Избери жизнь

– Будем с тобой беседовать и разбираться в том, что с тобой случилось, и как быстрее и лучше тебе привыкнуть к новой жизни.

– Я хочу играть, – неожиданно произнёс Юзер. Он не собирался говорить об этом, даже не думал, его целиком поглотили новые впечатления. Но когда доктор сказал, что надо привыкать к новой жизни, ему почему-то ужасно захотелось оказаться в своей волшебной игровой комнате, надеть костюм и шлем, залезть в подвесное кресло, дать мысленный приказ и мгновенно очутиться в любом из миров по его выбору: в прошлом, в будущем, в космосе, под землёй или на горной вершине, в зелёной воде океана, в белых облаках или в пустыне… стать рыцарем, астронавтом, путешественником во времени, человеком-пчелой… да кем угодно! И сражаться с другими рыцарями, с драконами, монстрами, зомби, призраками, злыми волшебниками, джинами, динозаврами… Да, сражаться, сражаться и побеждать! Завоёвывать призы и регалии, наполнять сундуки вирталерами! Вот это жизнь!

От радостных воспоминаний у Юзера закипела кровь, знакомое волнение охватило его. И вдруг он понял, что больше ничего этого никогда не будет, а будет только унылое, однообразное существование, жизнь, которая не стоит того, чтобы ею дорожить.

Михаил Алексеевич внимательно смотрел на то, как менялось выражение лица Юзера. Он прекрасно понимал, что происходит у того в душе. Очень нелегко бывает человеку, когда он разом теряет всё, что имел, и вынужден приспосабливаться к чему-то совершенно иному.

– Вот поэтому я и здесь, – сказал он спокойно и доброжелательно. – Давай поговорим обо всём. Поверь, жизнь, которая тебе предстоит, возможно не такая красочная и увлекательная, как Виртуальность, но она – настоящая. Настоящая, понимаешь? Ты будешь жить своей жизнью, а не чужой. Поверь мне, настоящая жизнь намного лучше и увлекательнее любой выдумки. Вот скажи, где пища вкуснее?

– Здесь, – признал Юзер.

– Это потому, что она настоящая. И так всё. Здесь настоящая жизнь, настоящая работа, настоящая дружба, настоящая любовь. Дороже этого ничего нет. Я не буду тебе ничего говорить про Бога, об этом с тобой отец Василий беседовать будет, но там, в юзерхаузе, ты бы никогда не смог познать радость общения со своим Создателем.

Я знаю, тебе в первое время будет не хватать твоей прежней жизни, но она закончилась, и виноваты в этом не мы. Были возможны только два варианта. Первый, как мне рассказали, ты видел. Тебя могли бросить в вагонетку. А ты знаешь, куда поехали все вагонетки, когда ты был на лестнице? Помнишь башню посредине юзерхаузов – из этой башни всегда идёт чёрный дым, потому что внутри в печах сжигают содержимое этих вагонеток. Да-да, и юзеров тоже. А второй путь – тот, который прошёл ты – к нам. Согласись, это лучше, чем превратиться в пепел и сажу.

Юзер кивнул головой. Он всё понимал, но прежней жизни всё же было жаль.

– Впрочем, – сказал Михаил Алексеевич, – ты свободен и можешь попытаться вернуться в юзерхауз. Мы даже можем помочь тебе добраться до города юзеров. Только вот, как попасть внутрь, как снова получить комнату в юзерхаузе – этого мы не знаем. Ты ведь не смог вернуться в свою комнату когда был на галерее, не так ли? И почему всё это с тобой произошло? Что именно случилось? Ты ведь не рассказывал об этом. Так что, если есть желание, можешь со мной поделиться, вместе подумаем, как тебе жить дальше.

Юзер сидел с низко опущенной головой, уставившись в пол. Михаил Алексеевич не торопил его с ответом, он понимал, какая буря бушует в душе юноши, и ждал. И вдруг Юзера словно прорвало. Волнуясь и путаясь в словах, перескакивая с одного на другое, он стал рассказывать о событиях последних дней. Почему он не говорил об этом ни с Верой, ни с Аней, трудно сказать. Но он просто не мог больше нести в себе те беды, которые неожиданно обрушились на него в последние дни. Часа два продолжалась их беседа. Юзер чувствовал, что Михаил Алексеевич сопереживает ему и хочет помочь, поэтому подробно отвечал на все вопросы, вспоминал какие-то новые подробности. Но самое главное – психолог всё время чувствовал невысказанный вопрос: Что будет дальше? Неизвестность томила и пугала Юзера. Когда он закончил, Михаил Алексеевич неторопливо заговорил. Он стал рассказывать о событиях почти двадцатилетней давности, о Катастрофе, о том, как люди выживали после неё, о возникновении юзерхаузов и уходе в них множества людей, о том, как постепенно стала открываться людям страшная правда, о рассказах тех, кому чудом удалось вырваться из плена "Светоносца".

Лавина новой информации с трудом вмещалась в сознание Юзера. Всё, что он услышал совершенно не соответствовало тому, что он знал о мире, находясь в юзерхаузе. Он привык преклоняться перед Светоносцем, почитать Великого Координатора, слушаться советов и приказов Анализатора, верить в мощь и рациональность Системы, испытывать благодарность за то, как была устроена его жизнь. И вдруг выясняется, что всё, чем он жил, что любил, чему верил – неправда. С этим было очень трудно примириться.

Михаил Алексеевич понял состояние Юзера.

– Сейчас я, пожалуй, пойду. На сегодня достаточно. Подумай, успокойся. А завтра я зайду снова, если ты не против, поговорим ещё.

С этими словами он попрощался и ушёл.

В комнату снова зашла Аня. Она не стала ни о чём спрашивать Юзера, понимала, как нелегко ему переварить столько всего нового.

Потом наступило время обеда, и, надо признаться, новые кулинарные творения Валентины отвлекли Юзера от его дум и даже подняли настроение.

После обеда ненадолго заглянул отец Василий. Юзер был, кажется, рад его увидеть, ему хотелось узнать об этом таинственном и непонятном Боге и обо всех тех, кого он вчера видел на изображениях во дворце, который назывался храмом. Но священник понял, что Юзер буквально переполнен впечатлениями (тем более, что Аня ему успела кратко сказать об их утреннем разговоре и о посещении психолога). Поэтому отец Василий решил пощадить ум Юзера и стал с ним разговаривать о самых простых вещах: о здоровье (не простыл ли он вчера), о том, понравилось ли ему поселение, чем бы он хотел заниматься, умеет ли Юзер читать и так далее.

Но Юзер внезапно попросил:

– Расскажи, как ты жил в юзерхаузе?

– Ну что же, если интересно, слушай.

И отец Василий поведал ему свою историю.

– А потом? – спросил Юзер.

– Что было после того, как я поправился? Сразу пошёл пешком в ту деревню, где жили мои родители. Мне предлагали телегу с лошадью, но я отказался. В то время каждая лошадь была настоящим сокровищем, потому что их было очень мало. Мало ли что могло случиться на моем пути. Лошадь могли украсть, она могла убежать, заболеть. Наконец, меня могли убить, а лошадь забрать себе. Нет, не мог я взять на себя такую ответственность. Путь был неблизкий, шел я несколько дней, много чего навидался, но нигде не задерживался, очень торопился. Как забилось моё сердце, когда я увидел, что из трубы на крыше нашей избы поднимается дымок. Мама бросилась меня обнимать, целовать, плакала и смеялась одновременно. Признаюсь, я тоже плакал.

– Где ж ты был, сыночек? Я уже не чаяла тебя увидеть, хоть и молилась за тебя каждый день. Отец-то наш тоже тебя ждал, да не дождался, бедный. Как бы он сейчас порадовался! Видно, не судьба…

Мы сходили на наше деревенское кладбище. Я молча постоял у могилы отца и просил у него в душе прощения. Как знать, если бы я после Катастрофы сразу подумал о родителях, возможно, отец был бы жив. Мама сказала, что он умер после сильной простуды, а лекарств и врачей в деревне не было. В деревне кроме моей мамы не осталось вообще ни одного человека, и она уже смиренно ждала того часа, когда отправится за мужем.

Я решил перевезти маму в поселение, но нечего было и думать идти ей пешком. Телег в деревне было сколько угодно, но вот где взять лошадь? Я даже пожалел, что отказался от предложенной лошади, но что поделаешь… Мама, верная своей привычке содержать хозяйство, сберегла корову. Но ведь её не впряжёшь в телегу. Но и тут снова Господь помог мне, а вернее, моей матери, этой скромной и кроткой труженице, тёплой молитвенице. Утром пошёл я в поле, пройтись по родным местам и, заодно, подумать, как перевезти маму в поселение. Я вспомнил моего таинственного помощника, без которого погиб бы в юзерхаузе, и решил обратиться к нему, хоть и без особой надежды, что он услышит. Я попросил его не ради себя, но ради моей мамы, помочь мне что-нибудь придумать. Сначала ничего не случилось, да я особо ничего и не ждал. Но через несколько минут я вдруг услышал вдалеке лошадиное ржание. Я устремился на звук, и за небольшой рощицей увидел лошадь, спокойно пасущуюся на поляне. Я тихо подошёл к ней, лошадь не сделала никакой попытки убежать. Я снял с себя ремень и накинул на шею лошади, она восприняла это спокойно Мне удалось привести лошадь в деревню. Мама, увидев мою находку, вознесла горячую благодарность Богу, а потом стала собирать вещи. Взяли только самое необходимое: иконы, документы, фотографии, кое-какие памятные вещи, одежду, посуду. Куриц посадили в большой деревянный ящик, корову привязали за телегой. В последний раз сходили на кладбище, попрощались с могилами отца, родных и близких. И тронулись в путь. На обратном пути подобрали молодую девушку, голодную и молчаливую. Похоже на то, что она не имела постоянного жилья, а жила то в одной, то в другой деревне в пустых домах. Нас она сначала испугалась и спряталась, мы издали предлагали ей пищу, и голод пересилил. Она подошла к телеге, поела. На вопросы, правда, не отвечала, но слушала и понимала. Нам удалось уговорить её ехать с нами в поселение. Вот в таком составе мы и вернулись.

– А дальше? – спросил Юзер.

– А дальше – маме дали комнату в домике, где жили другие пожилые женщины, а я стал вместе с другими мужчинами плотничать, строить новые дома. Народу в поселении прибавлялось, всех надо было обеспечить жильём. Я не боялся никакой работы. А по вечерам меня неудержимо влекло в маленькую церковь, построенную в центре поселения. Там знали, что я видел Ангела, и старались просветить меня в вопросах веры. Потом я стал прислуживать на богослужениях – стал алтарником. Научился читать церковные книги, выучил наизусть молитвы, псалмы, пел на клиросе. И вот наступил такой день, когда наш священник спросил меня, не хочу ли я служить Церкви в качестве духовного лица. Я понимал, что совершенно недостоин этого, но понимал также и то, что должен всей своей жизнью оправдать ту милость, которую Бог мне столь явно показал.

И после долгих приготовлений наш священник отвёз меня в другое, довольно далекое поселение в котором был епископ. (Понимаешь, только епископ имеет право сделать из обычного человека священнослужителя, это называется "Рукоположение"). И вот епископ рукоположил меня в диакона, а через несколько дней – в иерея. Ты сейчас не понимаешь, что это такое, но, я думаю, всё это я тебе объясню попозже.

– Я тоже хочу, как ты – ходить в золотой одежде и жить в дворце!

– Ну, во-первых, не во дворце, а в храме. Во-вторых, я там не живу, а служу. Живу я в другом месте, и там не так красиво, как в храме, хотя икон тоже много. Ну, и посмотри, разве сейчас я одет так же, как в храме?

– Нет… – пробормотал Юзер, глядя на простую черную рясу отца Василия.

– Красивые одеяния положено надевать только при богослужении. Ну, я вижу, сегодня ты совсем устал. Отдыхай, мы с тобой ещё успеем обо всем поговорить.

32. Хорошее окончание второго дня

У Юзера просто голова шла кругом от обилия впечатлений. Всё это было необходимо хорошенько обдумать. Юзер сначала сел на кровать, потом прилёг, и сам не заметил, как провалился в глубокий сон. Тихо зашла Аня и села около стола с книгой, глаза её скользили по строчкам, но мысли витали где-то далеко. Она то думала о Юзере, какой он, в сущности, большой ребёнок, то о его интересе к Вере, и гадала, испытывает ли Вера ответные чувства. (Её, как и большинство представительниц прекрасного пола, волновало всё, что имело намёк на романтические отношения). Потом в голове Ани возник образ её мужа, а следом – и родные, милые детские личики. Она мысленно пожелала всем такого же семейного счастья, которое царило в их семье.

Юзеру показалось, что спал он всего несколько минут, но когда приоткрыл глаза, увидел, что в комнате стало темнеть. А проснулся он потому, что в коридоре услышал голоса, которые разговаривали шёпотом, и один из этих голосов принадлежал той, которую он ждал весь день.

– Может быть, не стоит его будить? – говорила Вера. – Он сегодня столько всего услышал, что ему просто необходимы сон и тишина.

– А ночью он что будет делать? – возражала Аня. – К тому же, Ангелина Степановна сказала, что ему просто необходимы небольшие физические нагрузки и прогулки на воздухе. А он весь день просидел в помещении и почти не двигался. А потом, – добавила Аня лукаво, – он, по-моему, целый день ждал тебя…

– Скажешь, тоже! – смутилась Вера. – Просто он привык ко мне..

– Конечно, привык, ещё как…

Они бы продолжали разговор и дальше, но тут Юзер позвал:

– Вера!

Юзер не расслышал, о чём говорили девушки. К тому же, не все русские слова были ему понятны. Но голос Веры он узнал бы из тысяч голосов.

Это был голос, который обратился к нему, когда он, испуганный и растерянный, стоял в темноте около юзерхауза.

Это был тот голос, который шептал:

– Юзер, миленький, держись! – когда он почти без сознания лежал на телеге, и что-то тёплое и солёное капало ему на лицо.

Услышав, что Юзер уже не спит, девушки зашли в палату.

Юзер сидел на кровати, ещё не окончательно проснувшийся, но на его лице девушки впервые увидели улыбку.

– Здравствуй, Юзер, – поприветствовала его Вера. – Как у тебя дела, как себя чувствуешь?