Суета. Роман в трех частях

Я никогда не умела ценить момент. Наверное, поэтому такая несчастная. И ведь самое смешное – если бы мне дали второй шанс пережить все это, я бы поступила точно так же, а после опять жалела о времени, что так скоротечно. Невыносимо. Все это теперь превратилось в пыль, и дом, что ранее был таким родным, и глаза, что раньше горели без устали, и душа, что была настолько близкой для меня – больше этого нет. Отныне, мы другие и все другое…»

– Мне пора, – она выпрямила спину и медленно вышла из-за стола. – Ты не серчай на меня, – Анастасия остановилась в дверном проеме между залом и прихожей. – Прости, что я явилась вот так к тебе и наговорила тут всякого. Я не хотела всего этого, – она в последний раз окинула его взглядом и поспешила к выходу.

Коспалов не успел сказать и слова, как послышался звук захлопнувшейся двери. Почти моментально в комнату вошла пожилая домработница и без малейшего стеснения спросила: «С вами все порядке, Господин?». Прождав немного времени, она забрала чашку со стола и вновь скрылась в стенах кухни.

Коспалов так не смог ответить на этот вопрос. Он горько вздохнул и поднял взгляд на окно, где бушевал ветер, раскачивая пышные верхушки деревьев и темные облака, будто магнитом, тянулись друг к другу, создавая меж собой абстрактный храм мрака, теней и пустоты.

08.

После повторного стука, большая обшарпанная дверь слегка приоткрылась. Старый кабинет окатило светом извне, и спустя мгновение в дверях показался силуэт. «Проходите», – раздался женский голос возле стола. Юноша сделал несколько шагов вперед. «Присаживайтесь» – снова произнес женский голос. «Вы у нас молодой человек, по какому вопросу?» – это был секретарь. Из-за нехватки кадров, на тот момент она выполняла совершенно чужую работу и при этом делала вид, что сидела в этом кабинете и за этим столом чуть ли ни с рождения.

– Дело в том, что я принес картину, – произнес юноша.

– Картину? Для выставки вы имеете в виду? – тот кивнул в ответ. – Так вы опоздали, молодой человек, прием заявок у нас до обеда, строго по графику. Вы бы еще сюда ночью пришли с картинами своими. – она потянулась правой рукой к краю стола и ловко подхватила из небольшой горки бумаг один лист, положила перед собой и начала заполнять. – Вы свободны, – она подняла голову и осмотрела посетителя, – приходите в следующий месяц, там будет попроще с этим, – женщина чуть нахмурила брови и пригляделась. – А как ваше имя, молодой человек?

– Андрей.

– Так это вы Андрей, – ее голос с монотонного и строгого сменился резко на громкий с оттенками приятного удивления, – а я вас вспомнила! Вы к нам уже второй раз приходите.

– Третий, – поправил ее юноша.

– И правда, я и забыла, что в тот день приболела. Мне уже на следующее утро рассказали про вас и эту нелепую ситуацию с барменом. Да уж, ну и удивили вы всех тогда. Про этот случай еще некоторое время вспоминали даже, а после как-то все утихло… Я правда не могу вспомнить, как вы приходили второй раз сюда.

– Вы сидели еще в приемной на тот момент и выдавали мне проходную в кабинет министра.

– Вы у нас так давно не были, почему?

– Семейные обстоятельства.

– Понимаю, понимаю… – произнесла она с еле заметным сожалением. – Ну вот видите, как теперь у нас все тут устроено – места пустеют, кадров новых нет и вряд ли будет, министров разогнали, вот и приходится работать сверхурочно, а как платить, так это подождете – тяжелые времена настали, все на добровольных началах, так сказать, – женщина очень импульсивно жестикулировала руками, пока внезапно не остановилась. – Странно, – произнесла она, – я точно помню, что с утра застегивала свои часы на левую руку, а сейчас их там просто нет, – на левой руке и правда не было часов, – куда же я могла их деть. Может обронила где, так я из кабинета-то и не выходила сегодня, – она моментально опустила голову под стол в надежде найти пропажу. – Андрей, а гляньте у себя под ногами, нет ли там часов? – Юноша осмотрел пол, но часов там не было. – Что же это происходит, а? Как я теперь без них… – горечь утраты пришла незаметно, вместе с ней изменился и взгляд этой женщины, и голос, и даже руки, что пару мгновений назад летали, как сумасшедшие в пространстве. Она вновь приняла стандартное положение за столом и от бессилия опустила голову обратно к документу.

– Вы извините меня, – начал Андрей, – но мне пора идти.

– Прямо сейчас? – возмущенно спросила секретарь. – Интересно, как вы это поняли, молодой человек – часов же у вас нет на руках. Или вы так, наобум все определяете… – она пристально осмотрела его еще раз, немного подумала и продолжила. – А знаете что, а давайте глянем все же на вашу картину. Раз уж часов у нас нет, то почему бы не сделать исключение. К тому же вы не в первый раз, – она глазами кивнула на черную сумку, – показывайте.

Андрей не растерялся, он ловко ухватил большую черную сумку, что стояла рядом у стула и спешно начал открывать ее, после слегка продвинул ее дальше и вытащил холст. Картина была написана масляными красками, рамка отсутствовала. Он приподнял ее до уровня своей головы и медленно поставил на коленки в ожидании реакции секретаря.

– Это вы сами нарисовали? Кажется, где-то я видела уже подобное, да и ладно, – облокотившись на мягкую спинку министерского кресла, она продолжила. – И что же изображено на этой картине?

– Это абстракция – на ней изображено то, что видите вы сами.

– А вы, я гляжу хитрец, – усмехнулась секретарь, – и по какому же принципу это все работает?

– Да принципов и нет – вы просто смотрите на картину и со временем понимаете, что на ней изображено нечто более, чем непонятные фигуры, а после эти самые фигуры и вовсе исчезают и теперь остается только то, что видите именно вы.

– Как-то запутано все, молодой человек, вам не кажется? – она вздохнула, и сделала это специально громко, чтобы расшевелить не слишком общительного собеседника. – Я вот не понимаю, может вам удастся это объяснить. Я сижу на этом месте не малое время и с каждым разом все больше поражаюсь, насколько нынче художники, авторы и прочие «персоны искусства» обленились. Ну вот неужели нельзя создать что-то простое и понятное для обычного обывателя. Неужели это так сложно… Намалюют черт пойми что, а после твердят – это у нас такое видение. Они почему-то думают, что чем непонятнее, тем лучше… Но ведь искусство-то создавалось не для этого.

– Для чего же по-вашему, простите, создавалось тогда оно? – робко спросил молодой человек.

– Ну уж точно не разглядывать ваши вот эти все ромбики и треугольники – ну это же смешно! Вам самим-то как живется после этого? Совесть не мучает называть себя художником?

– Знаете, я рисую не для кого-то. Наверное, я это делаю по причине того, что не могу иначе успокоить свою душу. Да и художником я никогда себя не считал, а уж тем более не кричал об этом. Художник, по мне, это неблагодарное ремесло, а я так – мысли отвести и только. И вот эти ромбики, как вы выразились с треугольниками, для меня вещи не особо сложные в понимании. Все же это моя картина… И суть в том, чтобы простой обыватель смог прикоснуться хоть на пару секунд к тем чувствам, к тем ощущениям, что испытывал когда-то я, переживая определенное время, прогоняя определенные мысли, слова. Простым языком вряд ли можно сказать о боли внутри. Это и звучит-то как-то небрежно на словах, понимаете – неправильно, будто ты не рассуждаешь, а просто жалуешься кому-то. А картина она многогранна, ведь у каждого представление свое. Возможно кто-то увидит здесь радость, вспомнит свой день, когда ходил босиком по лужам и радовался каким-то простым вещам. А возможно кто-то увидит здесь разлуку или вспомнит о дне, когда оставил веру во все светлое. Такие вещи и наталкивают людей на мысли, они начинают вспоминать, размышлять о чем-то своем. В конечном итоге картина обретает смысл, который понятен только одному человеку. Отныне это его картина, его опыт, его воспоминание… И вряд ли теперь он отзовется о ней, как просто о картине, где изображен ромб и треугольник. Она стала ценностью, возможно тайной конечно, но все же. На мой скромный взгляд таким и должно быть искусство. Проблема, о которой вы говорите, скорее строится вокруг самого обывателя. Нынче каждый второй – автор с большой буквы и потеряться в этом океане инфантилизма очень легко, особенно человеку, что слепо гонится за толпой.

– Значит вы не считаете себя автором, но в то же время очень ловко ограждаете свою персону от тех, кто по вашему мнению «автор с большой буквы», – женщина усмехнулась и продолжила. – Да вы куда хуже, чем все эти…

– Что тут происходит! – громкий мужской голос ворвался в кабинет без приглашения, прервав мысль секретаря. – Я не могу понять!

– Господин мэр, – женщина вдруг вскочила со своего кресла, как ошпаренная, глаза ее стали безумными, дыхание участилось, а длинные пальцы рук замерли, будто маленькие подарочные статуэтки из центрального парка.

– Произвол! – выкрикивал мэр, расхаживая большими и частыми шагами по кабинету. – Они хотят моей смерти! Не дождутся!

– Дорогой вы наш, – тихо произнесла секретарь, – скажите, что же все-таки случилось? – в этот самый момент на ее лице под левым глазом можно было заметить небольшое сияние, которое появлялось очень редко. – Успокойтесь, господин, – она вышла из-за стола и робко начала подходить к мэру. Вернее, к маршруту, который он проделывал без остановки по кабинету.

– Какие же все-таки они скоты! – продолжал кричать мэр. – Будь моя воля – истребил бы к чертям собачим всех их! – женщине удалось захватить его плечо рукой и приостановить. Он молча взглянул на нее и не проронив ни слова направился к большому окну позади стола. Мэр начал успокаиваться и приходить в себя. Его руки медленно начали уходить в карманы брюк, а шея перестала крутиться во всех возможных направлениях. Он отдышался. Вслед за ним к окну подкралась и она. – Сейчас пришло письмо. Им недостаточно, они хотят еще больше… – с досадой произнёс мэр, он еле заметно поводил головой, сохраняя взгляд на одной и той же точке в окне. – Это невыносимо. Больше нет никаких сил, – его голова склонилась вниз и на мгновенье казалось, что прямо сейчас он свалится с ног и больше не встанет.

– Ну послушай, но ведь это же только письмо. Это же ничего не ясно еще.

– Они прислали и бумаги на подпись, вместе с этой телеграммой.

– Ну послушай, ну… – возможно она хотела подобрать нужные и так необходимые слова, но будто все в ее голове разом растворилось. Она не нашла другого выхода, как подойти ближе к мэру и молча обнять его.

– Кто бы что не говорил, но я не сдамся, – твердо ответил он. – Возможно они и превосходят нас, но это не дает им права издеваться над нами, – он повернул голову в ее сторону. – Наверное так и скажу им, – он прижал чуть сильнее ее к себе, а после и вовсе хотел поцеловать, но женщина в тот же момент отпрыгнула от окна. – В чем дело?! – в его голосе чувствовался нервоз. Она кивнула ему головой, направив ее в сторону молодого человека, что сидел все это время за столом.

– А это еще кто? – мэр не скрывал свое недовольство от увиденного.

– Это Андрей. Он принес картину для выставки, господин мэр, и мы с ним слегка заговорились.

– Вести диалог нужно в приемные часы, молодой человек, – строго сказал глава. – Стоит хоть иногда поглядывать на время.

– А он не носит часов, – быстро добавила секретарь.

– Очень плохо. Почему из-за каких-то нелепых отказов, вы Александра, должны перерабатывать. При том при всем, работаете вы за троих!

– Ну что вы, господин мэр, – засмущалась она, – молодой человек уже не первый раз у нас, и каждая встреча заканчивается отказом. Вот я и решила помочь ему, поддержать, так сказать, новую волну искусства.

– Знаете, а я уже ухожу, – Андрей приподнялся, – простите за беспокойство, – он уложил картину обратно в большую черную сумку и спешно проследовал до двери.

– Молодой человек, вы еще вернетесь к нам? – поинтересовалась секретарь. – У нас как-то сразу все не сложилось с вами…

– Не могу сказать точно, в министерстве сейчас много работы, все куда-то торопятся, бегают, вот и нам приходится работать без выходных. Так что… – он пожал плечами напоследок и молча вышел из кабинета, прикрыв до конца за собою дверь, будто ничего и не было, и никто не приходил, да и человека по имени Андрей не было в этом мире.

– Ой как неловко, – начала шептать себе под нос женщина, медленно присаживаясь обратно в свое кресло.

– Ну откуда мне было знать, дорогая, что ты решишь поработать сегодня сверхурочно. На тебя это не похоже, знаешь ли, – он слегка покосился на нее взглядом, чтобы та не заметила. Лицо ее выглядело не слишком счастливым.

– Что же теперь скажут… – продолжала она сама с собой.

– Да ничего не будет – успокойся. Это же юнец, ты видела его? Он и не понял небось, что произошло – спустится на первый этаж и все забудет к тому времени, они ведь все такие.