Стефания. Путь к себе

– А не важно, – с усмешкой сказал Проводник. – Не важна религия или вера. Все это не имеет значения. Процессы происходят независимо от того, видим мы их или нет. Верим в них или нет. Радиацию мы тоже не видим.

– Но ее эффекты видим, и очень даже, – парировала я, довольная, что наконец, нашла дыру в его философии. – Кроме того, есть счетчик Гейгера. Он не только видит радиацию, но и количество показывает.

Проводник покосился на меня, щурясь левым глазом, как кот, разлегшийся на пороге в солнечный день.

Впереди появился велосипедист на шипованной резине и запакованный не хуже меня. Я шла прямо, предполагая, что он объедет, но когда тот оказался напротив, на меня напал ступор. Зато проводник цапнул за плечо и отдернул в сторону, давая спортсмену дорогу.

– А давно появились эти счетчики? – сказал он, когда велосипедист остался позади. – Давно научились показывать? Всего сто с хвостиком лет прошло. И прежде никто о радиации не знал. И про клетки, из которых состоит тело, не знали. И про космос. Думали, там твердь небесная, а к ней звезды с луной приколочены. Для многого у людей все еще не придуманы инструменты, чтобы зафиксировать, увидеть. Но природа умна. Она заранее наделила всех способностями улавливать очень многое.

– Угу, – пробурчала я, – третий глаз, чакры…

– Каждый чувствует то, что способен, – проговорил проводник, игнорируя мои слова. – На Тропе много разных мест. И разной мощи. Просто нужно продолжать идти.

Глава 3

Продолжать идти становилось все труднее, хотя разум говорил, что это с непривычки. Мост пошел вверх, а я мысленно простонала, пытаясь понять, зачем вообще согласилась на это путешествие. Потом в голове всплыли образы подруг, заставляющих играть в лотерею, и я протяжно вздохнула.

Холодный воздух обжег нос. Пришлось спешно закрывать рот ладонями и дышать в них, чтобы согреть лицо. Украдкой я поглядывала на проводника, который движется сквозь холод и зиму, как ледокол в замерзшем море. Он казался почти не человеческим, и вместе со страхом возникало восхищение, граничащее с восторгом.

Поймав себя на таких мыслях, ощутила себя крошечной, рядом с этим загадочным гигантом, который ведет меня через зиму.

Снег немного ослаб, превратившись в белую взвесь, подобную туману, и застелил город сплошным покрывалом. Но когда оно на несколько секунд поредело, в небе проступила исполинских размеров башня. Переливаясь разными цветами, она уходит в облака, словно выросший за ночь боб из сказки про страну великанов.

– Самая высокая башня в стране и Европе, – сообщил проводник гордо и схватил меня за руку потому, что подошли к дороге. – Тоже несет в себе…

– Мощь? – спросила я, не дав закончить.

Проводник отвернулся, глядя в сторону, где на магазине огромными буквами блестит вывеска «Ювелирная улица».

– Мощь, – согласился он, переводя меня через дорогу. – Мощь есть во многом. Но в старых местах больше. Когда куда-то столетиями приходят люди, место, так или иначе, накапливает мощь.

– В магазины тоже ходят, – сказала я. – Да еще такими толпами, что и ста лет ждать не надо.

Проводник кивнул.

– Ты от части права, – сказал он. – Магазины тоже имеют мощь. Свою, особую. Там живет слила обмена, сила желания. Она настолько мощная, что люди, выходя оттуда уносят больше, чем планировали взять.

Спорить не стала. Бывает сама захожу за хлебом, а выхожу с двумя пакетами и тащу до самого дома, пытаясь понять, зачем купила масло для велосипедной цепи.

– После магазинов иногда чувствуешь себя, как выжатый лимон, – проговорила я, глазея на башню, которая безмолвным гигантом плывет слева.

– Еще бы, – усмехнулся проводник. – Только представь, сколько народа туда ходит ежедневно. Со своими мыслями, желаниями и потребностями.

– Только не говори, что это все материально, – отозвалась я.

Он снова засмеялся, смахивая с ворота иней, который намерз от горячего дыхания, потом произнес:

– Ты сама сказал, что чувствуешь себя лимоном.

Надувшись, я замолчала, не желая больше вступать в споры с человеком, у которого на все есть ответ.

Мы все шли, преодолевая перекрестки и прячась от внезапных порывов ветра. По спине стекали горячие капли, шея тоже взмокла, и даже в башмаках, которые с такой дотошностью выбирала, творилась Сахара. Потом снова был мост, а может и не один. После него дорога, наконец, пошла немного вниз, и я надеялась отдохнуть, но проводник словно нарочно, пошел быстрее.

Я, еле переставляя ноги, плелась следом. Усталость подкрадывалась, как ночной хищник, который бесшумно ползет в траве, и человек не слышит его до момента броска. Даже, когда на каком-то отрезке пути воздух наполнился одуряющим запахом свежеиспеченного хлеба, я проигнорировала его. О еде даже думать не хотелось.

Идя по длинному бульвару, я прятала лицо и руки от ветра. Деревьев росло мало, поэтому холодные порывы норовили пролезть в самую душу. Спасало лишь движение, которое с каждым шагом становилось все трудней.

Для проводника, судя по прямой спине и бодрой походке, дорога была не сложнее похода в булочную. Хотелось окликнуть, притормозить, попросить идти медленней, но в голове возникали слова о бабушках, которые проходят этот путь за пять дней. Мне же казалось, что иду целую вечность.

Чтобы отвлечься от усталости, которая медленно смаривает, стала думать о мощи, про которую говорил проводник. Но как ни старалась, приладить это все к современному миру не могла.

– П… Проводник, – позвала я его, когда обнаружила, что он убежал метров на двадцать вперед.

Тот оглянулся. Глаза округлились, словно не верит, что человек может перемещаться так медленно.

– Ты чего плетешься? – спросил он, когда догнала.

– Не могу быстрее, – выдохнула я и наклонилась, уперев ладони в колени.

Дыхание участилось, в груди ухнуло странно и непривычно, словно там включился механизм, которым прежде не пользовалась. Едва ощутила это, по спине прокатилась знакомая волна ужаса, какой испытывала, когда нужно на что-то решиться.

Я сделала несколько глубоких вдохов, чтоб хоть как-то восстановить дыхание, и спросила:

– Где мы?

Проводник приподнял подбородок, словно до этого вообще не смотрел по сторонам. Пару секунд смотрел вдаль, словно видит только ему доступные образы, затем сказал:

– Сейчас сама увидишь. Пойдем.

Простонав, я выпрямилась, а проводник цапнул меня за руку и потащил, чтобы не отстала.

Чем больше продвигались вперед, тем чаще по мне прокатывались горячие волны непонятного происхождения. Казалось, он ведет меня в какую-то черную дыру, из которой ритмичным пульсом вылетают потоки.

Чем ближе подходили, тем сильнее становились эти потоки. Но когда оказались в Космопарке среди монументов, посвященных отцам космонавтики, меня окончательно сморило. Помимо усталости, которая навалилась, как мешок картошки на плечи, я неожиданно ощутила нечто, чему дать объяснение не смогла.

– Не понимаю… – проговорила я, когда обходили стеллу. – Я ничего не понимаю.

Проводник на меня не смотрел. Он увлеченно наблюдал за вертолетом, который кружит над площадью, пытаясь сесть. С земли вздымаются тучи снега, закрывая обзор, но я не могу думать ни о чем, кроме непонятного ощущения потоков.

Когда очередная волна накатила девятым валом, я попросила:

– Давай уйдем отсюда.

Теперь проводник оглянулся. Веселость и беззаботность, которые украшали лицо, пока смотрел на вертолет, слетели. Оно вновь стало серьезным.

– Ты что-то чувствуешь, – сказал он уверенно.

Мне было сложно признаться в этом, поскольку это означало поверить, что мир больше, чем мы видим. И что проводник прав, говоря о процессах, которые мы пока не умеем зафиксировать.