Черно-серый

– Зачем вы меня касаетесь? – не теряла гордости столь, казалось бы, невинная девушка. – Не представляю, чтобы я так же унижалась, да подыскивала в ночных заведениях отца ребенку. Честь надо хоть кой какую иметь! Искренне надеюсь, что ваше несчастное сокровище перейдет в руки порядочным людям. Я бы никогда не оказалась на вашем месте, до такого уровня слишком долго падать.

Маша нарочито громко рассмеялась, Нил и черненькая в свою очередь оставались оконфуженными. Галя за весь вечер ни одного слова не удосужилась выцедить. Собакин же восхищался мужественностью, некой дерзостью, возлюбленной.

– Уж больно вы отважная, – гоготала Маша. – Излишне. Коли тут, средь грешных, а уж тем более в компании Нила Тимофеевича, самого нечестивого человека, – перегибала уж палку. До смешного доходит, – находитесь, то, надо полагать, к любой авантюре готовы? Правильные люди ходят в театры, на работу, пишут книги и семье помогают. А вот здесь все нечистоты. Мне ли объяснять?

– И все же я не понимаю, к чему вы это говорите? – с изумительным проворством продолжала Шофранка. – Я имею храбрость отдохнуть и в кабаре, и в тех местах, которые вы назвали. К чему меня совестить? Сама без вас все знаю.

– Отдохните-отдохните, – как под кожу лезла. – Выпейте, закурите папироску и отдайтесь всем плотским грехам. Мне бы хотелось на своих ошибках вас научить, что делать этого не надо.

– Благодарю, не стоит.

– Но, честно признаться, вы словно кристалл здесь. Занимательно будет увидеть, как вас сотрут в порошок, опосля употребят, – окончательно испортила кривыми пальчиками свой потекший грим. – Ну что ж, славного вам путешествия по волнам пороков. Ваш опытный приятель поможет влиться.

Она скоро засобиралась, так ничего и не добившись, не заказав. Резонно полагать, что это выступление было лишь желанием унизить Нила в связи с его отказом в помощи. Самому ему уж было все равно. Шофранка дала ясно понять – чужие проблемы не интересуют. Разве не славно? Из этого выходит, что старания Маши – пустые потуги. Нисколько не планировал искушать медсестру, как было в разговоре, вовсе наоборот – желал, чтоб дама помогла увидеть иную жизнь. Нельзя столь невинную в дурь тянуть. Не смотря на все похождения Собакина, хорошо то знал. Не чаял в ней души человеческой, потому так думал.

Куда спешили распутницы остается не ясно. В данном заведении их вечер закончен, прогонять не пришлось. Тем не менее, на том история не прекратилась. Удаляясь, черненькая, Галя, все ж подала голос, да обращалась ни к кому иному, как к коллеге. Не самый, поди, лучший день для нее вышел – очередное, чем желала поделиться лишь с Машей, внимали и другие люди. Шепот, если можно так выразиться, не удался.

– О чем ты? – обратилась Галя к Маше. Тон ее был несколько озороват. – Больных они тем же порошком лечат, раны спиртом протирают. Буде так, наивно полагать, что и сами медсестры не балуются!

В ответ Маша еле слышно отшутилась, да и слились они в толпе. В конце концов это произошло. Нил выдохнул, принялся в который раз приводить себя в чувства – никак поверить не мог, что в действительности она рядом. Живая кровь и плоть, обычный человек, может дышать, при том даже вести вполне вразумительные речи. Поражают столь обыденные вещи, когда долго видишь чей-то облик во снах, а затем он предстает в реальности, естественно, гораздо более красочным. Абсолютно рад, только эгоцентризм спрятать, все ж невозможно. Сломанную жизнь обратно по кусочкам не собрать. Проявлялось это самым простым образом – находясь в эйфории, Собакин не замечал состояния Шофранки.

Она совершенно растеряна и не собиралась это скрывать. Какими ни были чудесные грезы Нила, на деле девушка действительно размышляла о чем-то менее заоблачном. Кстати сказать, как бы Собакин не вадил, она, представьте себе, будто совсем не замечала тех воздыханий в свою сторону. Или лишь пыталась транслировать «глупость»? В одном, важно отметить, они с Собакиным были схожи. Находясь в толпе людей, продолжать строить внутри свои миры, искажая, абсолютно не воспринимая реальность – неразумно, но таков их нрав. Все эти сцены так фатальны…

Пока столик оставался идеально чист, как и за ним сидящие, Шофранка явно не планировала это так оставлять. Ей было жутко призанятно сменить привычные окопы, грязь, сухую кровь с бинтами, на приличное общество. В нем спокойно. Сложно поверить, что где-то там, теряя руки с ногами, воевали люди, засыпая с оружием. Для солдат оно – мать, ребенок и жена. Выражаются ли исполнители о чем-то так же? Сложно представить. А ей, мало в сих вопросах осведомленной – более того.

– Это не правда, – важно отрезала Шофранка. От резкости высказываний голова Нила шла кругом. Он понял, что упустил важное – то, чего так не хотел! Опешив, навострил уши в ожидании объяснений. – Пурга это, что медсестры балуются, – будто оправдывается. Какая прелесть. Только Собакин, погруженный в мечтания, не расслышал чего сказала Галя уходя. Собеседница – дама толковая, постаралась разъяснить воздыхателю в чем дело.

– Послушайте, – замялся Собакин, – не принимайте близко к сердцу говоры их. Вы же не будете из-за дерзостей расстраиваться?

– Нет, Нил Тимофеевич. Мне не печально, вовсе наоборот. Весьма ль часто так выражаются о милосердных сестрах?

– Честно сказать, не могу знать, – потер шею. В этом жесте отражалась нисколько не ложь – чеканная нерешительность. Если уж тему войны мимо ушей пропускал, то ее столь незначительные детали – более того. – При мне говорят о вас одни только хорошие слова! – подобная недосказанность, мнится, еще никому не навредила.

– Приятно слышать. Однако, не поймите меня неправильно, но я действительно желаю отвести душу. Устала и больна.

– Мне проводить вас до дому? – с трудом Нил разбирал сказанное, уж больно Шофранка голову вскружила. – Мне труда не составит.

– Я о другом, – рассмеялась. – Желаю, чтоб сей день запомнился большим и грандиозным.

– Что же для этого нужно? Выпить?

– Для начала? А можно ль так?

Что имеется ввиду под «для начала» – понять сложно. Если есть завязка, то, вероятно, и конец тоже имеется. Валы непонимания покрывали с головы до пят. Разговор с намеками в таковых ситуациях не очень уместен. Вероятно, дураку было б понятно, что цель у нее свойская была, а Нил – не случайный встречный. Только самому ему все это совершенно не очевидно. Думал ж он – возвращение столь желанной лишь следствие его привлекательности и чудного тембра голоса. Как бы не так. В каких грезах б не витал, какие страны в воображении не видал – мир остается таким же грубым и хладнокровным. Одни манипуляции сменяются на другие, люди всегда требуют что-то друг от друга – стоило бы привыкнуть. Вот что интересно, по лицу «требующей», если можно так выразиться, считать чего было сложно.

Полностью затерявшийся в раздумьях, притих. Не знал как отвечать. Разглядывал чернявые локоны, а сердце бешено стучало. Вел себя словно мальчика в изнуряющем ожидании предложений. Непрочитанная книга – это интересно, если сравнивать ее с Шофранкой. Он замечал любое действие, стараясь делать то незаметно. Когда стараешься концентрироваться на деталях, случается такое, что упускаешь самое важное. В этом случае – солонка в руках гостьи. Она вертела ее, сыпала на палец соль, облизывала и всячески давала понять чего ей хочется. Собакин продолжал находиться в ступоре. Так глупо он давно себя не чувствовал. Странно, что вечно угрюмый и грубый человек, волнительно желает угодить знакомке.

– Ну-с, а то, о чем девчата говорили – не ложь? – звучало это мягко, словно ангел обнял, а под ногами облака. Несуразный вопрос, который явно должен выбить из колеи окрыленности.

– Попрошу не выражаться! Я не допустил бы того, что Маша доказывала, – так с Нилом и случилось. Не сдержался – почти озверел. Сколько можно лямку тянуть.

– Не думайте, что я хочу вас очернить. Я уже говорила – чужие личные отношения обходят меня, – на последнем слове явно было больше выражения, – стороной. Я про ваш опыт, волны пороков, – взглянула к высоким потолкам, словно вспоминая услышанную речь.

– Вам нужна сигара? – Нил присоединился к ее роли – перенял на себя. Бесспорно, он понял в чем соль, и к чему она же у нее в руках, да совсем не полагал что так пройдет разговор. Несколько поник, подумал, мол, милыми дамы бывают только в сказках. Все эти доводы, тем не менее, не избавляли от жгучих, поистине страстных чувств.

– Нет. Мне бы тоже хотелось ощутить праздник, – принялась жестикулировать, звеня браслетами на запястьях. – В самом деле то, чем вы тешитесь – обычное лекарство. Многажды порывалась испробовать, как говориться, порошок не по назначению, да боюсь! Не желаете ли сопроводить меня в мир блаженства?

От неожиданности Собакин дернул головой.

– Это не мир блаженства, – сталось вновь стыдно, вежество само по себе пропало еще на прошлой речи. Слишком много информации знает Шофранка, покуда сам Собакин о ней – ничего. Имя и только. Даже отчество неизвестно, спросить тоже неудобно. Так и приходится – использовать лишь «Вы», в основном. – Только кажется, что счастлив, а когда это чувство пропадает – хочется любыми способами вернуть. Коли не пробовали – не понять. Да и не надо.

– Милый мой, – от лестных слов, ныне в свою сторону, ему захотелось снова вздрогнуть. Чаще самому приходилось подобное выцеживать. Будто противоестественно получать комплименты и от напряжения даже не приятно. – Прошу простить, но совета я не просила. Я все равно попробую это, – прозвучало как вызов. – Мне нужно получить первый опыт с человеком, знающим в сих делах толк. А вам отчего-то хочется доверять.

Как ни крути отрадно такое слышать. Говорить, однако, это на второй встрече – не показатель хороших манер, но попала в яблочко. Нил был готов положить к ее ногам миллионы роз, отправиться на небо за лучиком солнца, а вот навредить – ни в коем случае. Даже таким образом, коего она желала. Сам того не подозревая, он показал как подсознательно заботится о Шофранке, уберегая от пагубного воздействия того, от чего сам зависим. Казалось бы, менее накладно согласиться, поделиться, да двигать в нужном направлении – ни раз так поступал. Ослабшая, потерявшая все чувства и трезвый рассудок девушка – славная добыча для неделикатного мужчины. Ни для кого не секрет. Но она же, в таком состоянии – человек, коему требуется помощь от благонравного мужчины. Ни к тем, ни к другим, Нил себя не относил, но знал, что поступает правильно.

Сложилась двоякая ситуация. С одной стороны – согласиться, помочь понять как будет чувствовать себя под эффектом, привести в чувства, если то понадобится. Стать ее, так сказать, первым гидом и помощником – большая честь. С другой – первая сторона звучит как шутовство. Травить простой души человека не то чтобы грешно, совсем совестно. Решать нужно скорее – а то подумает, мол, отсталый. Очевидно, Собакин склонялся к первому варианту, но инстинкты, нечто вроде животного подсознания, твердили – не стоит. Хватать корень зла так несообразно… Но имелась и еще одна деталь, которая заставила остановиться на согласии с предложением – Шофранка может запросто покинуть заведение, если Нил откажется. Этого точно допускать нельзя. Не важно чего привело ее в кабаре, главное – оставить в нем. Полагаясь на самого себя, дал согласие.

Конечно, так, средь рабочего дня, потреблять они бы не стали – направились к гримерной. На душе скверно, а сердце так и трепещет мыслями о том, насколько неправильно поступает. Совсем не такого хотелось. Впрочем, и как планировал провести вечер он тоже не знал. Чудно, что ее желалось оберегать, к тому же не ясно для чего.

Кажется, только ждал ее прихода, представлял как славно и романтично проведут дни вместе, а ныне уже Нил трясущимися руками копошился в тумбе под зеркалом. Замок никак не хотел выполнять свое предназначение – заклинил. Верующий б сказал – знак свыше! И ему пришло такое в голову, да исполнить желание Шофранки обязался. Больно не хотел, да будто должен. Ничего не поделать. Тело напряжено, думается тяжко. Образ знакомки слишком таинственный, чтобы каждому слову верить – быть может, все это проверка? Хотя зачем ей проверять? Все это так расплывчато и глупо… Зря затеяли это. Очень даже зря. Хотя, возможно, иного шанса судьба уж боле не даст на общение тет-а-тет. Наконец прозвучал характерный щелчок. Это означало лишь одно – пути назад нет. Обречен сам, теперь и возлюбленную на дно тянет – а как не хотелось!

Шофранка, что не удивительно, тоже была взволновала. Она глядела в зеркало, за коим так много времени проводил хозяин гримерки, опосля резко оторвалась. Ее тревога пусть выражалась более ярко, нежели на исполнителе, но была с другим оттенком – страх пред неизведанным, при том, желание раскрыть все тайны. Подобное испытывают юнцы при первых глотках алкоголя, с пробными затяжками папиросок. Такое и Нил прошел в более нежном возрасте. В миг сердце забилось сильнее. Предположения о том, что возлюбленная только выглядит на двадцать с хвостиком, заполонили разум, никак не хотели исчезать. А она уж подходила ближе… Тело сковало, а небольшая коробочка так и норовила вылететь из вспотевших рук. Поочередно, оба тяжело вздохнули, перебросились словцами и к «рисунку».

Пелена паники буквально сносила голову Собакину. Глупо, наверное, о состоянии малознакомой столько думать. Не убивает ведь ее, да и сама попросила. Он мысленно всячески оправдывал нагрянувший грех. Б-г видит – не виновен.

Спустя пару мгновений и ловких движений, рядом с кистями и пустым бокалом оказалась отрава. Напряжение достигает пика. Два огромных зрачка уставились на Нила, выжидая когда он наконец приступит к действию. Теперь она напоминала скорее львицу игравшую со своей добычей, нежели беззащитную голубку. Нужно решаться – уж какой раз себе повторял. Прекрасно осознавал, что делает хуже для всех. Два вдоха, и все позади. В народе бытует мнение, что опыт не пропьешь – верно сказано. Ничего сложного, но на душе неизведанное ноет. В носу защипало, а обогнув пару секунд появилась привычная горечь во рту.

Смотреть на то, как гробит себя Шофранка оказалось необычайно сложно. Она, соответственно, вступила следующей. Нил хотел прикрыть глаза. Прекрасно понимал, что глуха она будет к его просьбам. Никто не идеален, это правда, да думалось, даму сердца эта чушь не коснется. Но, что сделано – то сделано.

Она так же скромно улыбнулась, после удостоверилась в том, что ничего после себя не оставила. Действительно, как и оказалось, никакой проверки, никаких подводных камней – одна лишь искренность, пусть несколько и грубая. Абсолютно растерянный Нил даже не заметил, как потерял свой стержень. Настолько спонтанное и неожиданное решение, что если б его позвала прислуга заняться тем же – почувствовал себя так же. С ума сойти! Он не мог ничего требовать от знакомки – не жена и даже не коллега. Просто безумно неожиданно. Предпоследней надеждой стала возможность того, что Шофранка невзначай чихнет – избавиться от дурманящего средства, сама того не заметит, потом махнет рукой и скажет «дурман – чушь!». Но этого не произошло. Осталось лишь отразить ее эмоции, дабы не выглядеть как нечто внеземное, и смотреть далее за выступлением. Неловко теперь будет.

ама гостья не горела желанием вновь слушать музыку со сцены – ее вниманию престал небольшой диванчик у выхода. Не грязная, но видавшая виды мебель. Многие на нем сидели, лежали, да и иные позы имели. Лучше б не садилась! Да как бы он предупредил? Явно день молчания. То возразить неуместно, то задать вопрос неловко, ныне уж некстати помочь. Происходящее как песок сквозь пальцы.

– Не хотите выпить? – Нил отлично знал, что имеется еще один способ избавить Шофранку, пока не поздно, от пагубного воздействия. Алкоголь в таком случае является нейтрализатором. Чем дальше в лес, тем больше дров. Это было одно из его познаний, за кое должно быть стыдно.

– Представляете, – оглядела стоящего «солдатиком» исполнителя. – Мне сейчас совсем ничего не хочется. Легкое головокружение тому виной, надо полагать.

– От бокала шампанского станет лучше, я вас уверяю! – впервой говорил подобное из лучших побуждений.

– Попрошу вас не настаивать.

Осталось только согласиться. Была б на месте ее Галя или Маша – давно прогнал, иль, вероятнее, даже не звал. Мечты сбываются, да совсем не так, как хотелось бы. Тяжело вздохнув, Нил подумал, что так, хотя бы, гостья станет более разговорчивой. Во всем плюсы стоит искать. Так случилось. Она принялась описывать свои чувства, коих на счастье, было еще не много, задавала вопросы по поводу декора, внешнего вида Нила… Тот чувствовал себя ни лучше и не хуже обычного, только лишь физические факторы оставались на месте. Организм привык к отраве, не действует на него так же, как подействовал на знакомку.

Они болтали ни о чем, музыкант делился забавными рассказами о гримерке (разумеется теми, о коих она могла знать), какие оплошности допускал при выступлениях. Шофранка смеялась, а он совсем позабыл о чем так волновался. Общение их шло размеренно, приглушенные голоса за стенами нисколько не мешали, а только создавали нужную атмосферу. Приятно иногда проводить время в хорошей компании. Не было злых насмешек, лицемерных улыбок и пустых разговоров. Надо же! Есть порядочные люди, кто голову не теряют. Отсутствовали разногласия, только полное погружение в личность друг друга. Да, кажется, для этого стоит жить. Знать, что тебя внимают, сожалеют и радуются за тебя, при том желать слушать кого-то – это явное благословение. Нил с уверенностью мог бы сказать, что он счастлив.

Однако, недостаточно было ему имеющейся рядом возлюбленной. Так же чувствовала себя и гостья, мол, а в чем суть быть трезвыми в таком заведении? Собакин, вероятно, не лучший собеседник, но хоть что-то удерживает ее рядом. Пусть свято верил в свою уникальность, где-то на подсознании понимал – без материального мало чего стоит. Так недалеко остаться одному. Да на что горазд, тому и рад. С трудом представлял себя на месте Шофранки… Вероятно, в тех в кругах где она проводит время, он не стал бы интересным персонажем. Однако тогда пред ним стоял гораздо более важный вопрос.

На сей раз недолго думая, вновь провел давно знакомый ритуал. Надоело себя гробить. Надо надеяться, следующая встреча с Шофранкой пройдет иным образом! Теперь она привяжется к средству, будет не в состоянии работать на прежней работе так же, соответственно, станет зависима от дурмана с его владельцем. И все на руку, и все как-то нехорошо.