Временные трудности. Трилогия

– Давай убьём тему? – продолжать Егору не хотелось.

– Да не вопрос! – Юля вмиг стала серьезна, – Парни, не об этом базар, есть ещё вариант…

Она выдержала паузу, вероятно для того, что заострить на своих словах внимание.

– Вы вольны свалить, куда душе вздумается. Оформим вас геройски погибшими. А вы за бугор. Я денег дам нормально – жизнь хватит обустроить.

– Ты может не понял, Юрий Андреевич, – Вацлав обращался теперь подчеркнуто вежливо, – Я не за деньгами и не за орденами с медалями сюда шел. Мне твоё лавэ теперь… Ты реально мужик?

– Даже не сомневайся. Ты прости меня, Вацлав, я перед тобой больше всех виноват. И крыть нечем.

– Да че уж теперь, – Вацлав тряхнул головой, словно отгоняя какие-то мысли, – Забыли.

– А я тоже тебя любил, – вдруг сказал Георг, – Мысли разные подлые в голову лезли… Даже мечтал, чтоб мы с тобой…

– Че дальше делаем? – Егору надоели эти сантименты.

Юля пришла в себя и оживилась. Кинула на него какой-то странный, но благодарный взгляд.

– Да ничего не делаем. Живём, как раньше жили. Вы можете до вечера отсыпаться. Потом выдвигаемся.

Юля развернулась и пошла в лагерь. Они следом. Но через пару минут Георг не выдержал:

– Ну, а как оно там в будущем?

– Потом расскажу, – отмахнулся Егор, – Будет ещё время. Но вы, ребятки, сами понимаете, что об этом никому ни слова!

–Так а че ты тогда кричал? – вспомнил Георг.

Егор остановился, развернулся к ним лицом:

– Это самые страшные преступления фашистов. Лагеря Смерти, где погибнут миллионы…

Они и правда проспали до вечера. Потом Юля веселая и шумная, ввалилась к ним в землянку и растолкала всех с криком: «Рота подъём – труба зовет». Дождалась, когда они начали подавать признаки жизни, присела на край лежанки Георга и сказала совсем уже другим тоном, деловитым и серьёзным:

– Георг, ты приглядись к этому парню. Артур, который. Не нравится он мне что-то…

– У тебя какие-то конкретные претензии или так – голая чуйка? – Егор не вставая потянулся до хруста в суставах.

– Не могу сформулировать точно, но вертится что-то такое. Ты расспроси его про семью подробнее. О жизни до войны. Что, да как… У них там голод был страшный, да и репрессии тоже не обошли стороной. Может, в этом все дело? Мало ли что… Ты послушай, о чем он гауптмана спрашивать будет, чем интересоваться. Не будь навязчив, чтобы не оттолкнули тебя, и не слишком удаляйся, чтобы не забыли о тебе, – процитировала Юля назидательно, подняв вверх указательный палец, и добавила уже обычным тоном, – И в деле его проверить нужно, так чтобы не подставиться по-крупному.

– Какой голод? И что за репрессии такие? О чем ты вообще? – встрепенулся Георг.

– Ты в курсе? – спросила Юля Егора.

– Да, слышал, конечно, и о репрессиях, и о голоде. Даже «голодающее Поволжье», как нарицательное выражение встречал где-то в Инете…

– Что за Инет? – встрял Вацлав.

– Егор вам всё расскажет. Собирайтесь. Если что, то я потом добавлю инфы, если надо будет, – Юля вышла из землянки бросив на ходу, – Только шепчитесь тут аккуратно, чтоб не подслушал никто ненароком.

Георг и Вацлав уставились на него с немым вопросом, и Егор тяжело вздохнув, сказал.

– Да всё у нас было: и голод, и репрессии. До народа, понятно, не доводили, но потом всё вскрылось со временем. Точных цифр не скажу, конечно, не интересовался я никогда этой темой, но что было, то было – это факт. Коллективизация и индустриализация страны обошлась в очень много жизней. Может был и другой путь тогда – не знаю, но, если б не это, нас бы вообще немцы уничтожили. Был у них такой план «Ост», ну, точнее говоря, есть еще пока …

– А поподробнее можно? Что за план? – поинтересовался Георг.

– Это план по истреблению населения. Миллионов двадцать или тридцать хотели голодом заморить, а остальных в Сибирь переселить. Оставили б себе тут рабов немного, и все.

– Какой-то у тебя разброс невероятный, – медленно сказал Георг с явным недоверием, – Двадцать и тридцать очень большая разница. Хотя, в любом случае конечно, очень много…

– Да не специалист я по истории. Так только общие сведения. Вас ведь, если спросить к примеру, о Крымской войне, то вряд ли вы много подробностей расскажите. А у меня с этим временем примерно такой же разрыв. Вы Юрия Андреевича лучше расспросите – он вообще, по-моему, ходячая энциклопедия.

– Ну про голод в Поволжье я что-то слышал, кажется, – наморщил лоб Георг, – А про репрессии расскажешь?

– Тоже были. В борьбе за власть политическое руководство страны устроило настоящую охоту на ведьм. Только что на кострах не жгли. А вместо святой инквизиции, сами знаете, какое ведомство выступало. Я тут вам сейчас на три пожизненных наговорю, хотя сейчас этот вопрос гораздо проще решается.

– Ты правда, Егор, поаккуратнее с такими высказываниями, – напрягся Георг, – Мы с Вацлавом понятно никому, но если кто другой услышит…

– Да знаю я. Вы спросили – я ответил. Да и в этом вопросе тоже не так всё однозначно. Репрессии были – это факт, многие просто по доносу от соседей или сослуживцев попали под этот каток. Это ж долго длилось, не один год. Пик всего этого беспредела пришелся на 37 или 38 год, кажется. Армия сильно пострадала, но с началом войны многие командиры будут реабилитированы и вернутся в строй. Ну, а кого-то уже не вернешь. Сами видите, что армия за последние годы разрослась, а командиров толковых не хватает. А те, что есть, так до сих пор мыслят критериями гражданской войны. Им бы с шашкой наголо, да на тачанках в лобовую атаку. А сейчас совсем другая война – война моторов, как назовут впоследствии.

– Так у нас тоже и танки, и самолеты есть, – попробовал возразить Георг, – Че ж мы тогда отступаем?

– Дело в том, что большинство техники на сегодняшний день уже устарело, а новые образцы хоть и есть уже, но в недостаточном количестве. Не успели мы перевооружиться. Правду Юля вчера сказала: без подготовленных экипажей – это просто железо. Да и немцы скоро новую технику будут использовать более бронированную. Танки их, будут «Тигр» и «Пантера» называться. Ну, а наши в ответ придумают самоходки стопятидесятимиллиметровые – их «Зверобоями» будут звать.

Все рассмеялись и начали одеваться.

– Так ты не сказал, что такое Инет? – напомнил Вацлав.

– Ну это… – Егор задумался, – В общем, у нас техника появится интересная, сначала электронно-вычислительные машины будут, громадные такие шкафы больше этой землянки, потом они в размерах сильно уменьшатся и в мобильные телефоны превратятся. Небольшие совсем, с ладонь человека. И все они единой сетью такой невидимой будут связаны между собой. Можно будет в любой момент связаться с кем-нибудь в Африке или Америке, например. И звук, и изображение на экране. Ну и любой вопрос можно будет задать и ответ получить – типа коллективный разум. Только разума там не особо много будет – больше развлекуха разная. Хотя, может, это только я развлекался там. Многие работают в сети этой – деньги зарабатывают, и неплохие, кстати говоря. Еще интеллект искусственный придумают – эти машины-роботы смогут обучаться сами, и разговаривать, и двигаться. Недавно появились такси без водителя. Прогресс, в общем… Ладно, пионеры, пошли – время уже. Потом еще расскажу, что-нибудь интересное – типа сказки Шахерезады на ночь.

Все опять рассмеялись и выбрались из землянки. Ночь уже полностью вошла в свои права. Тьма сгустилась. В лагере царило оживление. Поляна, укрытая от любопытных взглядов немецких пилотов густой маскировочной сетью, освещалась отблесками нескольких еле тлеющих костров. Вокруг сновали фигуры в ставшем таким модным среди партизан маскхалате разведчика. Отряд готовился к ночным рейдам. Они получили свои порции горячей пищи и спустились обратно в землянку.

Юля, поев, устроилась на невысоком пеньке и курила, наблюдая за всеобщей суетой. Лейтенант Волков построил свою группу и проверял их амуницию. Этот парень быстро учился, и Юля с удовлетворением отметила, что из него получился неплохой командир. Даже военюрист Кравец, хоть и был старше по званию, не мог похвастаться такими качествами. Она заметила профессора Баженова, выходившего из землянки, определенной под госпиталь. Легко встала и подошла к нему.

– Илья Сергеевич, здравствуйте. Как устроились? Всё в порядке?

– Здравствуйте, Юлия. Спасибо. Всё хорошо. Осматривал раненых.

– Как они? Какой прогноз?

– Это ужас, – профессор покачал головой, – В этом Гестапо звери какие-то. Я такого еще не встречал, а у меня была богатая практика на первой мировой. Насмотрелся, знаете ли… – он снова покачал головой, – Состояние у всех стабильное. Жизни ничего не угрожает, но вот психическое состояние… особенно у женщин. Это ужас какой-то.

– Я как раз об этом хотела бы с вами поговорить. У меня к вам будет, так сказать, личная просьба.

– Конечно, Юлия, я сделаю всё, что в моих силах, но, честно говоря, гинекология не совсем мой профиль.

– Вы меня не так поняли, – улыбнулась Юля, – У меня с гинекологией, я надеюсь, всё в порядке.