Суета. Роман в трех частях

– Может она тебя просто разлюбила?

– Тогда она точно обезумила, – остаток вина он выпил залпом. – Друг, сердешной мой, не оставь мою душу скулить в одиночестве – подыграй, дорогой. Я же, как ты понимаешь – помру, если все это закончится.

– А что разве при нынешнем твоем положении люди не мрут? – он наконец отогрелся и слегка привстал, чтобы полностью осмотреть мэра. – Или хочешь сказать, что жена психопатка – это нормальность? Я к примеру, так не считаю и тебе не советую так ставить свои решения. Это, что получается, если не в огонь, то в иллюзию… К чему все эти театральные постановки?

– Да вот сам не знаю, зачем да почему. Все же должно быть как-то проще, особенно с моими-то деньгами, а тут как будто все в очень странном сне. Говорит мне недавно: «Вам бы Господин почаще ванну принимать», представляешь? Видите ли, ей перестал нравится мой обыденный запах. Да меня некоторые персоны с ног до головы готовы грязного облезать, а она от чистого нос воротит. Нет, нет, тут явно что-то не ладное. Я это, по крайней мере чувствую, – он вытащил ключи из кармана и бросил на стол. – Так я могу на тебя рассчитывать?

– Да, безусловно, – министр тяжело вздохнул, – помогу, чем смогу, – он в последний раз встряхнул пиджак от оставшейся грязи и легонько хлопнул рукой по плечу мэра, забыв про свою недавнюю травму.

– Что у тебя с рукою? – глава заметил его окровавленную ладонь. – Да ты же весь истекаешь, посмотри на себя, – он схватил его руку и принялся внимательно рассматривать рану. – Похоже на порез, – министр хотел было успокоить коллегу, но тот его перебил. – Срочно под воду! – прокричал он. – Светлана! Светлана! – он окинул взглядом второй этаж зала, что виднелся под определенным углом из прихожей. – Где это бестолковая девка?!

– Вы что-то хотели, господин? – послышался робкий голос из зала. Из угла показался милый женский образ, с темными глазами, аккуратным миниатюрным носом и скромной манерой вести диалог.

– Хотел ли я? – мэр с выпученными глазами и окровавленной рукой министра подбежал к девушке. – Ты посмотри на это! – она слегка одёрнулась от крика. – Может у него давно крови не осталось, а ты ходишь не пойми где! В этом доме любят порядок, а таких вот беспризорных тут не держат, запомни это раз и навсегда, а теперь возьми министра и бегом на носочках под воду, помоги ему с этим.

– Добрый вечер, господин, – стеснительно обратилась она к министру, – позвольте вашу руку, – она схватила ее в участках, где не было темно-бордовых сгустков. – Вы где-то порезались?

– Если честно, я сам не имею ни малейшего представления об этом, – ответил он, – мне бы просто руку сполоснуть, – девушка сжала его ладонь крепче, чтобы кровь не просачивалась наружу и повела вдоль длинного коридора в ванную комнату.

– Постойте, – окликнул их мэр. – Как решите вопрос, проходите в зал, господин, – в его голосе чувствовался далеко не один бокал полусладкого. – А вы, Светлана, – он с тоскую взглянул на нее, – вы Светлана, знайте, вы самое ужасное, что когда-либо было в моей жизни, – глава развел руками и тут же растворился в дверном проеме, что отделял прихожую с основным залом.

– Не слушайте его, дорогая. Он просто пьян.

– Да нет же, я понимаю, – она довела министра до конца коридора, где слева стояла комната с душем и ванной. – Я понимаю, что он ненавидит меня. Но к сожалению, изменить что-то я не могу. Просто на просто это не в моих силах, – она дернула ручку двери на себя. – Проходите, господин.

– Ну послушайте, – он снял пиджак, засучил рукава сорочки и наклонился над ванной, что была сделана полностью из мрамора, – с чего вы такое вообще взяли? Где доказательства того, что вас человек ненавидит? – девушка нажала на кнопку возле душа, где мелкими золотыми буквами было высечено «теплая» – в тот же момент забрызгала вода.

– Да какие там доказательства, господин. Все и так видно, – она взяла лейку душа в руки и принялась бережно смывать кровяные подтеки с ладони министра. – Я к этому уже привыкла, поэтому не сильно-то и обращаю на это внимание. Поначалу было трудно, меня в тот момент спасла госпожа, постоянно разговаривала со мною и в какой-то момент ее голос стал для меня превосходным успокоительным… – Светлана отложила лейку, взяла мягкое полотенце белоснежного цвета и аккуратно приложила его к ладони. – А вы, значит у нас господин Коспалов. Мне про вас госпожа рассказывала.

– Что же это она интересно вам нарассказывала? Хотя я и так догадываюсь – человек плохой, ненадёжный, к тому же хам. Вот ее три главных слова, характеризующих мою личность. Обидно конечно, но, как вы сказали – «Изменить что-то я не могу», да и надо ли оно вообще кому, – министр отложил полотенце на маленький столик возле ванны, из ладони больше не сочилась кровь. – Спасибо вам большое, Светлана. Без вас пади и погиб так от истощения.

– Вы так не торопитесь с выводами, министр. Госпожа может и говорила вам такие вещи когда-то в глаза, но это не значит, что в ее мыслях вы именно такой. Скажу вам по секрету – за все время, она не сказала про вас и плохого слова. Разумеется, когда эти самые разговоры были наедине. Даже сегодня, – она вытащила из кармана маленький свёрнутый клочок бумаги и передала министру. – Возьмите – это от нее. Только прошу вас, прочтите от посторонних глаз. Господину такое явно не понравится – разгневается опять.

– Светлана, вы меня поражаете в самое сердце, – он взял клочок бумаги и попытался раскрыть его. – Поймите меня правильно, я не преследую мысли кого-то унизить в этом доме, особенно хозяина.

– Не утруждайтесь с этим, господин, – она убедилась, что с его ладонью все в порядке. – Я, пожалуй, пойду – нужно проследить поваров, а вы как будете готовы проходите за стол. Скоро подадут первые блюда, – она приоткрыла дверь.

– Спасибо вам, – горничная молча кивнула и удалилась по своим делам.

Он нервно развернул листок бумаги. На одной из сторон аккуратным почерком по середине было выведено: «Я все еще вас жду. На третьем этаже». Коспалов быстро скомкал лист обратно и положил в правый карман брюк; посмотрелся в зеркало, отряхнул пиджак и с чувством восторга и трепета отправился из ванны прямиком в зал, через который можно было попасть на другие этажи.

Проблемой оказался хозяин дома, что выжидал министра с бокалом вина, уже почти за накрытым столом.

– А вы куда это пошли, господин министр? – мэр заметил его среди мечущихся из стороны в сторону поваров, которые то и дело выносили из кухни блюда, что были похожи больше на произведения искусства; он привстал со своего места и показал рукой место напротив. – Присаживайтесь. Мы так долго с вами не сидели вместе за одним столом, – Коспалов мастерски спрятавший нарастающую панику принял предложение и уселся за большой стол из белых камней и бирюзовых вставок. – Ну и замечательно. По такому радостному поводу, думаю, нам стоит с вами пригубить. Хотя я мог этого и не говорить, ведь данное событие – неизбежно, – он не громко хихикнул, а после обратился к поварам. – Принесите нам еще одну бутылочку и поживее.

– Строго вы с прислугой, я смотрю.

– А как по-другому с ними еще? Вот ты говоришь, – он сделал небольшую паузу, – вы говорите шофер у вас недостаточно хорош, недовольны им. Это все потому, что своих рабов нужно не слушать и не ставить их на одну линию с собой. Нужно быть в этом вопросе более строже. Это поначалу может показаться странным и в каких-то моментах жестоким, но я вас уверяю, со временем к этому привыкаешь и после, это даже приносит удовольствие.

– Я не понимаю, к чему такие методы. Это же получается абсурдная тирания. Я бы еще понял, если это происходило в другой среде, но, а здесь-то, здесь-то вам с кем что делить? Шофера может я так не принижаю, да и не смог бы, наверное, но я бы и не сказал, что он садится кому-то на шею. У нас с ним обычные деловые отношения, как у директора и разнорабочего в магазине. Я всегда думал о том, что настоящее отходит от некой жестокости, причем как мне кажется, жестокости необоснованной и глупой.

– Ну вот видите, господин Коспалов, вы уже защищаете свою прислугу, хотя буквально минут двадцать назад, вы были готовы испепелить его, стоя у меня на пороге. Как это по-вашему называется? По мне так, это проявление слабости, а не человечности. Запомните – каждый должен знать свое место, – он радостно ударил кулаком по столу. – А вот и вино! – Повар поставил перед ними два пустых бокала и по очереди разлил бутылку. – Вот скажи мне, тебе нравится у меня работать?

– Нравится, господин, – быстро ответил юноша в белом фартуке.

– Вот же, коллега, хоть я бываю и жесток, но я всегда справедлив. Это всем и нравится, ведь так? – повар ежесекундно кивнул, мэр поднялся со стула и приобнял его. – Дорогой мой, как же вы мне все нравитесь, особенно сегодня, – его взгляд переместился на министра, – поэтому вы, господин Коспалов, если и хотите, чтобы к вам ваши же подчиненные относились подобающе, не бойтесь их и не страшитесь жестокости. Ведь, бояться и так запуганного примата, есть самая большая ошибка и есть самая большая глупость. Я говорю истину? – повар кивнул повторно. – Свободен!

– Ну а вы не думали о том, что эти самые ваши «рабы» объединяться и устроят вам бойню. Вы же все-таки доверяете им свой дом, свою еду, в некоторых моментах даже безопасность. Кто в такие случаи может вам что-то гарантировать?

– Я вас умоляю! Бросьте такие монотонные и скучные речи, – он взял бокал в руку. – Поймите, у таких персон, страх преобладает над жизнью. Отсюда их глупость, повиновение… Это значит, что самой личности внутри никакой нет – обычное пустое тело, которое выполняет приказы. И вы думаете, – мэр вновь засмеялся, – что подобного рода «тела» смогут что-то организовать? Для организации нужна голова, а этого к сожалению, у них и нет. Честно признаюсь, я устал об этом говорить – давайте лучше выпьем, – он с нетерпением сделал глоток, а после того, как понял, что мало – выпил бокал залпом и с грохотом упал на стул.

Несколько минут между ними стояла тишина. Порой они лишь переглядывались друг с другом или с поварами, которые, как казалось министру, будут продолжать нести блюда до самого утра. От этих мыслей или мыслей немного иных, под столом затряслась его правая нога.

– Помните, я говорил вам про новости, – разбавил тишину Коспалов, – дело в том, что мне придется покинуть город на неотложный срок.

– Дорогой, вы мой, ну как же так? Хотите сказать, оставите меня без правой руки, во времена краха и внешнего, и внутреннего. Вы не можете этого сделать. Может вам за речи обидно мои? Ну так я приношу глубочайшие извинения за это, хотя и не считаю свои слова для кого-то оскорбительными.

– Послушайте, дело совершенно не касается вас. Оно целиком и полностью связано только со мной и моими мыслями. Трудно такое говорить, конечно, – министр потер запотевшие ладони и с тяжелым грузом вздохнул, – я больше не вижу смысла во всем этом…

– Простите? – с удивлением переспросил мэр. – Что не видите?

– Ну как же, чувство преследует постоянно. Чувство того, будто я не на своем месте и будто просто зашел в приоткрытую дверь, где одни незнакомцы. Понимаете, я перестал понимать суть того, что я делаю. Вся эта чертова политика с ее проектами и автомагистралями довели меня до такого состояния и больше я не желаю всего этого, правда. Уеду за город, построю дом, если получится заведу семью, но это вряд ли конечно… Вы на меня только злобу не таите – я все понимаю прекрасно, – министр приподнялся с дрожью в ногах. – Если сейчас не случится толчка – мы упустим равновесие, начнется война. Я не переживаю за нашу боевую силу, но это же все равно потери и потери в больших количествах и здесь нужен настоящий руководитель – полководец, который не раздумывая примет правильное решение в любой ситуации. Может я устал просто ото всего и мне нужен отдых, но истина в том, что от меня в будущем будет мало пользы. Человек, у которого в голове пустота и отрешенность вряд ли сможет принимать какие-либо адекватные решения на поле боя.

– Успокойтесь, вы так господин – это обычная усталость. Такое бывает со временем, когда полностью отдаешься своему ремеслу. Знаете, мне льстит мысль о том, что мое окружение довольно фанатично подходит к своим обязанностям. Вы молодец, и вы как никто другой заслужили отдых, – он вытащил из кармана пиджака свою курительную трубку. – Жена запрещает мне это делать в доме, но при таком раскладе – грех не покурить.

– Вы может меня неправильно поняли.

– Можешь не волноваться – понял я тебя правильно. Это обычная практика – человеку постоянно чего-то не хватает в жизни, – он закурил трубку и откинулся на спинку большого стула. – Понимаешь, когда человек испытывает подобного рода чувства, он пытается отыскать очаг проблемы и в большинстве случаев начинается все с глупых обвинений в непонимании его миром и заканчивается нелепой самокритикой. А суть в том, что человек не виноват, что он человек. Таким сделала его судьба и это необходимо принять. Он не может без этого, не может без чувства, колющегося внутри. Главный пример – народ. Вспомни, когда мы сделали открытые выборы, они потребовали большего, хотя до этого несколько сотен лет жили и без этого. Мы пошли на уступки – дали свободу слова, а они что? Они опять пришли обратно со своими чертовыми плакатами – свободу полную им мол подавай. Подписали указ, дали часть того, что просили – на некоторое время угомонились и даже преступность понизилась, но человек есть человек… Буквально через год пришли снова с плакатами, говорят: «Нам и этого не хватает». Дали им свободу, на сей раз не только на бумаге и что ты думаешь? Сейчас они пишут про то, что раньше было лучше. Как, объясни это можно понять? Это не поддается законам логики, здесь глупая человеческая натура просыпается – лишь бы вот что-то изменить, разрушить, потом построить, а после сидеть в муках и думать о том, как все плохо, причем винить в этом плохом будут нас. Поэтому то, что происходит с тобой, это банальное желание что-то изменить, тебе приелась данная обстановка и тебе просто нужно отдохнуть, – мэр оглянулся назад. – Жалко окна закрыты – не посмотреть на вид.

– Там все перекрыл туман, – тихо подхватил Коспалов. – Я ведь когда-то любил эту работу. Принимал ее за смысл. Может и вправду все это время оно было не моим.

– Первый раз слышу о тумане… Ну и черт с ним, – мэр долил остатки вина к себе в бокал. – Прости, дорогой, на тебя не хватило, – Коспалов сделал вид, что все нормально, – а вообще работа у нас, хочу сказать, очень даже интересная, – он залпом опустошил бокал. – Ну вспомни банально наши собрания раньше, что ни собрание, то какие-то новости. Помнишь, как сожгли почти все экземпляры запрещенной прозы, а после приказали пепел скормить осужденным в камерах, – на его лице понемногу начала проступать улыбка, – Забавно все же было – интересно. К примеру, сегодня, сижу у себя, подписываю бумаги, вдруг врывается в кабинет какая-то женщина с выпученными глазами, видно, что с небольшими отклонениями, причем как в голове, так и в теле. Еле пролезла в проем – встала передо мной и смотрит. Я стараюсь ее конечно же успокоить, пытаюсь выяснить в чем проблема. Она значит выдыхает и начинает жаловаться, что у нее муж алкоголик, что трое суток не появляется дома – не знает, что делать дальше, к тому же любовь безумная. Спросил ее про работу, она говорит, что не узнавала. И тут я медленно встаю, смотрю в ее глаза и произношу: «Тетя, ваши дяди на работе. Так что идите домой и ждите», сел обратно, ну тут ее уже подхватила охрана, но напоследок она все уже успела со слезами на глазах сказать «спасибо».

– Так ее муж был действительно на работе?

– Да откуда же мне знать, – глава резко убрал курительную трубку в карман, – это вообще не имеет значения. Может он сбежал от нее, что намного вероятнее – такая истеричка, я бы не стал такую терпеть.

– Так в чем тогда смысл твоих слов?

– В том-то и дело, что смысла нет, а она все равно плачет и говорит спасибо. Я свою функцию выполнил? Выполнил. Гражданка осталась довольной. Да, есть вероятность, что где-то под мостом вскоре найдут обмерзшее тело… Но есть и другое развитие: он приходит от любовницы и говорит, что любит эту сумасшедшую женщину…

– Я смотрю вы все о женщинах беседуете, господа, – речь главы прервал женский голос, что исходил со второго этажа. Из-за низкого тембра, этот голос воспринимался, как волшебная сказка со строгим почерком и был довольно сильно узнаваем в кругах министров.

Она вальяжно спустилась вниз, при каждом шаге слегка оголяю ногу из-за новомодного кроя белоснежного платья. Ее миловидный образ словно пронесся мимо министра и остановился рядом с мэром.

– Рад вас видеть вновь, госпожа Лескова, – торжественно произнес Коспалов.

– Не могу сказать того же вам, министр, но с дикой охоткой произнесу «здравствуйте», – она пристально осмотрела зал. – Вы что, курили без меня?