Визит к врачу, затянутый до последнего, откладывать было уже нельзя. Но и как идти, если расплата за грозящий ей диагноз так велика. Необходимо будет назвать фамилии всех партнеров, что не самое страшное в подобной ситуации. Информацию немедленно донесут до места учебы, сообщат родителям и до смерти “заколют” в инфекционном бараке.
Она не должна жить с таким пятном прошлого, это несправедливо, ведь она так молода! Можно же как-то вылечиться анонимно и избежать разглашения страшной тайны! Для этого у нее есть человек, который поймёт и пожалеет, как делал это раньше. И связи у него имеются, и деньги для него не проблема. Да и ему самому не захочется оказаться в списках партнеров. А если что…
Ольга набрала на диске телефона-автомата знакомый номер и поняла, как необходимо ей сочувствие взрослого человека. Пусть даже он поругает её, хотя и не за что, главное, помог бы в беде. Но рассуждения её прервались, и кровь в висках запульсировала от неожиданных суровых слов полковника:
– Я предупреждал тебя – не таскайся. Ты меня не слушала. Помочь тебе ничем не могу. Не вздумай вмешивать сюда мое имя. Я проверился. Со мной все в порядке. И не звони больше сюда. Ты ставишь меня в неловкое положение перед женой.
Пошли безнадёжные гудки.
Мать, которой пришлось всё рассказать, долго не могла избавиться от шока. Ольга легла в инфекционный барак, где провела взаперти сорок томительных дней. Каждые три часа в течение всего срока ей кололи вакцину, которая медленно регрессировала болезнь. Сможет ли Оленька забыть боль и стыд, которые испытала?
Время стирает остроты, а кроме того, прошлое очень часто разбивается о волнорезы проблем и событий настоящего.
***
Про дискотеки на какое-то время Соне пришлось забыть. Появляться на улице вечером тоже было страшно. Но и мириться с уединением девушке не хотелось. Пришлось вспомнить о старых знакомых.
И хотя дворовый мальчишка Вадим был каким-то не по моде мягким, добрым и вялым, а ещё безденежным и безмашинным, Соне с ним было легко и просто. Он не загружал своей влюблённостью, приторной и нудной, как другие, умел выслушать, посочувствовать и всегда к месту поострить и рассмешить. Перед ним не нужно было стараться выглядеть на все сто, потому что Соне и в голову не приходило пытаться его очаровать. Предложение Вадима отправиться в сауну понравилось девушке своей новизной и уединённым от лишних глаз характером. Она с радостью согласилась покинуть, наконец, своё заточение, тягостное после отъезда подруги, и предаться веселью.
Соню устраивала её независимость от каких-либо чувств к кавалеру – страх ли это или увлечённость. Купальника у неё не было, но и не такой важной вещью он являлся. Рядом с Вадимом стеснение сходило на нет, как перед близкой подругой. Соня разделась до трусиков. Дурачась и смеясь, нырнула в сверкающий овал бассейна и подняла каскад тёплых брызг. Она нарочно забила тонкими ножками по поверхности воды, словно приглашая её догнать. Вадим, охотно подыграв ей, прижал её животом к голубому мрамору, и она почувствовала ягодицами его выступающую плоть. Внезапно её зажгло не столько желание, сколько любопытство.
Мораль – всего лишь травля желаний. Зачем водить ритуальные хороводы вокруг спелого яблока, если так легко и приятно вкусить его наливную суть? Зачем создавать сложное из простого?
Нежное, немного застенчивое прикосновение холмика к Сониным упругим подушечкам не имело ничего общего с вероломным натиском могущественного естества человека-зверя, беззаконно царствующего на захваченной территории. Она прогнула спинку, подавшись назад, плотнее прижимаясь к интересующему предмету. Юркнула рукой под резинку плавок, и обняв пальцами твёрдый гладкий столбик, приятно убедилась, что её предположение по поводу размера поколебимы. Она с лёгкостью разрешила себе поддаться любопытству и искушению, и скользнула по тёплым волнам живота Вадима. Нижняя часть трусиков податливо съехала в сторону, открывая путь к девичьей тайне. Он помог ей не остановиться и приложил все старания, чтобы проникнуть вместе с ней в мир нежности и блаженства.
Она встретилась с ним, когда пожелала снова и дополнила свои знания новыми, благодаря его заботливым ласкам.
Ещё через несколько дней он признался Соне в любви, но её душа, переполненная восторгом от чрезмерной концентрации свободы, заглушала хрупкие романтические звуки. Она сразу лишила поддержки его чувства и без сожалений вычеркнула его из своей жизни.
Следующим был Сергей. Робкий, молчаливый, с телячьими глазами… Его родители, какие-то чины, или директора, или кто-то в этом роде, доверяя сыну новенькую машину и снабжая приличным капиталом, воспитывали таким образом в тихоне самостоятельность и уверенность. Благодаря немыслимо роскошной Соне, перед которой Сергей благоговел и терялся, не веря во внезапное счастье, доверие родителей оправдывалось “достойно”: отдых в ресторанах, парках, лучших ночных клубах и в тех местах, на которые хватало денег, причём в сопровождении всех Сониных подруг-москвичек. Хорошо заучив мамин наказ искать в жёны только полноценную девушку, то есть приятной внешности и высокого ума (для качественного продолжения рода), Сергей готовился сообщить маме о своём удачном выборе. Однако птичка, склевав добрую половину золотых зёрнышек и попользовавшись его мужским достоинством, в один прекрасный момент выпорхнула из рук и улетела. Следующим был…
Глава 8
Лукавый продрал глаза, не сразу разобрав, что звонят в дверь. Голова жутко болела, стучало в висках, в горле было сухо как в пустыне. Он вспомнил, как снял вчера проститутку, решившись вытащить немного деньжат из общей пачки, и как потом облажался, даже не приступив к делу.
Разве он виноват, что у него давно не было “тёлки”? Приличные на него не западают: подавай им прикид холёный! Избаловались совсем! А обделённые и даром не нужны.
Лукавый вспомнил насмешливый взгляд проститутки и внезапно налился злобой. В дверь продолжали звонить. Оторвавшись от подушки, он доковылял до двери.
– Скобель, тебе чего?
– Привет, Лукавый. Поехали в “Подкову”. Там ребята собрались.
– Чего такую рань?
– Почему рань? Два часа дня. Там тебя все ждут.
– Чего они хотят-то?
– Поговорить.
Серьёзный настрой гостя Лукавому не понравился. Он начал догадываться, какой разговор предстоит.
– Слушай, дай отоспаться-то. Я перепил вчера, похоже.
– А как же ребята? Они все там. Собрались, чтобы с тобой поговорить.
– Ладно, сейчас оденусь.
Он отыскал футболку, не стиранную вторую неделю, покачиваясь с похмелья, натянул на себя.
Мать Лукавого, обидевшись на нежелание сына вкалывать на дачном участке, уехала одна. И теперь в квартире был жуткий беспорядок, по углам валялись бутылки, чистой одежды не осталось.
В машине Лукавый нараспашку открыл окно, несмотря на холодный июль и подставил голову под свежую струю.
– Тормози, Скобель! Слышь, тормози!
– Что случилось?
– Пива хочу, не могу. Вот у палаточки.
Амбал вразвалочку пошёл к ларьку. Огрызнулся на продавщицу просто потому, что был не в духе и вдруг замер. Сверкая тонкими коленями из-под мини-юбки, свежая и светящаяся Соня спускалась по ступеням соседнего универмага. Лукавый поспешно сложил бутылки на сиденье прямо через окно и бросил водителю:
– Видишь тёлку? Подрули поближе.
Сам догнал девушку и пристроился рядом.
– Привет.
Испуг в глазах Сони взбодрил Лукавого.
– Поговорим?
– О чём? – она медленно попятилась.
– Да не бойся ты так. Калина просил кое-что передать.
– Что?
– В машине лежит. Пойдём, сейчас увидишь.
– А что это?
Девушка не трогалась с места.
– Письмо тебе. Длинное, на три страницы.
И амбал направился в сторону подъехавшей машины, кивком головы позвав Соню за собой.