Повешенный

– Что вы имеете в виду?

– Я видел… места и похуже.

Губы Алана снова растянулись в улыбке. В сознании Уилла тут же всколыхнулись картины самых ужасных мест, среди которых промелькнули школьный класс, спальня немки-гувернантки, нанятой его родителями, и подвал старого дома, в котором его однажды на день заперли друзья.

Алан развалился на стуле, выпуская одно облачко дыма за другим. Он не смотрел на Уильяма, но тот почему-то был уверен, что он следит за каждым его движением. Уилл даже не удивился бы, знай Алан, какие мысли сейчас роятся в его голове.

– Видишь ли, Уильям, – Алан прервал нависшую над ними тишину, – я не люблю проигрывать. Впрочем, о чем это я. Я никогда не проигрываю. Ты же заставил меня испытать некоторое… неудобство, о котором я предлагаю нам обоим забыть как можно скорее. – Пепел мелким серым снегом опал на дно пепельницы. Алан рассеянно зализал растрепавшиеся волосы и посмотрел на Уилла. – Однако я должен признать, что держался ты просто великолепно. Не каждый может вот так легко поставить все, что имеет, зная, что может проиграть.

Уильям и сам не понимал, что двигало им в тот момент. Желание показать себя? Желание доказать что-то? Или же простой интерес, заставивший его прийти в это кафе навстречу неизвестности? Уилл не знал ответа. Он даже не заметил, как лицо Алана оказалось слишком близко от его, как рассеянный взгляд упёрся ему в глаза, а из приоткрытых губ вырвались тонкие струйки приторного дурманящего дыма.

Губы Алана плотно обхватили вспыхнувшую алым сигарету. Его взгляд терпеливо прожигал Уилла, ожидая ответа.

– Легко делать ставки, когда терять нечего, – развёл руками Уильям, поморщившись от окружившего их сладковатого дыма.

– Действительно.

Алан разочарованно цокнул языком, резко отстранился и качнулся на стуле, выпустив вверх облачко сизого дыма.

– Но когда у тебя ничего нет – не за что и играть.

Приторный дым окружил Уилла плотной пеленой, застилая глаза и забиваясь в лёгкие крупными колючими комками пыли. Приторный дым дурманил разум не хуже опиумных настоек, которыми его иногда поили в детстве, чтобы он не слишком капризничал.

Алан Маккензи дурманил разум не хуже самой крепкой порции морфия.

– Так что же вас интересует? Зачем я вам?

Уголки губ собеседника дрогнули в едва заметной улыбке.

– Видишь ли, у меня есть небольшой автомобильный бизнес, – выкуренная сигарета отправилась в поданную Алану пепельницу и оказалась вдавленной в покрытое серым растёртым пеплом дно. – Ремонт и продажа машин, если быть точнее. Забавно, как автомобили неожиданно захватили нашу жизнь. – Новая сигарета вспыхнула, а прекратившийся на мгновение дым снова окутал Уильяма. – А ведь когда-то люди предпочитали загнать двух-трёх лошадей, чтобы прибыть вовремя из Парижа в Анжу, например. Сейчас же все, что нужно, – парочка толстых зелёных пачек, бензин и минимальное умение водить машину. Безусловно, райское время для бедных животных!

Маккензи слишком ловко жонглировал словами, чтобы Уилл смог ухватиться хоть за малейшую зацепку и распутать наконец вручённый ему жестокой рукой судьбы клубок.

– Действительно, – он нервно улыбнулся. – Так значит, машины. Я всего лишь врач. Я ничего не смыслю в машинах. И уж тем более в лошадях.

– Ты смыслишь в людях. Это намного ценней. Автомобиль можно купить. Даже «Дюзи»[16 - Дюзенберг, англ. Duesenberg (также Дюзи, англ. Duesy) – американский производитель автомобилей класса люкс, существовавший с 1913 по 1937 год в городе Оберн, штат Индиана. Был известен, как изготовитель очень дорогих, высококачественных, а также гоночных автомобилей.]. Было бы желание и нужное количество добытых честным трудом, кровью и потом банкнот.

– Так у вас можно отремонтировать даже «Дюзи»?

– И не только отремонтировать, но и купить самую последнюю модель, – Алан словно был горд этим фактом, потому что он практически засветился изнутри от счастья. – Однако… иногда запчасти или же машина приходят не вовремя или вообще исчезают по дороге без объяснимых причин. Меня это, разумеется, весьма расстраивает, потому что я не люблю, когда мои вложения прогорают. А еще больше это расстраивает моих клиентов. Время – деньги, а деньги – доступ к элитной жизни. Ведь выделяться на фоне погрязшего в нищете и депрессии народа мечтают многие. Даже такие простые врачи, как ты.

– Нет, – упрямо мотнул головой Уильям, сильнее сжав на груди руки.

– Тогда зачем ты посещал тот бар?

Перстень блеснул расплавленным золотом, когда Алан рассеянно повертел его на пальце, посылая в глаза Уиллу солнечных зайчиков. Взгляд Маккензи снова стал рассеянным, словно мыслями он был очень далеко от этого кафе и уж тем более от самого Уильяма.

– К тому же до меня дошли слухи, что в Чикаго есть очень редкая модель автомобиля, выпущенная в единственном экземпляре, – негромкий и покрытый лёгким налётом бархата голос Алана вырвал Уилла из его мыслей.

– И вы непременно хотите ее получить? – Уильям наконец позволил себе разжать руки и потянулся длинными тонкими пальцами к небольшой фарфоровой чашечке.

– А ты весьма проницателен, Уилл, – язвительно отозвался Алан. – Да, я хочу эту машину. И как можно скорее. Пока о ней не узнал кто-то еще. Не хочу, чтобы столь ценный образец попал не в те руки. Предпочитаю быть единственным, кто владеет редкими и столь дорогими образцами.

– Не уверен, что я могу хоть как-то вам помочь.

Уилл отхлебнул из своей чашки и зашёлся хриплым надрывным кашлем, как если бы подавился, но он был точно уверен, что не вдыхал, когда пил. Алан Маккензи все так же улыбался, безмятежно докуривая очередную сигарету.

– Не стоит об этом беспокоиться. Ты все узнаешь, когда придёт время. – Слова Алана окружили Уилла лёгкой пеленой, не оставив даже возможности к отступлению. – А сейчас продолжай делать то, что у тебя получается лучше всего – вытряхивай из толстосумов деньги. Хочу посмотреть на то, как они забегают, когда у них не останется даже цента, – расхохотался Алан и смахнул невидимые никому слезы.

– Я не хочу проблем.

Уильям залпом опустошил принесённый ему стакан ледяной воды и зашёлся очередной порцией тяжёлого грудного кашля. На этот раз из-за обдавших его горло потоков льда и колючих острых когтей спазмов.

– Об этом не беспокойся, – от взмаха руки Алана несколько горящих алым пылинок сорвались с кончика сигареты и опустились на белоснежный фартук хозяина кафе, оставляя после себя тёмные проеденные пятна. – Никто не сможет причинить тебе вред. Я этого не позволю.

– Вы не можете быть со мной каждую минуту.

– Это и не нужно, Уилл, – ответил Алан и пожал плечами с таким изумлённым видом, как если бы он сказал полнейшую глупость. – У меня везде есть глаза и уши.

Алан круговым движением разогнал собравшийся на дне чашки кофе и опрокинул его в себя. Это был первый раз, когда Маккензи поморщился, и будто бы случайным жестом скинул чашку на пол. Он даже не ойкнул. Лишь надменно взглянул на окрасившиеся в коричневый цвет осколки и оттолкнул их от себя ногой.

– И да, Уильям, – значительно понизив голос, Алан подался вперёд под натужный скрип стула, выдохнул серое облачко в лицо Уиллу и усмехнулся, – если вздумаешь меня обмануть, если вздумаешь играть за моей спиной, даже если просто подумаешь об этом в своей маленькой черепной коробочке – я об этом узнаю.

Сила, с которой Алан вдавил сигарету в дно пепельницы, заставила Уилла сглотнуть скопившуюся во рту от напряжения слюну, а его сердце забиться неровный болезненным ритмом. От Алана исходила опасность. Она заключалась в каждом его сдержанном движении, в каждом выверенном слове и в каждой улыбке.

Щеки Уильяма неожиданно вспыхнули пожаром, а затем их обдал мертвенный холод, когда вся кровь отлила от его лица, уступив место звенящей пустоте и отдалённой агонизирующей головной боли. Он еще никогда не испытывал подобного. В глазах двоилось, а появившаяся под носом теплота напомнила ему об их маленькой партии в разрушенном баре. Уилл даже не попытался стереть медленно ползущую к губам кровь. Лишь резко мотнул головой, чувствуя, как молочный туман пробирается по его венам, отдаётся горьким миндальным привкусом на языке и ударяет в голову лёгкими пузырьками шампанского. Сердце сжалось, в груди закололо, а внутренности скрутило от резкой ослепляющей боли, разлившейся до самых кончиков пальцев накатывающей волной.

Все прекратилось так же резко, как и началось. Туман рассеялся, оставив после себя лишь выжженное поле, а Алан обеспокоенно, но насмешливо смотрел на Уильяма. Рядом с Маккензи уже стоял обслуживавший их хозяин, – и когда он только успел появиться? – ожидая, когда же его кофе оценят по заслугам.

– Думаю, мне не стоит подробней расспрашивать о вашем бизнесе, – с мрачным видом констатировал Уилл, почувствовав на губах вкус крови.

– Почему же? – удивился Алан. – Спрашивай. Но не гарантирую, что я отвечу.

Он резко захлопнул принесённый счёт, и из-под темной обложки на Уильяма грустно взглянули две смятые зелёные купюры. Сгорбленный хозяин кофейни тут же подхватил заветную книжечку и быстро умчался в сторону подсобки, чтобы наверняка пересчитать оставленные Аланом чаевые. Тот на это лишь хмыкнул и стал методично натягивать на длинные изящные пальцы кремовые кожаные перчатки. Он делал это с такой элегантностью, словно они не куплены в обычном магазине, а сделаны на заказ из кожи молодой лани по индивидуальным меркам каким-нибудь старым мастером на окраине Парижа.

Почему-то Уильям был уверен, что это так и было.

Каждое движение Алана было полно сдержанной строгости и молчаливой надменности. То, как его пальцы скользнули по полям молочно-кофейной фетровой шляпы, заставило сердце Уильяма замереть. Шляпная лента блеснула в тусклом свете темным кофейным цветом. Маккензи был гармоничен в своём образе. Он был практически идеален, не оставляя возможности недостаткам ухватиться за его облик.

Нельзя было быть настолько идеальным.

– Доброго вечера, Уильям, – поднявшись со своего места, Маккензи приподнял шляпу, отвесив ему короткий поклон. – Сходи в театр или в кино. Говорят, там вышел новый фильм Чаплина. Огни… «Огни большого города», вроде бы. Довольно занятное зрелище. Про любовь. – Уиллу показалось, что на лице Алана проскользнул незаметный болезненный спазм, но стоило моргнуть, как на его губах уже снова заиграла улыбка. – Пригласи кого-нибудь и постарайся не думать слишком много о нашем разговоре. Мы вернёмся к нему, когда придёт время.

Алан бросил на Уилла последний взгляд бледных глаз, хрустнул парой мелких осколков под подошвой, болезненно застонавшими под тяжёлой ногой мужчины, и направился к входу, на ходу что-то кивнув некоторым из сидящих в кафе людей. Уильям залпом опустошил свою чашку, поморщившись от разлившегося по языку горького привкуса, и резко обернулся, остановив Алана в тот момент, когда он уже открыл тяжёлую искусно сделанную дверь:

– А как письмо?..

– Слишком много вопросов, мой милый Уильям. Ты узнаешь все в подходящее для этого время.