего, т. е. не имейте ничего, а если будете копить, то не будете сынами Бога. Нельзя, сказано прямо: нельзя, невозможно соединить служение Богу и маммону.

Ясно, что если соберешь, скопишь что-нибудь, то ты, что скопил, не отдал нищему. А нищие всегда есть. И потому нельзя копить и незачем копить, потому что ты во власти Бога. И скопишь – то помрешь. На завтра и то не заботься. Кажется, точно и ясно. Но Иисус как будто предвидит, что люди захотят скрыть это, перетолкуют, и он прибавляет еще притчи: о пире, на который приходят только нищие, о неверном управителе, о богаче и Лазаре; со всех сторон перебирает и высказывает то же, что войти в Царство Божие нельзя с собственностью.

Нет, это только говорится обо всем другом, только не о моей кубышке, и богатство ничему не мешает, даже очень прекрасно.

Но мало всего этого, в беседе с юношею то же и то же высказывается уже с такою простотою и ясностью, что нельзя ничего перетолковать. Но они толкуют, выдумывают за Иисуса правила, клонящиеся к тому, чтобы кубышка была цела. Страшные напряжения изворотливости мысли и речи направлены на то, чтобы доказать эту возможность. Выдуман какой-то Эбион, которого никогда не было и который будто основал секту, признающую необходимость бедности для вступления в царство Божие. Эбион же значит то самое, чем велел быть Иисус, и ученики называли себя эбионами. Эбиониты, т. е. исполняющие учение, это – секта, а те, которые выдумали Троицу и таинства и допускают богатство, суды, войны, это – истинные последователи. Первые – ученики Иисуса, апостолы, не так понимали учение.

Все же верующие были вместе и имели все общее. И продавали имения и всякую собственность и разделяли всем, смотря по нужде каждого. (Деян. Ап. II, 44).

Не было между ними никакого нуждающегося, ибо все, которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного. И полагали к ногам апостолов, и каждому давалось, в чем кто имел нужду. (Деян. Апостолов IV, 34, 35).

Но нет, им хочется удержать кубышку и считать себя сынами царства.

Но Бог с ними, с их кубышкою. Владели бы ею, но оставили бы в покое учение Иисуса.

Учению этому нельзя следовать немножко: они сами говорят, что оно – истина. Если же оно истина, то истины немножко не может быть – истина или ложь. Для того, чтобы понимать истину немножко, надо уже совсем одуреть, как одурели люди мнимой науки: Ренан, Штраус, Баур, Рейс и все риторически рассматривающие религию.

Ренан, напр. («Апостолы», стр. 381), говорит: «безусловная вера есть нечто совершенно для нас чуждое…, т. е. он говорит, мы ни во что не верим, и мы обо всем судим. Мы правы, а тех, которые верят, тех мы обсуживаем». Мы так привыкли к этому научному сумбуру, что нас и не поражает такое изречение, а ведь если это разобрать, то это бред сумасшедшего, который говорит: я царь, и все, кто не признают моего царства, те ошибаются. Человек, который ни во что не верит, тот ничего не знает, тот человек духовно больной. А ученый во всей книге высказывает это и прямо заявляет.

И вдруг оказывается, что историк говорит, что веры никакой нет теперь, а была прежде, а вера – основа жизни, т. е. историк признается, что он, собственно, не знает, в чем смысл жизни, и потому пропадает и смысл того, что он говорил прежде о другом.

Но историки не видят этого, а пренаивно, не зная никакой настоящей религии, судят о религии, о том, из чего вытекает жизнь людская, на основании маленьких проявлений общественной жизни, т. е. государственной, экономической и других.

Так Штраус критикует все учение Христа, потому что жизнь немецкая расстроится, а он к ней привык.

И глупость эта так заманчива, что как только у человека своих мыслей нет, и он ничего не знает, потому что ни во что не верит, а хочется помудрствовать, так он начинает писать историю религии. Во всех романах мудрые люди все пишут историю религии, т. е. то, чего нельзя и подумать, т. е. то, что значит – я сумасшедший.

Иисус и Закхей

(Лк. XIX, 1-10)

И войдя в Иерихон, Иисус шел по городу.

И вот один человек, звали его Закхеем, был он начальник откупщиков и был богат.

И хотелось ему увидать Иисуса, какой он. И никак не мог в толпе продраться до него, потому что был мал ростом.

Вот он забежал вперед и влез на дерево, чтобы увидать его, когда он мимо пройдет.