Суета. Роман в трех частях

– Профессионально, – подметила она, оставаясь в смятении и небольшом разочаровании.

– Ну а что нам делать еще? – ответа на этот вопрос не последовало. – Послушай, – глава подошел к столу и наклонился к женщине, – ну если так хочешь – догони его и скажи, что я лично рассмотрю его эту писанину.

– Картину! Он рисует картины!

– Хорошо, будь по-твоему – картины, так картины. Скажи, что произошло недопонимание, но мы все уладим. Возьми у него адрес – пусть ждет письма и после, тонко, ну как ты умеешь разумеется, намекни, что вся эта ситуация должна остаться только между нами.

Она очень быстро поднялась и подбежала к двери, проронив напоследок: «Какой же ты все-таки идиот, господин мэр» – хлопнула дверью, оставив после себя лишь небольшой шлейф мятных духов.

Вокруг стало тихо. «Вот же дура» – подумал он, оглядываясь на окно позади себя. Некоторое время он еще оставался в пустом кабинете. Рабочий день подходил к концу, поэтому ему было необходимо придумать себе занятие на вечер. Он выключил настольную лампу, после прошелся по кабинету, выключил основной источник света и ушел, оставив дверь слегка приоткрытой.

Ему было по нраву это время. Время, когда почти все близится к концу. Пустые и длинные коридоры мэрии успокаивали его, заставляли забывать о плохом, пусть даже и на мгновенье, окружали мыслями о чем-то простом и в то же время каким-то магическим образом вселяли внутрь большой сгусток энергии. Белоснежные монотонные стены с орнаментом так и влекли за собой его душу. Словно осыпанные звездной пылью, они то и дело сверкали в полумраке малоосвещённых коридоров. Уже было и не важно где и как, и даже с кем, было важно, что именно сейчас, в эту самую минуту, мгновенье, он чувствовал себя лучше, чем когда-либо. Пальцы правой руки слегка прикасались к стене, его шаги стали медленнее, дыхание глубже, через несколько метров он и вовсе остановился. Остановился, оглянулся и подумал: «Может это когда-то и кончится. Я точно знаю кончится. Но только не сейчас… Какое же прекрасное время». На его лице на мгновенье появилась улыбка. Он почти перестал дышать и только время от времени водил глазами из стороны в сторону, медленно и плавно. Все будто замерло во времени. Пропал голос и исчезли крики. Душа научилась существовать без оболочки, а океаны научились разговаривать. Странное время и странные нравы. Возможно это и вправду когда-то пройдет. Я перестану чувствовать, существовать и любить. Возможно я, когда-то исчезну, возможно меня забудут. И вечность в аду мне покажется раем, после нескольких лет проведенных здесь. Возможно так и будет, а возможно…

На уставший и сонный город надвигалась тихая ночь. Она шептала о сне, что скоро придет. И унесет всех, и спасет, и прошлое исчезнет. Только вот верилось во все это с трудом.

После нескольких минут брожения по тихим коридорам мэрии, он все же наткнулся на свой кабинет с большой белой дверью и табличкой, что висела чуть правее. «В.И. Лесков» говорилось на ней. Сама табличка была покрыта золотом, а буквы выбиты под прессом. Рядом, практически перед дверью томился скромно силуэт не совсем молодого мужчины. Заметив приближающегося мэра, силуэт выпрямился:

– Господин, – начал он, – мне нужно с вами срочно поговорить.

Из-за тусклого освещения глава поначалу не разглядел мужчину. Подойдя ближе и прищурившись, он отвел голову чуть в сторону, показывая свою усталость и недовольство:

– Это вы, профессор, – серьезным тоном ответил мэр. – Вам всем сегодня приспичило устроить переработки? Что за люди, не пойму странные – то не загонишь, а то сами мучениям себя подвергают, – он открыл дверь и оставив всяческие приветствия позади, забежал во внутрь. Профессор забежал за ним.

– Поймите, дело чрезвычайной важности, – в его словах чувствовалась неподдельная тревога. Он снял свои очки и трясущимися руками попытался их протереть. Мэр в это время включил свою настольную лампу и уселся поудобнее в кресло.

– Профессор, любое дело, касающееся города, является чрезвычайно важным – иначе никак. Других дел, так сказать, мы здесь и не рассматриваем, – в этот момент он почувствовал волнение, что исходило от пожилого мужичка. – Ладно, говорите, что у вас произошло – только быстро.

– Помните, я говорил вам об исследовании, что мы проводили с коллегами? – мэр сделал вид, что что-то вспоминает. На самом деле он этого не помнил. – Это исследование было сделано из-за новых погодных аномалий. Мне и моим коллегам показалось это довольно странным…

– Что странного в нашей погоде, профессор? – возмутился он. – Каждый день одно и то же практически. Облака да ветер.

– Вот именно! – воскликнул мужичок. – Ветер! Понимаете, дело все в его скорости. Она изменилась. Я бы сказал очень сильно изменилась. Мы провели наблюдения и сделали анализ данной ситуации.

– Анализ говорите, вы я смотрю не тратите время на всякие разговоры, как некоторые… – мэр засмеялся. – Хорошо, и что же вы там нашли?

– Ситуация крайне нестабильна, господин мэр. Ветер усиливается, его скорость меняется с геометрической прогрессией. Я бы мог закрыть глаза на это, если бы был бы нынче сезон холодов, но этот период… Понимаете, все не так просто.

– Не томите, прошу профессор.

– Мне трудно это говорить, господин, но похоже на нашу территорию скоро обрушится ураган.

– И всего-то? Что вы мне тут байки травите, запугиваете умными словами. Ураган у нас каждый год случается и ничего, пока все живы.

– Дело в том, что это не просто ураган. Это нечто больше, чем просто ураган. Намного. Больше. И последствия, – он вновь потянулся за очками, – последствия могут быть очень плачевными.

– Насколько плачевными?

– Настолько, что скоро, нашего города может не стать, – профессор снял очки и протер свой мокрый лоб небольшим платком. – По нашим подсчетам, наш ждет катастрофа. И как не печально, катастрофа эта неизбежна, – на мгновенье в кабинете стало очень тихо.

– Вы уверены в том, что говорите, профессор?

– К сожалению. Ошибок быть не может, – он нервно откашлялся. – У вас не будет воды? – мэр с большой неохотой принялся искать чистый стакан, пока мужичок договаривал свою мысль. – Всю эту неделю мы перепроверяли подсчеты и каждый раз, подводя итог приходили только к одному исходу. На это можно было бы и закрыть глаза, как я сказал раннее, но обстоятельства, – глава поставил на стол два пустых стакана, тот что был ближе к профессору он наполнил водой из графина, а в тот, что был ближе к нему оставил пустым. – Благодарю вас, господин мэр, – мужичок судорожно обхватил стакан и залпом его опустошил.

В кромешном молчании глава вытащил из своего стенного шкафа бутылку, где на вид томилось виски. Он медленно вернулся к столу и немного отлил в свой стакан. Поняв, что это виски, профессор пожалел, что попросил всего лишь воду.

– И что, – произнес мэр, делая первый глоток из своего стакана, – что с этим нам теперь делать, профессор?

– Поэтому я и здесь, господин. По всей видимости мы опоздали… Ну, во всяком случае, не можем же мы эвакуировать целый город за столь короткий промежуток времени. Но знаете что, в первую очередь, полагаю будет правильным известить всех…

– Ни в коем случае! –рявкнул мэр. – Вы что?! Вы в своем уме! Представьте, что начнется после подобных новостей – пусть лучше не знают и живут себе дальше.

– Но это же преступление. Нельзя скрывать такое от людей… Это же катастрофа.

– Можно, профессор, можно. Я бы сказал нужно – мы не скрываем от них, а наоборот предотвращаем. Предотвращаем преждевременную панику и начало хаоса в обществе. А это, скажу я вам, пострашнее всяких ваших катастроф. Нельзя, чтобы люди паниковали. Этим мы точно им не поможем. А если они начнут принимать какие-либо меры? Только представьте, разъярённая толпа, и каждый в ней хранит мысль о скорой гибели… Такими темпами и гражданская война недалеко. А если она начнется, что вероятнее всего, куда в первую очередь они пойдут? Кому захотят высказать все? Нет, это недопустимо в наших реалиях. Это не обсуждается! – последние сказанные слова, вызвали красноту на его лице. Он казался возбужденным и в то же время испуганным от происходящего, будто кто-то внезапно опрокинул на его голову целое ведро ледяной воды.

Профессор тяжело вздохнул. Его лоб и тело изнывало от обильного выделения пота. Если до этого он просто не знал, как действовать, то после этого диалога, он перестал вообще понимать ситуацию. Ему было некомфортно быть и находиться всуе. В какой-то момент он начал пытаться успокоить себя, сваливая всю вину на главу города. На его маразматические мысли и больное чувство самосохранения. Он сделал шаг вперед, придвинувшись к мэру чуть ближе:

– Вам… Нам нужно всем успокоиться, господин мэр, – проговорил он стараясь не повышать тон и уходить в крайности. – Вы, как человек, что занимает такую должность, безо всяких раздумий – профессионал своего дела. И каждое ваше решение, это решение обдуманное и полностью спрогнозированное на последующее развитие ситуации. Я понимаю, что вам лучше знать, как поступить в столь деликатных вопросах. Но поймите меня правильно я, как житель вашего города естественным образом подразумеваю, что любые новости, будь то хорошие или плохие с вашей стороны, со стороны мэрии, будут представлены публичной огласке. Ведь по сути, если говорить лишь о хорошем и в то же время скрывать плохое, то философия и вся политика города может встать под большим вопросом, – он сделал еще один шаг вперед. – Может я не силен в политике так, как силен в науке, но данная ситуация, на мой скромный взгляд, больше относится даже не к политическим стратегиям, а к банальной человечности…

Лесков молча выслушал его. После того, как профессор закончил, он занял свое место за столом и твердо бросил:

– Мы никому ничего говорить не будем. Точка.

– Тогда мне ничего не остается, как посовещаться с вашими коллегами из министерства. Потому что подобные решения слишком спешные, – он не понимал, каким образом выговорил все это ему в глаза. В его горле образовался большой ком, который с трудом пропускал воздух. Глава никак не отреагировал на это и после нескольких секунд ожидания ответа, профессор поспешил удалиться.

– Профессор, – окликнул Лесков, тот обернулся, – у вас есть семья? Жена, дети?

– Двое, – ответил мужичок, – жена и двое детей.

Больше глава не произнес ни одного слова, а только кивнул напоследок, когда профессор закрывал за собою дверь. В кабинете снова стало одиноко. Было так тихо, что Лесков мог слышать, как капли дождя стекают по большим окнам его кабинета, создавая внизу зеркальные лужи. Была ли эта растерянность или боязнь – понять невозможно. Он не чувствовал, что допускает ошибку. Для него это было чем-то за гранью возможного. Он привык к этому, как привык ко всему, что окружало его каждый день и ни одна живая душа уже была не в состоянии что-либо изменить.

А тем временем городом правила ночь.

09.

В такие моменты все кажется странным. Даже если не обращать внимания не деревья, и совсем забыть про небо, то на прохожих невозможно не смотреть. Если при дневном свете они казались чем-то совсем обыкновенным, то в потемках они обретают совершенно иной смысл. Темнота будто оголяет их, приравнивает друг к другу. Уже не важно какие ты носишь туфли, с каким трепетом внутри идешь на встречу, улыбаешься ты или плачешь – в темноте все равны. На смену детальности приходит карикатурность. Наверное, не зря, ночь называют временем убийств. Все тайное свершается лишь ночью. Иногда, бродя по аллее можно наткнуться на тех, кто свершает эту самую тайну, из-за кого эта самая ночь будет называться странной и необычной. К проституткам и убийцам я уже привык за долгое время, они не вызывают во мне удивления, но вот дети… Когда мимо тебя в полночь проползает стая ребятишек, окутанные мраком теней, безликие, уставшие, но все равно куда-то идущие… Неужели их никто не ждет дома. Зачем мальчишке, что идет впереди всех, нож? Почему они выбрали это самое время.

Что самое интересное, после того, как эта толпа скроется из виду, больше никто на глаза не попадется. Все будто вымрут в один момент. Все станет тихим и хрупким, грустным, странным, одиноким, волшебным и страшным… Кто-то позади кричит твое имя, а у тебя в голове лишь одна мысль, мысль о том, на кой черт ты вышел в полночь на улицу.

***

Андрей думал, что он не спал всю ночь, но как это обычно бывает, заснул он очень рано, а проснулся только с ее голоса. Матушка открыла дверь, и комнатушка преобразилась ярким светом, что исходил от гостиной. Она тихонько подкралась к кровати и спокойным голосом произнесла: «Андрей, пора вставать». Он через силу перевалился на другой бок и кивнул.

Спустя несколько минут, молодой человек уже был готов к завтраку. Он уселся прямо в центр за стол, лениво потирая глаза. За окном светало. Несмотря на это, никто не спешил выключать свет в квартире. По утрам, обычно включалась только кухонная лампа, затем, чуть позже свет перемещался в прихожую, а после исчезал до самого вечера. Больше всего по утрам Андрею нравилась кухня. Не только потому что там можно было перекусить, но и из-за света. Свет отличался особым теплым оттенком среди других комнат. Он будто манил, вызывал чувство доверия, защищенности и обыкновенного спокойствия. Его мать знала это, поэтому покупала лампы нужного тона на запас, не то, чтобы их было много в доме, но на парочку чрезвычайных ситуаций хватило бы.

Она положила тарелку с приготовленным омлетом на стол и тихонько пододвинула к нему. Юноша, пребывая еще в состоянии полусна, принялся искать вилку.

– Вот же она, перед тобой, – сказала матушка. – Неужели еще не проснулся?