Черный ангел смерти

И он поднёс к лицу ребёнка берестяную мисочку с водой. Дед Сев, не любивший терять время попусту, пополнил уже их походный быт несколькими хозяйственными поделками, в том числе вот этой маленькой мисочкой и двумя большими деревянными ложками. Есть ими пока было нечего, поскольку не было котла, чтобы сварить хоть что-то, но запасливый дедок был доволен – в хозяйстве пригодится всё, приговаривал он, и принимался за следующую поделку. Сейчас маленькая мисочка с водой из реки, поднесённая дедом, была как раз по делу.

Девочка выпила воды и глянула на спасших её людей голодными глазами.

– Сейчас я дам тебе поесть, дитятко, – скрипучим от жалости голосом проговорил дед Сев, – только не спеши и не ешь сразу много, а то худо тебе станет.

Куда там не есть, когда изголодавшийся ребёнок увидел перед собой на большом зелёном листе почищенное от костей рыбье мясо. Девочка диким зверьком накинулась на угощение и вмиг смела всё, что было. Потом удовлетворённо вздохнула, и глаза её закрылись сами собой. Дитя было измучено до крайности. Вовчак накрыл маленькое тельце своим кафтаном, а потом они оба долго сидели у слабо горящего костерка, молча. Дед отложил малышке ещё пару рыбинок – с этим-то она справится легче, а вот заячье мясо ей сейчас давать никак нельзя, пусть хоть капельку наберёт силы.

Только утром, когда ребёнок отоспался и ещё раз досыта наелся, мужчины узнали, что зовут девчушку Настуня, лет ей вот-вот исполнится восемь и идёт она от самого Роденя.

– Далеко-то как, Господи помилуй! – воскликнул дед Сев. – И как дошла?

– Далеко это, правда, и идти было трудно и страшно, но надо ведь. Мамка сказывала, что у меня здесь, в Богуславе, тётка родная есть, и она сможет меня приютить, если что. Я пришла, а здесь…

И девчушка горько заплакала.

– А в Родене что? – осторожно поинтересовался Вовчак.

Девочка взглянула на него своими огромными глазищами, и такая тоска в них встала, что сердце щемит смотреть.

– Нет больше Роденя, – сказала и хлюпнула носом.

Родень был старинный, большой и очень хорошо укреплённый город на берегу Роси, у самого её устья. Здесь ещё сыновья князя Святослава Игоревича бились между собой, когда за великокняжью шапку дрались, и Владимир убил брата своего Ярополка. Широко раскинувшийся город лежит у подножья поросшей лесом Княжьей Горы, а на самой вершине её большой княжий терем и церковь. Значит, и эту крепость повоевали проклятущие монголы, подумалось Вовчаку, а там уже и до Канева рукой подать. Он куда слабее Родня, ему никак не устоять.

– А сама-то как спаслась? – спросил всё же у девчушки.

– Так меня мамка в подпол забросила, когда эти косоглазые подошли к стенам города, и велела сидеть тихо, словно я мыша какая, и носа не казать наверх, пока всё вокруг не закончится. Уж не знаю, сколько я там просидела, но только есть мне больно захотелось, аж живот подвело. Там в подполе только квашеная капуста была и яблоки моченые в бочке, от них ещё больше есть хотелось. И страшно было очень. А когда я вылезла, наконец, наверх, то мне ещё страшней стало. От города одни головёшки остались и от терема на горе тоже. Еле выбралась я из спалённого города. Не помню, как и добралась сюда. А здесь – то же самое. Думала, пропаду теперь одна, но тут вас нашла.

– С нами не пропадёшь, малышка, не бойся, – успокоил ребёнка дед Сев, – мы тебя с собой возьмём. Верно, Вовчак?

– А то как же, – подтвердил воин.

Именно он, на взгляд девчушки, был тут главным. Значит, и правда, не бросят они её, эти мужики, на которых вышла совсем случайно.

И дальше они отправились по реке втроём.

В поселении их сразу окружили взволнованные женщины. Петрик со своим отрядом тоже был здесь. Он сделал шаг вперёд, встал перед Вовчаком и громким звенящим голосом доложил:

– В поселении Лесное Гнездо всё спокойно.

И сверкнул глазами.

– Молодцы, парни, герои, – похвалил их воин. – А я вам пополнение привёз. Принимайте. Это дед Сев из Юрьева, а это Настуня из самого Родня.

И без слов было понятно, что дела вокруг хуже некуда. Но Вовчак всё же уточнил обстановку, нахмурившись и потемнев лицом:

– Всё на Роси порушено и разорено, от Юрьева и до самого Днепра. Нет больше Поросья, нет крепостей, нет поселений. И людей живых тоже нет, одно вороньё летает.

Женщины горестно завздыхали, многие залились слезами. Как же им-то выжить, когда вокруг всё мёртвое? Но тут подал голос дед Сев:

– Однако люди живые есть ещё, только по лесам они попрятались, как и вы. Не все полегли от меча да от пожарищ проклятых нападников. И нам жить надо. Вон, детишек-то сколько. Их ещё поднять след и на ноги поставить. Не верю я, что Русь вот так запросто прихлопнуть можно. Монголы сильны, спору нет. Но и мы живучие, выдюжим, выстоим, и придёт время, погоним набежников обратно в их степи.

Речь деда произвела нужное действие, и бабы загомонили уже по-другому. А Ярка подошла к Настуне, крепко её обняла, прижала к себе.

– Ничего, маленькая, выживем, – проговорила и утёрла выступившие на глазах слёзы.

А девочка, почуяв исходящее от Ярки тепло, прижалась к ней так отчаянно, словно в ней, в этой совсем чужой и незнакомой девушке воплотилось всё, что она в жизни потеряла, казалось, навсегда. И зарыдала горько, выливая, наконец, в слезах всё то чёрное, что взяло в плен её детскую душу и не отпускало. А Ярка всё обнимала её, гладила, успокаивала, дивясь худобе детского тельца – и как только выдержала всё?