Суета. Роман в трех частях

Чтобы добраться до второго этажа мэрии, гостю необходимо было пройти сквозь ресторан, который занимал всю площадь первого этажа. Этот ресторан был создан по приказу свыше. Отталкиваясь от идеи простого объективизма, человек, занимавший пост мэра воздвиг роскошное место, где отдыхали, беседовали и развлекались высокие чины. В первую очередь, ресторан выполнял функцию удобства. С новым местом не нужно было переходить через дорогу или куда-то уезжать. Так как подобного рода люди привыкли к нормальной еде, а местная столовая не славилась вкусом и роскошью, было и принято такое решение. Этот приказ вышел пару лет назад, где сам господин мэр постарался дать рекомендации в плане интерьера помещения:

«Я не хочу видеть больше эту серость. Уберите приемную с первого этажа и превратите все в ресторан. Я хочу видеть счастливых людей, когда в очередной раз открываю двери. Я хочу видеть сплошные черные стены и пол. При этом, на этом черной цвете, я хочу видеть золото. Так же у меня есть мысли по поводу нового потолка. Возможно это или нет, но я хочу, чтобы он был полностью зеркальным. При этом зеркало не должно быть склеенным. Я хочу видеть сплошной объект с толстой рамкой. Рамка должна быть в цвет, поэтому сделайте ее золотой. Что касается столов – не стоит экономить на материалах. Да, с виду они должны быть простыми и круглыми, укрытые идеально белой скатертью, при этом стулья должны быть выполнены из того же материала, покрытый краской черного цвета. Образец формы стульев и столов можете взять в кабинете номер тридцать семь. Там же, вы получите примерные схемы и наброски общего интерьера, а также первый взнос на материалы и краску.

Я хочу видеть готовый объект через пятьдесят один день. В случае невыполнения, весь штат сотрудников, который хоть как-то имел отношение к приказу – будут отстранены от работы в срочном порядке»

Проект был сдан за сорок дней, но в связи с дальнейшими внесенными правками господина мэра, рабочие не успевали к сроку. Они пытались выпросить продление, но глава стоял на своем, подкидывая при этом список изменений, которые с каждым разом становились только длиннее.

Окончательным днем работ был шестьдесят восьмой. В тот день господин мэр с самого утра прошелся по новому ресторану. Он сделал большой круг от входной двери в мэрию до другой двери напротив, где располагалась кухня. Мэр кропотливо осматривал каждый метр нового заведения, а люди, что были ответственны за это молча плелись сзади, ожидая комментариев. Томительное ожидание закончилось, когда он взглянул наверх в зеркало и задал следующий вопрос: «А рама точно из золота?». Все, кто находились тогда рядом с ним в миг принялись судорожно кивать головой. После этого господин мэр поблагодарил за работу своих сотрудников, подарив всем свое крепкое рукопожатие, а с наступлением вечера выписал очередной приказ:

«Сотрудника мэрии, что был хоть каким-то образом привлечен к перепланировке первого этажа – немедленно сократить с рабочего места. Список сотрудников можно посмотреть в кабинете номер тридцать семь»

Сам ресторан, как не странно, стал пользоваться популярностью среди местной буржуазии. По этой причине, в выходные дни основные отделы мэрии закрывали пораньше, чтобы впустить всех желающих отдохнуть от серости и работы. На такие вечера любил ходить и сам господин мэр. Обычно он усаживался за свой любимой столик, что стоял в центре зала, заказывал несколько бутылок красного вина и распивал в одиночестве, оглядываясь по сторонам, и подмечая скверные лица, что по его мнению, пылали искренней черной завистью. Со своей супругой он приходил в ресторан очень редко. По его словам, госпожа Лескова не имела дурной привычки «показываться людям ради новых разговоров», ибо «ее скромность не имела границ», а «мудрость поступков не позволяла свершать всякого рода глупости». Чуть позже до мэра стали доходить слухи нелепого содержания, касающееся его личной жизни. Эти самые слухи распространялись с каждым вечером в геометрической прогрессии, что не давало покоя и так неугомонному господину. Спустя некоторое время он принял волевое решение, что первый выходной первой недели месяца семья Лесковых будет проводить свой вечерний досуг в ресторане. Как полагали коллеги, а в большей степени господин Коспалов: «Ничего хорошего из данной затеи не выйдет. Получится либо ад, либо ад». Но на удивление всем, вечера первых недель выходили самыми спокойными и тихими. В какой-то момент, другие чины стали следовать этой традиции, приводя своих дорогих супруг в роскошных вечерних платьях. На этот короткий период времени, первый этаж мэрии превращался в храм спокойствия и любви, где господа чувствовали свою полноценность, а их супруги неустанную лесть, умело совмещая с разговорами о том, что есть красота, счастье и конечно же семья. После окончания вечера, все гости покидали ресторан через главный вход.

К сожалению, или к счастью, остальные вечера в данном заведении нельзя было описать, как чересчур спокойные и одухотворенные. В одно мгновение обстановка в ресторане менялась. Господа все чаще позволяли себе фривольности в словах, напитки стали чаще опустошаться, а запах от «нежно-красного» переходил в «насыщенный черный, с небольшими отголосками кровавого оттенка». В эти дни, помещение теряло всю эстетику вечернего досуга. На смену красоте, пришла уставшая небрежность, которая повадками напоминала хищную птицу, выпущенную из клетки. Некоторые персонажи умудрялись приводить своих любовниц, хвастаясь своей независимостью перед женой. Другим хотелось того же и именно поэтому спустя пару недель, в ресторане появились слегка странной внешности девушки, которые по документам занимали должность обычных танцовщиц. Даже тот факт, что в этом заведении никто и никогда не танцевал, не убавляло работы у них. Самые деловые и прыткие жены догадывались о том, что происходит в ресторане. Но доказать это никто не мог, ибо все подобного рода вечера заканчивались тем, что гости выходили через другой вход со стороны кухни, а главные двери запечатывались до самого утра, пока запах пошлости и абсурда не выветрится до конца.

Простые граждане, что посещали мэрию по определенным нуждам поначалу жаловались на столь возмутительную перепланировку первого этажа. Была написана петиция и было собрано нужное количество подписей для того, чтобы данный протест лег одной бумагой на стол мэра. В документе была прописана полная формулировка жалобы, а ниже после монотонного текста содержалось решение данной ситуации. Граждане просили сделать отдельный вход, дабы простые люди не проходили через ресторан, чтобы попасть на второй этаж. Господина Лескова данная проблема никак не волновала, из-за этого текст петиции был бегло прочитан, а сам документ смят и выброшен в мусорное ведро. Второй петиции написано не было. Ситуацию замяли, а ресторан продолжал работать в обычном режиме.

По утрам здесь никто не останавливался. Бармен, чье рабочее место было практически в конце зала, мог с легкостью определить гостя. После того, как открывалась главная дверь и блеклый свет с улицы старался осветить темное помещение, спустя мгновение постепенно начинал нарастать резкий звук от шагов. Если звук прекращался, так и не дойдя до барной стойки, значит человек свернул в лестничный пролет, дабы подняться на второй этаж. Чтобы чем-то занять себя, бармен прислушивался к этим звукам и поначалу, когда ресторан только открылся, это было интересным занятием. Гости заведения могли приходить с самого утра и уходить только на следующий день. В зале ни на секунду не смолкали громкие голоса и смех. А сейчас, бармену приходилось сидеть за стойкой в неудобной позе, дожидаясь вечернего аншлага, который по многим причинам мог и не состояться. Эти мысли приходили в его голову между перерывами на обед. Он пытался выяснить среди коллег причину, по которой ресторан простаивал дневное время в тишине. Ответ до сих пор был не найден.

В то утро он находился ровно на том же месте, как и всегда, услужливо поглядывая на бутылки спиртного, что одиноко стояли под барной стойкой, когда в этот момент главные двери слегка приоткрылись. Бармен лениво поднял голову в сторону света и без надежды в глазах, медленно опустил ее обратно. Спустя несколько секунд по залу раздался звук шагов. Они не были похожи на другие шаги, что проходили здесь изо дня в день. Бармен знал, что сотрудники этого здания не обладают таким звуком, а обычные горожане так рано не приходят. От данных мыслей он слегка прибодрился, выпрямился и уже с трепетом внутри продолжил прислушиваться к глухим звукам, которые будто пробуждали внутри нечто, что находилось в долгой спячке. Размытый образ вдалеке прошел мимо поворота к лестнице и направлялся прямо к барной стойке. Бармен вскочил со своего места и вышел чуть вперед, чтобы разглядеть гостя. Это был молодой человек, совершенно среднего роста и среднего телосложения, одетый в длинное темное пальто. На руках были перчатки, а у горла виднелся тонкий шарф, который закрывал половину бледного лица. Брюнет. Волосы на голове были небрежно взлохмачены, а из-под пальто виднелась помятая черная футболка. Через левое плечо была повешена больших размеров сумка, которая с каждым шагом ударялась об его ногу сзади и по всей видимости доставляла жуткий дискомфорт. Молодой человек увидел бармена и хотел было заговорить с ним, но бармен опередил его. Он слегка подпрыгнул на месте и восторженно вскрикнул:

– Добро пожаловать! Наконец-то вы дошли и до нас! – он взял за спинку ближайший стул и бережно начал пододвигать к барной стойке. – Вы, наверное, устали и хотите выпить, присаживайтесь! Я сейчас все вам устрою, – молодой человек медленно снял сумку с плеча и принял предложение присесть, аккуратно поставив балласт возле своих ног. – Начнем, пожалуй, с вина, – протараторил бармен. – Я сам лично, знаете, люблю выпить немного вина с утра. Это как-то расслабляет, но при этом не дает напиться раньше положенного срока, – он поставил прозрачный бокал красного напитка перед молодым человеком, усмехнувшись и добавив. – Вы выглядите так, словно вино не поможет вам, – гость молча взял бокал в левую руку и поднес ко рту. – Знаете, – бармен тоже сел за стойку, – я рад, что вы оказались здесь. Мне кажется, вам здесь понравится. А если сможете выждать заката солнца, то это место раскроется совсем по-другому. Я говорю это не просто так. Этот ресторан, – он шмыгнул носом, – этот ресторан какой-то особенный, понимаете? Он умещает в себе красоту уходящего дня и в то же время, находясь здесь, вы будто теряете чувство времени. Все эти люди, что приходят, они создают мотив вечного праздника и ощущение скорби, когда кто-то по необъяснимым причинам пропадает.

– Ну а вы не думали, что у ваших гостей есть и другие дела? – возразил молодой человек.

– К сожалению, в это трудно поверить. Вернее, больно. Поэтому я в это и не верю, – бармен на секунду увлекся своими мыслями. – Что это я все о грустном, давайте начнем этот день с музыки. У нас есть прекрасные музыканты, правда они начинают работать с вечера, но если их правильно попросить, то думаю, они не смогут отказать, – он нырнул под стойку, вытащив оттуда пару метров толстого провода и телефон. – Вот и все. Один телефонный звонок и музыканты тут как тут. – бармен поднял широкую трубку телефона с характерным звоном, набрал на циферблате две цифры и с дрожью внутри начал ждать ответа на другом конце провода. Ответили почти сразу. – Я понимаю, что сейчас утро, – начал он, – и что для вас это слишком рано. Но поймите, ситуация довольно чрезвычайная. Вспомните сами, как я, будучи стажёром помогал вам с вашим пьянством, – он внимательно слушал голос из трубки и параллельно с этим на его лице начала проглядываться улыбка. – Вот видите, любую ситуацию возможно решить. Я рад, что вы это поняли. Значит, мы с нашим гостем ждем вас и не забудьте с собой прихватить прекрасную музыку, – он не мог больше сдерживать смех, искренний смех, что сопровождался нелепой жестикуляцией тощих рук. Он положил широкую трубку обратно и посмотрел на гостя. – Простите меня, за столь яркие эмоции. Как вы могли уже слышать – я договорился с музыкантами, они скоро будут здесь. А пока, я могу предложить вам еще бокал красного вина, – бармен вытащил из-под стойки полный бокал вина и поставил его перед молодым человеком, – и вообще, какая разница который час? По мне, потерять чувство времени – есть самая чудесная и в то же время безобразная вещь на свете. Чудесная, это когда время теряется в хороший период жизни, а безобразная, это когда время теряется в самый неподходящий момент. К примеру смерть или больная любовь, старость. Да даже немного задержавшийся дождь, может показаться наказанием, при потере чувства времени.

– Вы так радикально подходите к сравнениям, – заговорил молодой человек в темном пальто, – неужели на ваш взгляд можно сопоставить смерть и любовь, пусть даже больную?

– Дорогой мой, – он вновь широко заулыбался, протирая при этом свои руки, – понимаете, я бармен. Для меня любовь в данном месте, среди всего этого, – он провел рукой по стойке продемонстрировав большой ассортимент бутылок, наполненных спиртным, – равняется смерти. Иногда это предпосылки, а иногда это и есть олицетворение. Здесь большинство таких и если бы вам пришлось стоять на моем месте, то поверьте мне на слово, ваше мнение ничем бы не отличалось, – его светлый оттенок глаз вдруг потемнел, будто олицетворяя нечто для него неудобное и совершенно неправильное, но при этом по-настоящему истинное. На минуту он затих, чтобы внутри себя обдумать сказанное. – Прошу прощения, – его голос сменился на более спокойный и тихий, – я, наверное, сказал лишнее. Вы пришли ко мне, чтобы поднять свое настроение, выпить, может даже перекусить, а вместо этого слушаете глупые слова на совершенно ненужные для этого утра темы. Это, наверное, из-за моего одиночества, – он снова замолчал. Где-то вдали, в другом конце зала начали проявляться звуки шагов. По их частоте можно было определить, что это был далеко ни один человек. – А вот и музыканты, – заулыбался бармен. В этот раз улыбка казалось менее искренней. Пять человек в смокингах подошли к барной стойке и окружили гостя. – Наконец-то, господа! – восторженно начал бармен. – Мы хотим слушать музыку!

– Это для него что ли? – один из музыкантов, что держал в руках небольшую трубу, бросил взгляд на молодого человека. – Мы не играем концерты для одного.

– А он будет не один! – возразил бармен. – Я буду вместе с ним слушать ваше прекрасное исполнение.

– Послушайте, господа, – гость прервал спор, он повернулся в сторону музыкантов и продолжил, – не стоит для меня играть музыку.

– Но как же! – вскрикнул возмущенно бармен. – Почему!? Вы же пришли сюда ради этого!

– Боюсь вас огорчить, но это не так. Дело в том, что я просто-напросто искал проход на второй этаж, но так и не заметив, решил спросить у вас. А потом, вы мне предложили присесть, разговорились и знаете я по первости не мог вставить и слова, чтобы перебить вас. Вы мне не дали такой возможности, – молодой человек поправил воротник пальто и полез вниз за своей сумкой.

– Значит, вы пришли вовсе не ко мне… – со скорбью произнес бармен. – Послушайте, – он окликнул гостя, который уже накинул на плечо сумку и сделал пару шагов в сторону лестничного прохода, – а зачем вы вообще сидели здесь все это время? Зачем пили вино, что я вам так любезно предложил? Зачем просили вызвать музыкантов?

– Вы меня простите, если я виноват в чем-то перед вами, – обернулся молодой человек, – но я ничего не просил делать из того, что вы перечислили.

– Совершенно верно! Но при этом и не отказывались от предложений! – от молодого человека ответ не последовал и тогда бармен вскрикнул на весь первый этаж. – Ну и валите! Вы нам не нужны! Мы разберемся здесь и без вас! – после этих слов его тело стремительно рухнуло на блестящий пол, оставив небольшие следы крови от разбитых зубов или носа. Музыканты, что стояли рядом, моментально спохватились и принялись коллективно поднимать бедного бармена.

Юноша в темном пальто и с большой сумкой через правое плечо, подозревая, что данная ситуация может вылиться в большую трагедию, ускорил свой шаг и нырнул в лестничный проем. Его худые ноги буквально несли тело вверх, пальцы рук судорожно пытались на что-то облокотиться, а пораженные легкие совсем забыли о своей работе, будто вокруг исчез весь здешний кислород.

07.

Утро в доме господина Коспалова началось довольно медленно и спокойно. После позднего завтрака, министр остался за столом на первом этаже, чтобы как следует ознакомиться с печатным изданием, что выпускает город каждую неделю. На фоне звучал любимый фрагмент «Одиссея» из цикла поэм «Отыщите мою пустошь». Столь трепетные чувства к музыке министру привил господин Лесков, который безо всяких сомнений считал себя «глубоким» в познаниях искусства, чем иногда хвастался на светских мероприятиях. «Одиссея» отличалась от других своим мотивом и темпом. Казалось, что данный фрагмент нарушал все мыслимые и немыслимые правила компоновки. Некоторые критики писали: «Слушать это невозможно. «Одиссея» никаким образом не связана с целостностью и пониманием. Набор звуков и только. Слишком высокая арфа, слишком низкие духовые. За что любить это, если в «этом» нет никакого смысла? В контексте поэмы и ее структуры – это ад, в контексте самостоятельного музыкального произведения – это хуже ада». В высоких кругах считалось, что любовь к данному фрагменту – хуже глупостей, сделанные по любви. Обычно, если кто-то намеревался прослушать целиком «Отыщите мою пустошь», фрагмент «неуместного» содержания просто на проста пропускали. Господин Коспалов не входил в круг данных персон. Изо дня в день он мог прослушивать множество композиций разных сортов и не акцентировать свое внимание на мотивах, темпах и тем более смыслах. Его любовь к данному искусству появилась не из-за громадных диссертаций учёных и философов, его любовь к музыке не что иное, как преображение всего черного, в нечто кардинально другое и в этом он видел смысл. Но каким бы любителем высокого он не был, и сколько бы не прослушивал работ, «Одиссея» занимала в его коллекции особое место. Она была символом, который олицетворял «ясное» умиротворение. Именно поэтому, в то утро, всяк душа, что обитала в стенах дома, будто излучала радость, за приходящий день, а простые предметы превратились в инструменты для света, который старательно воссоздавал атмосферу спокойствия и уюта. Никто не мог держать и в мыслях идею того, что все это может разрушится. Самая пожилая домработница даже прочла молитву «за долгий, долгий день, который не имеет конца и края, который обречен на яркое солнце и яркую луну, что не тоскуют по утраченному времени».

– Погода нынче балует нас, – укрываясь от световых бликов, восторженно произнес господин Коспалов, – жалко, что это все продлится не долго. А вы что думаете? – он обратил внимание на одну из служанок, которая в этот момент спускалась по лестнице со второго этажа.

– Если угодно мое мнение – не стоит думать о завтрашней погоде, – девушка обошла стол, за котором сидел министр и направилась прямиком к большому окну. Она цепко ухватилась за край занавески и резко дернула влево. От этого, первый этаж стал еще светлее. – Завтра не наступило, поэтому оставьте столь угрюмые мысли на потом, – под конец слов, она слегка улыбнулась.

– И то верно, – подхватил Коспалов, – завтра и будем думать, а сегодня… – он встал из-за стола и медленно подошел к жужжащему граммофону. – А сегодня, мы будем отдыхать, – он на мгновенье закрыл глаза и прислушался к музыке. – Великолепное исполнение! Музыка на все времена, – он вернулся обратно за стол и задержал внимание на газете, вернее на большом заголовке, который гласил: «Сможете ли вы прожить жизнь с одним человеком». – С каждым днем я понимаю все больше, что нашему городу не хватает талантливых журналистов, – заявил Коспалов, – а потом вспоминаю, что в нашем городе проблемы не только с журналистикой и все встает на свои места. Пожалуй, я не откажусь от еще одной чашечки этого великолепного чая.

– Поняла вас, господин, – служанка одобрительно кивнула в ответ и моментально скрылась в коридоре, который соединял зал на первом этаже с душевой, кухней и комнатой для переговоров.

– Господин министр, – Коспалов не успел повернуть голову, как из другого коридора послышался голос самой пожилой служанки, – с вами хочет поговорить ваш водитель.

– Пусть войдет! – из угла, в дверном проеме показался худощавый силуэт пожилого мужчины. Он робко сделал пару шагов в зал и остановился. Блики света еле касались рукавов его темного пиджака и слегка доходили до темной кепки на голове. – И чего же тебе угодно? – промычал Коспалов.

– Господин министр, я тут подумал – коле у вас сегодня день выходной и транспортное средство без делу стоит, могу ли я навестить жену свою в больнице? А то аш третьи сутки без сна, по ночам к ней не пускают – говорят покой нужен.

– А что с ней произошло?

– Старость, господин, – пожилой мужчина отвел голову в сторону и прокашлялся, – буквально вот – месяц назад, под ручку со мной ходила, а тут пришла и минутой слегла. Говорит – ног не чувствую. Я и давай по врачам всем бегать, узнавать. А врачи сейчас, знаете, не очень гостеприимны, им с нами – со стариками возиться не очень-то хочется, они и говорят всякое, лишь бы отстали от них.

– Какое это всякое, старина?

– Всякое, – он слегка потер свой морщинистый лоб. – Вот пришел к одному и говорю значит: «У моей жены проблема – ноги отказали, помогите». Он посмотрел на меня и спрашивает: «Возраст». Я в ответ: «Сто два». Он очки свои новомодные снимает и чуть ли не смеясь произносит: «Вы дед чего пришли сюда? Ноги лечить в сто два? Ступайте домой и радуйтесь, что отказали только ноги пока». Вот так – и весь разговор. Еще хорошо у моей жены знакомый был парнишка с соседнего дома, он на врача только выучился и в больницу устроился – помог с местом.

– Чего ж меня не попросил? Я бы этих врачей на место поставил так, что они бы сами сединой покрылись. Надо же, – возмущенно проговорил министр, – пожилых людей из больниц гонят! Сейчас все в порядке, говоришь? Она идет на поправку?

– Что вы, – протяжно произнес старик, – это никогда не случится уже и этому есть объяснение.

– Старость… – тихо добавил Коспалов. – Я могу чем-то помочь вам?

– Не стоит тратить силы на нас, господин. Мы как-нибудь уже сами. Так я свободен на сегодня?

– Разумеется! Если что-нибудь понадобится – говори без утайки. Ты меня понял? – старик в черном пиджаке медленно кивнул головой в ответ. – Какого это? – продолжил Коспалов.

– Что вы имеете в виду?

– Понимать.

– Это будто не с тобой, – старик задержал свой взгляд где-то между министром и абстрактной пустотой. – Будто это не ты. Будто, ты сам задержался где-то в прошлом дне – забылся, засмотрелся, и придя обратно в настоящее понял, что здесь, без тебя, кто-то натворил очень много глупостей, которые теперь принадлежат тебе, – под конец он пожал плечами и взмахом руки молча попрощался с министром.

– Господин Коспалов, – со стороны другого коридора послышался женский голос, – ваш чай готов, – служанка торопливо подошла к столу и поставила белую фарфоровую чашку перед министром. – прошу вас.

Утро в доме продолжалось. Вместе с музыкой, на первом этаже гуляло теплое дуновение ветра, которое старательно оберегало место в центре, около большого деревянного стола. Временами ветер подталкивал оставленную хозяином газету вниз, но внимательные служанки успевали подхватывать ее во время падения. Сам министр даже не обращал на это внимание. Его мысли и чувства в это время были совершенно о другом. После очередного глотка сладкого чая, хозяин дома приподнял голову, чтобы почувствовать сквозняк. Он на мгновенье закрыл глаза, будто нарочно хотел оказаться где-то не здесь. Одна из молодых служанок наблюдала за этим из-за угла, когда в тот самый момент ее заметили:

– Ты это чем занимаешься? – спросил девушку хриплый голос, где-то за спиной. Она резко обернулась. Недалеко от нее стояла пожилая служанка. Собрав силу и как следует смочив слюной оставшиеся зубы, она продолжила. – Оставь его в покое, дорогая. Пусть насладится жизнью. Ступай лучше на кухню, – прихрамывая, старушка прошла мимо, в сторону зала, девушка поспешила удалиться. – Господин министр, может закроем окно?

– Это еще зачем? – удивленно спросил Коспалов. В его голове промелькнула мысль о том, что было бы проще в такие дни оставаться совершенно одному, чтобы никто не смог побеспокоить.