Петр Петр[ович] (улыбаясь). Это сказано не про то, про что мы говорим, а про то, чтобы одни люди не убивали других.
Федя. Да ведь если казнят, то убивают все-таки люди?
Петр Петр[ович]. Разумеется, но надо понимать, почему и когда можно.
Федя. Когда же можно?
Петр Петр[ович]. Ну, как тебе сказать? Ну война, ну злодей всех убивает. Как же его так и оставить и не наказывать?
Федя. А как же в евангелии сказано, чтобы всех любить, всех прощать.
Петр Петр[ович]. Хорошо бы было, если бы можно было так. Да нельзя.
Федя. Отчего нельзя?
Петр Петр[ович]. А от того. (Обращается к Ив[ану] В[асильевичу], который улыбается, слушая Федю.) Так вот я, почтенный Ив[ан] В[асильевич], и не могу признать пользы исключительных положений и военных судов.
О ТЮРЬМАХ
Семка 13 лет. Аксютка 10 лет, Митька 10 лет, Палашка 9 лет, Ванька 8 лет. (Набравши грибов, сидят у колодца.)
Аксютка. И уж как убивалась тетка Матрена. А ребята – один заголосит, все зальются, зальются.
Ванька. Чего же они ревут?
Палашка. Чего ревут? Отца в острог ведут. Кому ж реветь.
Ванька. За что в острог?
Аксютка. А кто их знает. Пришли, собирайся, говорят, взяли, повели. Нам всё видать…
Семка. За то и ведут, что лошадей не уводи. У Демкина свел, у Краснова тоже их работа. Не миновал их рук и наш мерин. Что ж его по головке гладить?
Аксютка. Да что и говорить, только ребят жалко. Четверо ведь их. А беднота – хлеба нет. Нынче к нам приходили.
Семка. А не воруй.
Митька. Да ведь он воровал, а не ребята. Им-то что же, по миру идти?
Семка. А не воруй:
Митька. Да ведь не ребята, а он.
Семка. Эка заладил: «ребята, ребята». Зачем же он худо делает? Что ж, оттого, что много ребят, так ему и воровать?
Ванька. А что ж с ним там в остроге делать будут?
Аксютка. Будет сидеть, да и всё.
Ванька. А кормить будут?
Семка. То-то они не боятся, конокрады проклятые. Что ему острог. На всем готовом, сиди, посиживай. Кабы я царь был, я бы знал, как с этими конокрадами обойтись. Я бы их отучил. А то ему что. Сидит, посиживает с такими же молодцами. Друг друга научают, как лучше воровать. Дед сказывал, что Петруха совсем хороший был малый, а как раз побывал в остроге, такой отпетый оттелева вышел, что беда. С тех пор и начал…
Ванька. Так зачем их сажают?
Семка. А вот ты спроси.
Аксютка. Его посадят на готовый на хлеб…
Семка (вставляет). Чтоб он получше обучился.
Аксютка. А ребята с мамкой помирай с голоду. Соседи ведь, жалко. Что с ними станешь делать? Придут хлеба просить, нельзя не дать.
Ванька. Так зачем же их сажают?
Семка. А что ж с ними делать?
Ванька. Что? Что делать? Как-нибудь так, чтоб…
Семка. Вот то-то как-нибудь, а как – и сам не знаешь. Поумней[77 - Поумней написано поверх зачеркнутого: Не глупей] тебя думали, да не придумали.
Палашка. А я думаю, что если [бы] я была царица…
Аксютка (смеется). Ну, что ж ты, царица, бы сделала?
Палашка. А то бы сделала, чтоб никто не воровал и чтоб ребята не плакали.
Аксютка. Да как же ты сделаешь?
Палашка. А так и сделала бы, чтобы всем давать всё, что нужно, чтоб никого не обижать, и чтобы всем хорошо было.
Семка. Ай царица. Да как же ты это сделаешь?
Палашка. Да так и сделаю.
Митька. Ну, а что же частый березник пройдем? Там анадысь много девки набрали.
Семка. И то. В ход, ребята. Ты, царица, смотри, не рассыпь свои грибы, то уж очень шустра.
(Встают и уходят.)
БОГАТСТВО
Сидят на балконе за чаем хозяин, хозяйка, дочь и 6-летний Вася. Дети взрослые играют в теннис. Подходит молодой нищий.
Xозяин (к нищему). Ты что?
Нищий (кланяется). Известно что. Пожалейте безработного. Раздемши, не емши идем. В Москве были, теперь до дома пробираюсь. Помогите бедному человеку.