Суета. Роман в трех частях

– Если бы я знал, мой друг, суть проблемы, я бы давно ее искоренил, а не стал бы вдаваться в глупые монологи, напоминающие плаксивые романы с мнимой философией. И дело не в том, что я не рад окончанию войны. Я может просто не осознал пока это. Для меня, знаешь, война против них, как постулат, – на его лице появилась улыбка. – Постулат, который будет преследовать меня до конца. Но я делаю это не для себя и поэтому понимаю, что иного исхода быть не должно, – мэр слегка наклонился к Коспалову, – а так хочется иного…

– Ты видимо перетрудился, – сказал спокойно министр, – и все твои мысли о разрушении, просто результат банального недосыпа. Такое бывает, особенно по утрам.

– Ой не знаю, не знаю, – глава вновь поднес трубку ко рту и медленно совершил тягу. – Да чувство, самое главное, поганое такое и сегодня оно что-то разбушевалось больше обычного.

– Я их вживую последний раз видел несколько лет назад.

– Считай тебе повезло. Ничему хорошему они уж точно не научат. В глазах одна лишь злоба и алчность, про душу я и вовсе молчу – грязнее, наверное, и нет. Молчат постоянно и наблюдают, а в мыслях только одна зависть, так и хотят вечно кого-то принизить, оскорбить, убить. Зато в грудь бьют и называют себя людьми. А мы по их словам – «просто лягушки», без ценностей и мыслей. Причем так было всегда и знаешь, не удивительно, что до сих пор между нами не было подписанного ни единого пакта о мирной жизни. Я когда-то думал, что если и найдется такой человек, что подпишется на все это, то это будет самой большой трагедией для нашего народа и сейчас, в эту самую минуту, понимаю, что этот самый человек и есть я.

– Твой настрой пугает, если честно, – министр поднес свой кулак к левому виску и облокотился. – Не стоит так радикально рассуждать об этом. Прошло несколько эпох и они, и мы в том числе поменялись. В нашем мире уже не устраивают войны, потому что все понимают, что вместе с войной грядут и перемены, а они никому не нужны – у всех все хорошо и на этом можно ставить точку.

– Ах, дорогой ты мой, если бы ты знал, что такое хорошо на самом деле, из твоих уст не летели столь глупые и необдуманные слова. И уж, что действительно не стоит, так это недооценивать этих животных…

В кабинет пришло молчание. Мэр с пустым взглядом продолжал нервно выдыхать облака дыма, глядя в окно, а министр приводил свой вид в окончательный и безупречный порядок. Каждый думал что-то о своем и это «свое» тщательно скрывалось от другого. Все это происходило так медленно, что на миг Коспалов почувствовал, как время, что окружало его вдруг исчезло, оставив лишь горькие впечатления от той жизни, что находилась где-то уже далеко. Единственное, что оставалось в этом кабинете обоюдным, это мысль о том, что сегодня все изменится и эти изменения повлекут за собой только положительное развитие. Они почти одновременно тяжело выдохнули, а после переглянулись. Мэр в характерной ему манере откашлялся от дыма и произнес:

– Почему ты опять не пришел? Мы же все-таки ждали тебя, – он ни на секунду не отрывал взгляда от Коспалова. – Ныне такое поведение характеризуют, как банальное неуважение. Пойми меня правильно, я никоим образом не хочу тебя оскорбить или задеть, я просто хочу понять причину. К примеру я, не вижу ничего плохого в том, чтобы вернуть наши традиции из прошлого. Да, мы все слегка изменились, но это не повод так себя вести. Мы же с тобой не чужие друг другу люди, верно? – он будто пытался дойти до чего-то, чтобы убедиться в своих абстрактных идеях.

– Да, не в этом дело, – Коспалов привстал и медленно вышел на тусклый свет у окна, – поверь мне на слово, дорогой мой друг, я с уважением отношусь к тебе и к твоим приглашениям, но являться туда, где мне не рады не вписывается в мои устои. Представь, как подобного рода вечера выглядели бы на самом деле. А ведь ты и сам знаешь все это. Знаешь, что люди не меняются и уж тем более знаешь, что по щелчку пальца не бывает примирений. Я хочу сказать, что эти встречи никому не сделают приятно. Особенно ей.

– Она уже и забыла о плохом, поверь. Каждый ужин проведенный с ней начинается с вопроса о твоем присутствии, – мэр отложил трубку и подошел к Коспалову. – Это же женщины, наговорят ерунды, а после делают вид, что этого никогда и не было. Для них это нормально. Так зачем же загонять себя в рамки по вине других. Тебе не кажется, что как раз-таки это и есть глупость? – он медленно провел взгляд по улице, что виднелась за окном. – Людей что-то не видно… Ты сказал сейчас фразу о том, что по щелчку пальца мира не достигнуть, – он снова откашлялся, – так скажи мне, что по-твоему мы сейчас пытаемся сотворить? По мне, мир, сотканный на коленках не есть мир истинный, и в любой момент, все это может рухнуть. Так оно и будет. Я это чувствую.

– Ты сравниваешь мир с женщиной и мир с другими людьми, подкрепленный документами, а это две разные вещи. Мир с женщиной намного страшнее. Это будто непредсказуемая театральная постановка, где каждый справляется со своей ролью безупречно, но никому не нравится то, что он исполняет в данный момент времени. Это сложно испытывать и еще сложнее мириться с этим, – Коспалов одернул воротник рубашки, а после проверил на месте ли его золотые запонки. – Все давно на работе – вот никого и нет, – он взглянул на настенные часы. – Странно, что они так опаздывают. Может передумали…

– Они придут в любом случае, даже если не захотят что-либо подписывать, – мэр с большой неохотой вернулся на свое место и медленно убрал трубку в карман пиджака, министр тоже вернулся к столу.

– Зачем им приходить сюда, если они хотят войны?

– Да чтобы на нас посмотреть. На тех, кого стоит убивать, чтобы эту самую войну выиграть, милый мой друг. Не печалься ты так и не думай об этом. Все равно уже ничего не изменить.

– Может стоит хотя бы позвать охрану? – министр целеустремлено направился к большой двери.

– Ну позовешь ты их, встанут эти громилы позади нас и что с того? – его голос был пропитан сплошной обреченностью. – Показать им свой страх? Они и так прекрасно это знают. В этой игре мы жертва при любом исходе, и уж если так распорядилась судьба, то стоит изо всех сил пытаться повременить с итогом. Ведь итог для жертвы только один…

– Понимаю, – министр спокойно сел на свое место за стол, – но неужели что-то изменить не в наших силах? – мэр на минуту задумался, его пустой взгляд не сулил ничего хорошего для Коспалова.

А после он сказал:

– Я плохой правитель и дело только в этом. Но я не хочу умирать и не хочу за все это нести ответственность. Меня это, прямо сказать, убивает. Только поэтому, я поступаю в данный момент правильно. Если начнется война, я сбегу первый и знаешь что, милый мой друг? Мне ничего за это не будет. Ты и сам такой же, только скрываешь это более тщательнее. Думаешь, что это большой грех и что где-то там, после твоей смерти ты будешь наказан за подобного рода поступки. Вот только, знаешь, что-то мне подсказывает, что там, – он направил указательный палец на потолок, – никогда и никого не было. А если это действительно так, то к чему все эти притворства? Ради других? Ради того, чтобы в конце возле твоей могилы кто-то сказал, что ты был хорошим человеком? Такое нужно говорить при жизни, а это все, знаешь, – он развел руками, – очередная пустышка, которая ныне называется устоями и вежливостью. Все это из-за времени. Из-за того, что кто-то, несколько эпох назад посчитал это более правильным. Я не привык жить по чужим правилам. И если весь этот маскарад называется человечностью, то по мне лучше истребить всех, кто так думает. Я не допущу, чтобы началась война, вернее я постараюсь это сделать. Но, если вдруг, война все же начнется, то я буду рад, что дети нового поколения не увидят весь этот кошмар, ибо все будут мертвы. Поэтому, отвечая на твой вопрос про изменения и придерживаясь своей «роли», я бы сказал, что изменить можно все, главное этого захотеть. Но как твой друг и человек, который не притворяется, я скажу, что менять ничего и не нужно. По крайней мере, я не хочу об этом думать в остатке своей жизни. Надеюсь ты поймешь меня, ведь тебе так же суждено умереть в одиночестве.

– У тебя есть жена.

– У меня нет жены, – мэр слегка повысил голос, – и ты знаешь это. Все равно ей и все равно мне – обычная форма долголетнего брака. Может у нее и безупречная внешность, и волосы красивые, и голос такой как нужно, но ведь этого мало. Сплошная услада для глаз и безграничная тоска для души.

– Бесспорно это так, если смотреть на женщину, как на предмет интерьера своей жизни. Ты же не пытался что-либо изменить. Я помню, как ты вел себя с ней. Прекрасно помню. В те моменты, ты был похож на человека, которому безразлично все вокруг, кроме присутствия роскоши, что так приелась за долгие годы, – Коспалов вновь нервно обратил внимание на часы.

– Если ты так хорошо знаешь ее, то в первую очередь должен и знать, что она дура. А как относиться к дурам, которые кроме, как открывать и закрывать глаза ничего не умеют? Постигать их внутренний мир? Да вот только пусто там. Попытаться понять? Невозможно, ведь любое их действие – это грубая пощёчина логике. Твое представление о ней складывается только тогда, когда вы оба видели друг друга на наших вечерах прошлого. Ты не жил с ней и не знаешь, какая она на самом деле. А я глубоко верю в то, что истинного человека можно узнать только таким путем, – мэр развел руками и с иронией в голосе добавил. – Не делил дом с дурой – так и не узнаешь, что она дура. Поэтому, судить мое отношение к супруге – не разумно с твоей стороны. К тому же, я не забыл, как ты называл ее, в моем же доме, а сейчас почему-то решил защитить эту змею. Странный ты человек, Коспалов – волнуешься всегда по каким-то пустякам, все свою «человечность» потерять страшишься. Да кому она нужна, твоя человечность? Ты с нею, я смотрю, далеко ушел – стенами себя окружил с прислугой и страдаешь в одиночестве, – он снова попытался повысить свой голос, но вовремя замолчал. Министр продолжал сидеть рядом со спокойным видом. – Ты, наверное, обидишься на меня после этого, – добавил мэр, – я не хотел этого говорить…

– Хотел, – перебил министр, – вот и сказал, – на его лице появилась еле заметная улыбка. – Ты думаешь я не понимаю этого? Или может мне нравится то, что я делаю со своей жизнью? Нет, совершенно нет. Честно говоря, я по-другому, наверное, и не умею жить. Вот ведь рыбам не суждено ходить по земле, верно? – удивленный от услышанного собеседник кивнул в пустоту. – Ну а вот мне не суждено быть семейным человеком. Да даже не так – просто с кем-то. Может я слишком умный для этого и общение с другими людьми столь близкое меня вгоняют в тоску, а может я просто глупый и не понимаю, как найти общий язык с кем-то совершенно чужим. По мне, это такая сложная задача, что было бы проще ввязаться в войну, даже в ту, где погибаешь. Я понимаю тебя и в отличии от меня, ты не скрываешь себя от других, а я, – он сделал паузу, чтобы обдумать следующие слова получше, посмотрел на серое небо сквозь окно и шепотом добавил, – а я просто боюсь и поэтому всеми силами бегу от этой правды, – до конца своих дней, Коспалов будет помнить этот момент. Момент, когда он почувствовал себя самым слабым человеком во вселенной. Он больше не произнесет этих слов, но мысль, словно пропитана ядом, будет мучать его рассудок. И лишь внезапная смерть спасет его душу.

– Надеюсь, после этих слов, ты наконец одумаешься и все же пожалуешь к нам на ужин, – произнес мэр. При этом, в его глазах, не было ни малейшей иронии. Он нервно окинул взглядом часы, что будто нарочно показывали одно и то же время. – Вот же, – проворчал глава, – кому сказать – обсмеют. Ждут врагов, чтобы мир заключить, а враги эти – опаздывают. Хотя, может оно и правильно. Нам этот мир больше нужен, чем им. У них мир-то при любых обстоятельствах будет – войны столетиями, не понятно с кем, не понятно для чего, но зато внутри народа все в порядке. И как только им это удается…

– Если это и так, то вероятнее всего их род несколькими поколениями был воспитан за счет жестокости и теперь, без этой самой жестокости они не представляют свою жизнь, – без спешки разъяснил министр. – Говоря прямо – они получают удовольствие делая страшные вещи другим.

– Но как это может быть связано?

– А очень просто, – продолжил спокойно Коспалов, – чужие страдания облегчают жизнь, – сказал он, – в том числе и чужая смерть. А если эта смерть того, кого ты ненавидел – еще лучше. Вот скажи мне, неужели за всю свою жизнь ты не желал смерти другому человека? – мэр сделал серьезное лицо и на секунду задумался. – Можешь не отвечать, я знаю ответ. Только вот разница в том, что ты можешь лишь думать об этом, а они это воплощают в жизнь. Отсюда и вытекает внутреннее спокойствие души.

– Ты, друг мой, говоришь ужасные вещи, – возмущено ответил мэр. – Я никогда не думал, что услышу подобного рода слова именно от тебя.

– И это, говорит мне тот, кто мечтает затеять войну?

– Я хочу этого не ради получения удовольствия, а ради свободы! – он резко встал и хлопнул ладонью по столу. – Чтобы эти «дикари» знали свое место! Знали, что их сила и рвение убивать ничто против ума и сплочённости!

– Но как же кровь невинных, что прольётся? Или может ты думаешь, что война наравне с детской забавой, несет за собой лишь поломанные кости? Война, в первую очередь, это решение. Решение, которое влечет за собой смерть. Война, это когда все хорошее уходит с порога дома, война, это когда маленький ребенок видит обгоревшие трупы своих родителей. В конце концов, война – есть истребление. Она не может коснуться только одной стороны, и ты обвиняешь меня в жестокости? Ты, что хочет всего этого, – Коспалов угрюмо покачал головой. – Кому будет нужен твой мир, когда все перемрут? Калекам с пробитыми черепами и ногами? Уж они, я думаю, спасибо тебе точно не скажут. Поэтому, мой любезный друг, на твоем бы месте, я бы сделал все возможное, чтобы этот самый «мир», – он привстал и подошел к разгневанному мэру, – создался на коленках, создался путем переговоров… Даже если придется кланяться им. Понимаешь? Потому что мы-то помрем и помрем, прожив по нынешним меркам роскошную жизнь, а они, – он показал на окно, – останутся и после, и наша с тобой задача, чтобы это «после» было не хуже, чем «до». Я хотел тебе это давно сказать, знаешь… – речь министра прервал глухой стук в дверь. В этот момент в кабинете образовалось гробовая тишина. Что Коспалов, что господин мэр теперь смотрели только на дверь, догадываясь, кто стоит в нескольких метрах от них.

Он невнятно что-то сказал себе под нос и поторопился занять место за столом, протерев слегка влажной ладонью мраморную поверхность. Он осмотрел все вокруг себя, а после направил свои испуганные глаза на Коспалова:

– Спроси, кто там, – торопливо пробормотал мэр. – Может уже ушли?

Потеряв некий баланс сил и мыслей, министр сделал пару неуверенных шагов, когда дверь открылась сама. Их было трое. Трое высоких «существ», что прямым шагом перешли порог между коридором и кабинетом. В этот момент Коспалов почувствовал некое дуновение холодного ветра, которое понемногу будто стягивало его шею. Он слегка откашлялся и доброжелательным жестом указал гостям на кресла возле стола. По образу эти люди ничем не отличались от других. Единственным характерным отличием являлся бледный цвет кожи и если в нынешних местах это считалось за дурной тон, то в других краях, откуда пришли эти «дикари», данный цвет являлся самым что ни на есть нормальным. Ощущение бледного тона усиливалось за счет их черного одеяния. Один из них, что стоял по центру и чуть впереди, был одет в черный костюм из потрепанного вельвета, остальные двое, были одеты менее цивилизованно, их тела закрывали длинные вязанные вещи под горло, черные грязные штаны и черные ботинки на высокой подошве. Эти двое, что стояли по бокам с необычайным спокойствием смотрели куда-то в пустоту, при этом крепко держа в руках странное для здешних мест огнестрельное оружие. Человек в пиджаке медленно повернул голову в сторону руки Коспалова, а после плавно перешел взглядом на мэра:

– Добрый день, господин Лесков, – бледный мужчина перевел взгляд на министра и кивнул. – господин Коспалов, рад знакомству, – его речь была спокойной и монотонной. В словах чувствовалась некая дурная ирония, он медленным шагом начал бродить по кабинету, – А у вас тут просторно, я смотрю…

– Большой простор, для больших идей, – подхватил мэр, на миг раскрыв свою улыбку. Человек в пиджаке улыбнулся в ответ. – Вы присаживайтесь, – с осторожностью добавил он, – по крайней мере, намного проще, решать подобного рода вопросы сидя.

– Солидарен, господин Лесков, мы с вами как никак серьезные деловые люди, – мужчина медленно сел напротив мэра.

Коспалов аккуратно обошел стол, и чтобы лицезреть всю картину переговоров – встал позади Лескова. Человек в черном без всякого трепета продолжал осматривать необычный орнамент на потолке.

– Раз все в сборе, думаю м-можно начать, – проговорил взволновано министр.

– Полностью поддерживаю, – человек в черном снова перевел взгляд на них, его томные черные глаза будто понемногу окутывали темнотой все вещи, присутствующие в кабинете. – Вы подготовили все необходимые документы, господа? – его бледные руки были аккуратно сложены на тощих коленках и когда он что-то произносил, некоторые пальцы начинали машинально дергаться. Было ли это от волнения – неизвестно никому.

– Конечно, – Коспалов судорожно схватил бумаги, раннее разложенные им со стола и положил перед бледным гостем. – Вот, – показал он пальцем, – здесь ваша подпись. Условия договора описаны выше, – он протянул ему перо и чернила для подписи.

– Думаю вы сделали все правильно, – человек в черном без каких-либо раздумий макнул длинное перо в чернила и расписался в документе. – Главное, господа, чтобы все договорённости были соблюдены, – он отложил перо в сторону.

– Вне всяких сомнений, – ответил мэр, – с нашей стороны все будет строго по договору. Надеемся, что с вашей стороны будет так же…

– За это, господин Лесков, можете не волноваться. Мы взрослые с вами люди, нам незачем нарушать подписанное. Правильно ведь, господин Коспалов, – человек в черном взглянул ему в глаза и на секунду замолчал. От удивления, министр тоже замер. – С вами мы еще встретимся, господин Коспалов, – мужчина встал с кресла и одернул свой пиджак, – и вы, будете в диком восторге от этой встречи. Господа, не смею боле задерживаться. С вами приятно иметь дело.

Он открыл двери из кабинета и вышел. Двое с оружием направились вслед за ним, оставив после себя холодное дуновение, которое еще долго блуждало внутри нелепого простора.

Спустя несколько минут, мэр бросит тихое и опечаленное «да», сопровождающееся глубоким вздохом. Коспалов же никак не отреагирует на данное действие и до заката дня не произнесет ни слова. Министр забьется в темноте своих же мыслей, где самой яркой звездой неожиданно станет та, что носила имя «война».

06.

В этой главе, молодой человек по имени Андрей, впервые за свою жизнь познакомится с девушкой, которая будет ему нравиться. На самом деле, образ девушки я полностью взял с тебя. Поэтому, дорогая моя, эту главу я посвящаю тебе.