Кангюй. Лаодика

– Уезжаю я в Кангюй, варварам на съедение. Не свидимся больше! Недолго осталось мне жить. Людоеды меня растерзают. Ты довольна, подруга? Не будешь скучать без меня?

– Скажи, чем я гнев твой заслужила? – Филилла искренне не понимает причину недовольства подруги.

Лаодика презрительно прищуривает глаза.

– Признавайся! Да не отпирайся. Это ты рассказала маме про фонтан? – Дева даёт волю злости. Говорит грубо-надменно: – Подраться с тобой я хочу!

Филилла вкладывает три большие тряпичные куклы в руки Лаодики.

– Прими мои дары тебе! Нельзя тебе гневаться перед дальней дорогой.

Лаодика теряет злость, растрогана, внимательно рассматривает подношение.

– Это же твои любимые куклы?! Матери твоей тонкая работа? Ты же их берегла для свадебного подношения богиням. Богини могут обидеться на тебя.

– Берегла куклы, как сберегу чувство дружбы к тебе. Богини не обидятся. Буду им молиться истово за тебя.

Умилостивив подругу, Филилла набирается смелости и быстро на одном выдохе произносит:

– Это я донесла на тебя.

Руки у потрясённой Лаодики заняты дарами. Дева сверкает глазами, но с куклами не расстаётся. Филилла продолжает уже помедленнее:

– Добра желаю тебе. С Кекропом ты будешь несчастна. Вспомни своё первое впечатление о нём. Он полный дурак. Истину сказала тебе. Можешь драться со мной сколько хочешь.

Лаодика прижимает кукол к своему лицу, вдыхает запах материи.

– Пахнут тобою. Роскошный аромат! – С обидой добавляет: – А вот в Кангюе меня будут умащивать мазями из барана!

Филилла охает от удивления. Гнев Лаодики проходит, две лучшие подруги обнимаются на пороге пустой комнаты девы. Филилла плачет на плече у Лаодики.

– Ещё вот возьми нитки и иголки, – вкладывает в ладонь Лаодики маленький мешочек Филилла.

– Зачем мне иголки? – шепчет на ухо Лаодика.

– В куклы драгоценности спрячь, – шепчет в ответ подруге заплаканная Филилла. – Не украдут куклы воры, потому как неудачи приносят краденые игрушки. Меня так мама учила. Нитки я подобрала точь-в-точь, никто новый шов не различит.

– Спасибо за куклы. Я люблю тебя, подруга.

– И я тебя люблю!

– Отъезжаем, Лаодика! Жду тебя за воротами. – Требовательный голос отца спутать ни с каким невозможно.

Филилла неохотно разжимает объятия. Девы целуются. Лаодику подхватывает водоворот из домашних и уносит прочь к крытой повозке.

– Гелиайне! – кричит Филилла. Её голос сливается со многими голосами, тонет во звуках неразличимым. Повозка трогается с места и исчезает. Провожающие следуют за повозкой. Филилла остаётся стоять на пороге комнаты подруги. Оборачивается, смотрит на стаю птиц.

– Вот и лишилась я дорогого мне человека. Буду скучать по тебе, Лаодика. Да пребудет во браке счастье тебе!

Аттида

Повозку встречает у городских ворот небольшой отряд из двадцати всадников-продромов. Евкратид передаёт вожжи от лошадей Кастору. Со словами «Дальше правь ты до Кангюя» покидает место возничего, Кастор занимает уступленное место, с готовностью принимает правление. Евкратид направляется к башне, дабы встретиться с мужем мрачного вида, в серых одеждах, ожидающим кого-то. При его появлении незнакомец приветствует меридарха как старинного знакомого. Между мужчинами завязывается живой разговор. Из повозки выглядывает Лаодика, пользуясь остановкой, присаживается рядом с юношей, любуется полисом.

– Кастор, скажи, тебе понравились Бактры?

– Впервые я вижу город огромный, – неохотно отвечает юноша на вопрос. Нет радости в голосе Кастора.

– И? – допытывается Лаодика.

– Честно признаюсь, не понравились Бактры.

– Что так? – Удивлённая Лаодика оборачивается назад. – Главная улица столицы невероятно прекрасна! Разве тебя не впечатлили нарядные здания, агора, храмы, квадраты кварталов? Нет? Тебе просторы пустые милее? Ну тогда посмотри, всюду люди спешат по делам. Обожаю шум улиц. Как у человека кровь наполняет жилы, так у нас жители дарят энергию великолепному полису.

– Потому и не нравятся Бактры, что много люда собралось. Не вижу великолепия, о котором ты говоришь. Кроме храмов старинных, ничто не удивило меня. В тесноте неприятной живёте. Шумно, дымно у вас, сутолока, гам. Испражнениями пахнет на каждом углу. Если мор разразится, так погибнете разом, всем скопом.

Повозку окружают со всех сторон всадники-продромы. Беседа обрывается. Из-за лошадей Лаодике нечего показывать Кастору.

– Познакомься, дочь, это Макарей, архитектор. Будет строить дворец Макарей правителю Кангюя. Умнейший муж, в дороге будет учить тебя.

Лаодика вглядывается в мрачного незнакомца. Ему лет около тридцати с небольшим, худощавого сложения, лицом с правильными чертами. Муж суровый не встречает деву улыбкой, напротив, мрачнеет. Евкратид отдаёт поручение всадникам. Два продрома покидают лошадей и помогают погрузить в повозку тяжёлый сундук учёного мужа. Лаодика вынуждена ступить на улицу. Пока сундук погружают, один из всадников вручает деве небольшой кожаный кошель.

– Это вам от красивой вдовы.

Всадник на лошади подаётся вперёд на полкорпуса. В открывшемся пространстве на противоположной стороне улицы Лаодика застаёт «красивую вдову» – Аттиду в чёрных одеждах и таком же чёрном платке. Печальная Аттида стоит неподвижно, словно каменная дорожная герма. На краткий миг взгляды двух дев встречаются. Аттида поднимает правую руку открытой ладонью к подруге. Лаодика раскрывает кошель, внутри него оказываются три новеньких серебряных обола базилевса Деметрия. Более ничего нет в кошеле: ни остракона, ни записки на драгоценном папирусе. Лаодика вскидывает голову, но, увы, подруги более нет на прежнем месте.

– Аттида! – шепчет дева. – Как мне жаль…

Запоздало машет рукой Лаодика месту, где совсем недавно стояла подруга.

– Отъезжаем, Лаодика! – нежно обращается отец к дочери. – Сопровожу я тебя до ближайшего статмоса. Секретный есть к тебе разговор. – Удручённая дева поднимается в повозку, утирает частые слёзы. Повозка трогается, дабы навсегда увезти Лаодику из родного города.

Глава 5. Напутствия

Евкратид

Повозка тронулась, городские ворота остались позади. В большой повозке трём взрослым людям тесно, половина пространства занята сундуками.

Меридарх трогает один из сундуков, обращается к дочери:

– Я перебрал без тебя приданое. Ты недосчитаешься многих привычных вещей. Вместо милых безделиц уложил имущество родовое, необходимое тебе в Кангюе.

– Отец, почему бы мне самой не распорядиться моим собственным приданным? – В тон вопроса вложена жгучая обида.

– Движет мной забота о тебе. Опыт меридарха передаю тебе. Поговорим же, дочь, не о скромных утратах девичьего имущества – его тебе восполнит с лихвой твой жених, – а о том тайном знании, что тебе действительно пригодится в далёком краю.

– Ты отправляешь меня к варварам без любимых, дорогих мне вещей! Это очень-очень жестоко, отец! – протестует Лаодика. – Мне будет и без того печально в одиночестве, зачем же мне делать ещё больнее?

– Одиночество? Какое одиночество? – переспрашивает Евкратид.