Оценить:
 Рейтинг: 0

Сёстры. Сборник

Год написания книги
2019
<< 1 ... 5 6 7 8 9
На страницу:
9 из 9
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Я радостно кивала, соглашалась, и во всю ширину глаз принимала его совершенно особенное, единственное в мире лицо; его глаза, ясные, не замутненные еще ни жестокостью жизни, ни предательством, ни болезнями; его руки, такие сдержанные и бережные даже к случайной июньской ветке.

Пусть, пусть проходит юношеская любовь, первая, наивная, восторженная, глупая, беспоцелуйная, всегда обреченная на гибель, любовь деревенского мальчика в красной байковой рубашке и бедной девочки в тренировочных, аккуратно заштопанных, брючках. Нет, не о том я дереве тоскую и не ему завидую.

Жизнь моя сложилась вполне благополучно. Живу в селе, все мне здесь знакомо; ночью видны звезды, а днем облака. Быт налажен, домик небольшой, но еще по застойному времени завешен коврами, обустроен. Работа чистая, в библиотеке, а что деньги не платят, обидно, конечно, но не всегда же так будет. До обеда усмиряю в читальном зале пенсионеров, что приходят полистать газеты и каждый раз ввязываются в политически распри друг с другом; после обеда вожусь с редкими школьниками, перетолковывая им книжки по внеклассному чтению. Вечером… Раньше я мечтала о возлюбленном, о необыкновенном, идеальном мужчине. Представляла его непьющим, некурящим, состоятельным, красивым, энциклопедического ума, обладателем изысканных, рыцарских манер. А друг мой теперешний оказался совсем непохожим на вечерние грезы: он любит выпить – в хорошей компании и просто для настроения; может выкурить с расстройства сразу полпачки; ухаживает неумело и с явным изумлением, что ему приходится это делать; и вообще, как сразу выяснилось, человек он не свободный, женатый. Но я люблю его, и мне все в нем нравится: и абсолютное несовпадение с моими вечерними фантазиями; и его жизнь по самостоятельной, ни от кого не зависящей воле; а главное, нравится то, что почти уже не попадается в людях – высокий душевный строй.

Встречаться нам тяжело: мало того, что мы живем порознь, так еще и далеко друг от друга. Если выбирается он ко мне, то я тащу из погреба квашеную капусту, огурцы соленые, варю картошку со свининой, завариваю с липой чай. Потом люблю смотреть как он ест, люблю слушать о том, что должна быть в повседневности простая основа – два-три основных вкуса, а когда их начинают мельчить, смешивать, путать, ничего толкового не выйдет. Мне хорошо с ним днем, и ночью – не страшно.

Но вот я приезжаю к нему в город, мы идем, нацеловавшись до одури в липовой аллее, нам бесприютно – негде побыть вдвоем, и свободно – город большой и никому до нас нет дела. Мой друг может рассуждать на любые темы и во всем он доходит до непостижимых, совершенно мной несознаваемых вещей. А тут вдруг говорит просто:

– Знаешь, я однажды, лет пять или семь назад, провел такой эксперимент: поехал в поле, выбрал там березку, самую что ни на есть кривенькую, самую слабенькую, и посадил ее у себя под окном на даче. Стал за ней наблюдать, ухаживать. И ты представляешь, – живо поворачивается он ко мне, – теперь она совсем выровнялась! Такое деревце стало, – и мой друг пускается дальше уже в абстрактные рассуждения, и я слушаю его вполуха, почти ничего не понимая, а самой горько-горько, и я чувствую как тихо, беззвучно стекают по щекам слезы.

А он очень чуткий, мой друг. Рассказывает, руками машет, увлекся, случайно глянул мне в лицо, мгновенно изумился: «Ты чего?» и тотчас, в ту же секунду все понял.

– Дура! – говорит он мне совсем невозвышенно, и мягко целует мои слезы, ласково.

– Ага, – радостно хлюпая, соглашаюсь я.

– Ну, будет-то жемчугами сыпать! – приказывает он мне и завершающе целует между бровей. – Все!

– Все…, – согласно шмыгаю я.

И мы мирно шагаем дальше, кажется, даже в ногу, и говорим про его город и про мою деревню, про его работу и про моих пенсионеров, про нынешнюю осень, непохожую ни на какую другую – листья опали враз, зелеными, и странно видеть под ногами столько богатого, живого цвета. Мы любим друг друга и мысленно, конечно, говорим совсем, совсем о другом. О том, что взрослые деревья не пересаживают – даже в самую благодарную и наскучавшуюся землю; что надо жить, счастливиться и радоваться тому большому, что у нас есть; что еще долго – до самого неизвестного и потому нестрашного конца – встречать нам год за годом весну, лето, осень и зиму; и что все в этом мире придумано и сказано до нас…

Параня-богатырша

Параня – баба внезапная. Зимой она к тебе и в 9 вечера в гости заявится, когда уж добрые люди спать ложатся. Снег, метель – это ей нипочем. Или грязь, холод, распутица – нынче какие они зимы? – тоже не препятствие. Садится на велосипед и – вперед. Заявится, сразу лезет в залы (нет, чтоб в прихожей посидеть!), в калошах или в сапогах, в плюшке или в фуфайке – всё на ней грязное, как правило, и лезет в святые, под иконы, если не остановишь. «Ну, че тут, еда какая у тебя, чи выпивка? Угощай!» А летом для Парани вообще закона нету – может и на крыльце переночевать или в сеннике, если в дом не пустишь. Две их было подруги неразлучных – Лида Мостикова да Параня Чулкова. Теперь подруга дом продала, к дочери двинулась в соседний район (вот её ждут-дожидают там!), а Параня тоскует:

– Нету Лиды! Мы с ней, бывало, где только не ночевали! И на вокзале, и возле больницы, и на переезде железнодорожном сколько раз… Летом, – жмурится Параня, – мне ничего не страшно. И пью, и пою. Я, глядить, – хвалится она слушателям в очередном доме, где дает «гастроль», – в хате у себя не сижу, меня смерть не поймает.

Таких людей, как Параня, теперь нету и уже, конечно, никогда не будет. Маленькая, быстрая, крикливая, с высоким сильным голосом – запросто пять баб перекричит; здорово она выпивала всю жизнь самогонку (и другое, магазинное), но так и не спилась назло недоброжелателям и скептикам; страшно работящая и без стеснения ворующая у государства – а чё ещё делать – мать-героиня! У Парани семеро детей, и неплохих детей, между прочим, – все с образованием по способностям, уже семейные, со своими понятиями, хоть и без Параниных талантов.

А таланты такие: позвали уже пенсионерку Параню на ферму доить коров – кадровый кризис припер. Параня с группы себе забирала 40 литров (потом продавала по дворам), а государству сдавала бидон. Никому, мол, и не обидно! Или: привезли ночью на ферму машину бурака. Утром глянули – и следа нету, всё Параня к себе во двор перетянула. А один раз средь бела дня она тачку зеленки везла. Милиционер встретился:

– Куды с фермы тянешь?

А Параня не теряется:

– На, забирай!

Тачку перевернула и пошла как ни в чем не бывало, гордо. Милиционер почесал, почесал затылок и тоже пошел. Потому как здоровье дороже. Параня, когда сына женила, известным случаем прославилась. Свадьба в разгаре, а она волокет на себе вяхирь с зелёнкой – скотину-то надо кормить, она ж ревёт; скотина она же не понимает – свадьба или еще что, ей подавай положенное; Парани из-под вяхиря почти и не видно – в три погибели согнулась и тянет. А гость с невестиной стороны возмутился:

– Что же мы, мужики, стоим, а женщина надрывается?!

Параня на эти речи и говорит ему:

– На, сваток, возьми!

Мужчина (а крепкий он, в теле), схватил вяхирь, стал поднимать и упал. Его потом ветками родня обмахивала – человеку плохо стало, с сердцем, что ли. А Параня этих вяхирей по 12 штук за день вытягивает. Нету, в общем, таких людей уже…

А почему нету? У Парани на это такая теория: курица, что в инкубаторе выросла, он неё и лапша дохлятиной воняет, и яйцо невесть какое. Курица должна по воле, по траве бегать, и чтоб петух её, золотошпорый, топтал. Тогда толк будет. А люди нынче по городам засели, потому и немощные, бледные, как инкубаторский продукт. А деревни, или хутор Грушевый, откуда родом Параня, в упадке. «Кто уехал, кто сдох. А прибавки нету. Заросло всё бурьяном». И ни людей, ни силы. А прошлую жизнь, советскую, Параня так вспоминает:


Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
<< 1 ... 5 6 7 8 9
На страницу:
9 из 9

Другие электронные книги автора Лидия Сычева