Снежная Академия

Тело скрутило в спираль от боли. Хотелось зарыдать, закричать, избавиться от нее.

Резкий толчок выбросил в реальность, погружая словно в прорубь в поток овладевших мной эмоций.

– Жива, – выдохнул кто-то. – Липова, твою метель, ты на моих руках решила скопытиться?

Комната в полумраке, Пантин держит за руку, прощупывает пульс. Что…

Воспоминания о северном сиянии, толчке, дамочке похожей на Мороза, и полет… самый страшный сон в моей жизни… или не сон?

– Не дождешься, – высвободила руку и подтянулась, опираясь спиной о стену. – Я вообще живучая.

– Пришла в себя? – с ехидством хмыкнул блондинчик. – Наконец-то. Я уже думал заупокойную речь писать.

– Не торопись, я еще тебя переживу.

– Пф! С твоим стремлением на тот свет – вряд ли.

– Я не стремлюсь, – возразила упрямо. – Я жить хочу. Столько всего еще не сказано, не сделано и не изучено.

Взять хотя бы Мороза. Я ведь так и не узнала до сих пор, почему его узоры то светятся, то не светятся.

При воспоминании ректора в душе словно птички запели. Вот бы заглянуть в его глаза и разгадать, что за неизведанные эмоции скрываются в голубых льдинках.

Мечтательная улыбка расцвела на губах.

Одернула себя. Не хватало превратиться в повернутую на нем фанатку.

– Давай думать, как выбираться, – Пантин начал ощупывать обшитые деревом стены.

– Надеешься найти тайный выход?

Давненько я на ногах не стояла. Конечности затекли и теперь неприятно покалывали.

Здесь даже подкоп не сделаешь. Разве что половицу попытаться оторвать, вдруг за ней подвал или что-то подобное.

– А ты решила сдаться? – удивленно воскликнул блондинчик, стуча по дереву. – Или чтоб ты зашевелилась тебя надо назвать "подстилкой"?

От последнего слова передернуло, снова пробуждая давние воспоминания.

– Зачем ты это делаешь? – искреннее недоумение без злости и ненависти.

Простой вопрос "зачем?". Всегда хотела узнать, чем руководствуются люди, делающие выводы на основании слухов.

Можно понять озлобленных подростков. У них в крови бушуют гормоны и прет максимализм, приправленный садизмом. Но ведь Пантин уже не подросток. Он явно перерос пустые эмоциональные всплески.

– Нравишься ты мне, – выдал блондинчик будто очевидную истину.

Руки опустились вместе с челюстью. Глаз, кажется, задергался.

– Учти, шутка несмешная.

– Кто сказал, что я шучу? – Пантин оскорбленно фыркнул.

Всевышний, да что с ними такое?! Эти мужчины… хоть в лес беги!

– Пантин…

– Липова, успокойся, – перебил меня. – Я за тобой бегать не собираюсь. Ты мне нравишься, но я себя уважаю и как Васильев хвостом ходить не стану.

Я нахмурилась, хотя он едва ли разглядел мои эмоции.

– Мы с Лисом друзья.

– И как друг он угодил на Аляску? Послушай, ты либо слепая, либо претворяешься. Так не бывает. "Просто дружбы" не бывает. Мороз, в отличие от тебя, более прозорлив.

– Лиса наказали.

– За что? За посещение тебя в больничном крыле? – неприкрытая ирония вконец обезоружила.

– Мороз показал ему…

– Где его место? – снова перебил меня. – Так Лис не дурак, соображает получше некоторых, не видящих дальше собственного носа. Васильев прекрасно знает – с Морозом ему не тягаться, но и игнорировать себя он не может. И я его понимаю.

Спящее все это время раздражение просилось наружу.

– Да вы что, издеваетесь?! Половина Академии сохнет по одному, по другому, и по тебе в том числе. Или что, ты обделен женским вниманием? Я сама видела виснущих на тебе девчонок. Так почему я? Чего вы во мне-то нашли?! Сисек выдающихся нет, задница на твердую четверочку. Не уродка, да, но и неземной красоты у меня нет. Вот нет ее и все тут!

Пантин застыл возле дальней стены.

– Дура ты, Варя, – выдал он беззлобно.

Я уже приготовилась к едкому ответу, к яростным репликам и словесной дуэли. А он просто… просто…

– Дело же не в сиськах и заднице, хотя с этим у тебя полный порядок, – начал объяснять Пантин словно маленькому ребенку. – В тебе есть то, что притягивает. Неуловимо. Это чувствуешь, читаешь во взгляде, в движениях, улыбке. Ты заряжаешь энергией… светлой, как солнышко, что ли. Рядом с тобой хочется находиться. Даже просто мимо пройти.

Пантин встал напротив, засунув руки в карманы брюк.

– Ты не видишь свои глаза, но в них отражается та самая жизнь, которой все отчаянно желают. Я не знаю, через что ты прошла и кому продала душу, чтобы сохранить сияние как в глазах ребенка… – он покачал головой. – Нет, ты точно не продавала душу. Таких как ты одна на миллион. И я не преувеличиваю. Закрой рот, – сказал мягко, – я еще не закончил. Я могу лишь мечтать встретить когда-нибудь свою любимую с таким желанием жить. Так вот, Липова, если ты превратишься в унылую, скучную, пустую куклу, клянусь, я тебя убью. Чтоб не мучилась.

– Я…

Слова застряли, разбежались тараканами в разные стороны, не желая складываться в связное предложение.

Он серьезно? Все… что сказал?

Не похоже на шутку или прикол… и даже не издевательство…

– Я… ты преувеличиваешь, – выдала более-менее внятно.