Мастер войны : Маэстро Карл. Мастер войны. Хозяйка Судьба

– Я объявляю себя свободным мастером! – Карл смотрел на князя и гадал, не кончится ли сейчас у того терпение. Но, по-видимому, князю стало интересно. Разговор с Карлом его развлекал.

– И что это тебе дает, Карл? – спросил Семион.

– Закон о свободных мастерах включает определение «в любое время, днем или ночью», а закон о Фестивале, оговаривая специально приостановку действия пяти городских законов – о гостеприимстве, о торговцах и других, – не упоминает закона о свободных мастерах.

Князь повернулся к кому-то в своей ложе и что-то тихо спросил. Карл ждал. Прошла минута, другая, третья. Наконец князь снова повернулся к Карлу и сказал:

– Ты прав, Карл. Протест принят. Ты можешь объявить себя свободным мастером. В чем твое мастерство, Карл?

«И в самом деле, – спросил себя Карл, – в чем мое мастерство?»

Пора было выбирать.

Он вспомнил запах клея и кож, ощутил в руке острый нож – и тут же понял, что сапожником быть не хочет. Можно было бы, пожалуй, податься в аптекари или оружейники, но интуиция подсказывала, что делать этого не следует.

– Я художник, ваша светлость, – сказал он, с интересом ожидая, чем ответит князь.

Секунду князь смотрел на него, как бы примеряя к Карлу звание художника.

– Ты не похож на художника, – наконец медленно произнес Семион. – Впрочем, если у тебя есть королевский патент или хотя бы рекомендательные письма…

– У меня их нет, – развел руками Карл.

– Тогда как же я узнаю, что ты говоришь правду?

Карл обратил внимание, что Семион окончательно замкнул его дело на себя, выведя из него всех остальных возможных участников. Выражения лиц глав Шести Семей были понятны любому, кто их видел. Впрочем, князь-то их как раз и не видел – но не мог же он не знать, что, узурпируя власть, которая принадлежала ему лишь формально, он задевает интересы кланов?

– Если вы разрешите, ваша светлость, я докажу свое право называться художником. Четверть часа, ваша светлость. Это все, что мне нужно.

– Приказать принести тебе бумагу?

– Не стоит, ваша светлость. Если позволите, я нарисую вас углем прямо на этой столешнице. – Карл указал на небольшой стол, стоящий у кромки поля.

– Четверть часа, – кивнул князь. – Я должен стоять?

– Ни в коем случае, – улыбнулся Карл. – Я нарисую вас по памяти.

Он подошел к столу, воткнул оба меча, которые все еще держал в руках, в землю, затем снял столешницу с козел и поставил ее вертикально, оперев на козлы и мечи. Потом взял из стоявшей рядом жаровни кусок древесного угля, обил его край и стал рисовать. Князя он запомнил хорошо, доски были гладко оструганы и плотно сбиты, и, хотя уголь оставлял желать лучшего, но это компенсировалось кипением взбаламученной поединком крови. Ему потребовалось даже меньше времени, чем он попросил.

– Готово, – сказал Карл, отбрасывая уголь и поворачивая разрисованную столешницу к княжеской ложе, а значит, и к Семейной ложе тоже. Выражения лиц тех, кто увидел портрет, сказали ему, что в этот раз он победил, но последнее слово все-таки принадлежало князю Семиону.

Однако первым заговорил не князь. Первой заговорила княгиня Клавдия.

– Великолепно! – сказала она и улыбнулась. – Вы напишете мой портрет, мастер Карл?

– Если таково будет ваше желание, блистательная, – поклонился ей Карл.

– Я принимаю твой подарок, Карл из Линда, и объявляю тебя свободным мастером. – Князь улыбался. – Унесите мой портрет в замок.

Он вдруг остановился, прислушиваясь к тому, что говорил ему из глубины ложи сутулый человек в темно-коричневом камзоле – возможно и скорее всего, княжеский советник, – и продолжил после минутной заминки:

– Впрочем, закон, на основании которого ты можешь стать свободным мастером, требует предъявления обеспечивающего минимума. – Было очевидно, князь этой новой помехой сильно недоволен. – Поэтому спрашиваю тебя, Карл из Линда, имеешь ли ты пятнадцать королевских марок, чтобы предъявить собранию?

– Имею, – кивнул Карл, перехвативший быстрый взгляд черноволосой Садовницы в изумрудном платье, но предъявлять ее синий кошель он не собирался. – Этот меч, верно, стоит много больше пятнадцати марок. – Карл кивнул на воткнутый в землю меч Яна Кузнеца.

– Мастер Ян, – спросил князь, – какова цена вашего меча?

– Тысяча больших марок. – Ян не мог лгать при свидетелях.

– Значит, вопрос исчерпан, – улыбнулся князь. – Добро пожаловать в Сдом, мастер Карл!

– Благодарю вас, ваша светлость, но у меня есть еще один протест.

– Последний, надеюсь.

– Да.

– Говори, Карл!

– Если я являюсь свободным мастером, то как таковой имею право на льготы, предусмотренные законом в пунктах с седьмого по восемнадцатый.

Князь опять повернулся к своему советнику, выслушал его ответ и подтвердил сказанное Карлом:

– Да, но только в первые сутки.

– С вашего позволения, ваша светлость, я хотел бы воспользоваться этим правом прямо сейчас.

– Говори, Карл, – улыбнулся князь. – Закон на твоей стороне.

– Я желаю приобрести в собственность обращенную в рабство, именуемую Деборой и стоящую ныне перед вами.

Вот теперь она посмотрела на него. Их глаза встретились, и Карл улыбнулся.

– Это твое право, Карл, – кивнул князь, рассматривая Дебору. – Не позже завтрашнего полудня ты должен внести в кассу Городского совета шесть золотых марок. Меч мастера Яна является достаточным залоговым свидетельством. Если ты не против, то свое имущество ты можешь получить ровно в полночь, – цинично усмехнулся князь при виде реакции Деборы.

Глава вторая

Художник

1

Когда она проснулась, Карл давно уже был на ногах. Просторная комната, насколько вообще может быть просторна комната в городском доме, соблазнила его своими размерами, и он уже с полчаса изнурял тело, выполняя одно за другим упражнения Двадцати Семи Ступеней. Но, как бы ни был он занят исполнением несочетаемых сочетаний изысканно сложных движений трех уровней сложности, краем глаза он нет-нет да посматривал на спящую Дебору. Она была восхитительно хороша без этого дурацкого чепца, в которых спит большинство женщин. Ее золотые волосы свободно лежали на подголовном валике, припухшие после ночи любви губы были полуоткрыты, а сползшее набок меховое одеяло обнажало великолепную полную грудь. Спала Дебора очень тихо, так что даже Карл лишь с трудом мог уловить нежную музыку ее дыхания да заметить, как чуть приподнималась на вздохе грудь. Чуть-чуть, едва-едва. Вот и все признаки жизни, как будто и не живая женщина лежала в постели, а дано ему было созерцать живописное полотно, плод вдохновения настоящего мастера, или статую, которая никогда не оживет, хотя и кажется великолепно живой.

Видимо, ей наконец стало холодно. Она потянула тяжелое одеяло на себя и проснулась. Дебора открыла глаза и увидела Карла, совершавшего наклон вперед с прогибом спины, так что смотрел он не в пол, а прямо перед собой, на нее. Секунду она лежала, не двигаясь, только смотрела на него широко открытыми глазами. Потом покраснела и закрыла глаза. Впрочем, она быстро поняла, что, закрывай глаза или нет, никуда Карл не исчезнет, и, полежав так – с закрытыми глазами – несколько секунд, вынуждена была встать. Она повернулась к нему спиной и стала быстро одеваться. Однако одежда ее была разбросана где попало, вернее, там, где бросил ее ночью нетерпеливый Карл. К тому же спешка плохая помощница, особенно если тебе надо справиться с несколькими юбками и рубашками, застегивая по ходу дела многочисленные пуговицы и пряжки. К тому моменту, как глухое платье скрыло от него ее спину, плечи и шея Деборы стали уже совершенно красными. Красным оказалось и ее лицо, когда она наконец снова повернулась к нему.

В этот момент он как раз сел на шпагат, а его естество, налившееся силой при виде одевающейся Деборы, легло на пол перпендикулярно к линии сильных мускулистых ног. Взгляд девушки непроизвольно задержался на его жезле, но покраснеть больше, чем она уже покраснела, Дебора не могла. Глядя на нее, Карл поставил ладони на пол, оперся на них и плавно поднял тело вверх, не сводя, однако ноги вместе. Прерывать упражнения из-за таких мелочей, как стыдливость девушки, которая провела с ним ночь в одной постели и которая на поверку девушкой не являлась, он не собирался. К тому же, встав на руки, он ее уже не видел. Она осталась за его спиной.

– Почему ты снял этот дом?