Что за бред нес Мишка! Конечно, раздутые слухи. Конечно. Слишком важная персона, врагов не может не быть!
Котел работал исправно. Но нам казалось, что в комнате донимающий холод. Я сижу у его ног в расстегнутом пальто, растерянная и почему-то совсем без сил. Он в пятый раз заводит одну и ту же мелодию.
– Вот так он ехал к своей смерти…
Осушает очередной стакан коньяка.
– Это страшно. Страшно. Почему с моей дочерью?.. Почему со мной?..
Я безучастна, плохо вникаю в действительность.
Последние звуки обреченно затихают.
– И все…– дрожа, заключает мужчина. И начинает рыдать.
Я вздрогнула, очнулась. Сердце снова застонало от любви, целиком поглощенное миром только этого человека, настолько отстраненное от всего остального, что оказалось глухо к надвигающейся трагедии. А она уже медленно подползала и к моей жизни.
Совсем рядом, на соседней улице, четверо подростков уютно устроились на чердаке многоэтажного дома. Это был их уголок, где они прятали свои ценные секретные вещи. Сегодня Илье можно было задержаться дольше десяти вечера: никто не ждал, не беспокоился и потому не узнает о его отсутствии. К тому же вечер был интересным. Илья нашел у отца настоящий патрон, кобуру от табельного оружия, а еще газовый пистолет. Он знал о его существовании, но отыскал только сегодня. Ребята хватали с жадностью оружие, гладили его корпус, сравнивали с настоящим. Завтра Илья незаметно все вернет на место, отец не догадается.
Мальчишки засиделись допоздна, не услышав, как дворник закрыл чердак на замок. Пришлось выбираться на крышу: там рядом другая крыша, всего в двух метрах. Если разбежаться, запросто можно перепрыгнуть.
Вряд ли кому-то из прохожих была различима стайка подростков, блуждающих между звездами на крыше девятиэтажного дома.
Илья прыгал последний. Ему хорошенько надо было закрепить пистолет в кобуре. Было холодно, с неба кружась опускалась какая-то колкая зыбь. Ребята мерзли на соседней крыше и подгоняли мальчишку. Илья стал разбегаться и понял: кобура так велика, что все равно болтается. Он схватился за ношу, боясь ее выронить, тем самым на долю секунды уменьшив силу инерции. И тут же с ужасом осознал, что его ошибка сделает прыжок коротким. Остановиться было уже никак нельзя, и Илья изо всех сил сделал последний рывок. Ноги почти достигли поверхности, но наледь на крыше сделала свое скользкое дело: мальчишка сорвался. Душа его разлетелась на осколки.
От страшного крика ребят он зажмурился, тело готовилось к удару. А дальше он вдруг понял, что висит вниз головой над этажами на каком-то арматурном крюке. Ткань на джинсах оказалась крепкой. Немедленно хотелось начать активно двигаться, чтобы достать рукой или ногой край, но к безумному своему ужасу он понимал, что тогда джинсы не выдержат. Слишком хрупкой была его позиция над пропастью. Ребята перестали кричать, бросились к Илье на помощь. Кто смог, схватил за куртку, кто-то за ремень брюк, панически вырывая Илью у смерти. Наконец, ему самому удалось подтянуться, схватиться за край и оказаться в безопасном месте. Он в разодранных одеждах, мокрый, взъерошенный с безумными глазами пополз как четвероногое существо от края, пока не упал на спину, переводя дух.
В нагретой комнате на моих коленях плакал мужчина, так искренне, так горько и правдоподобно, что мне стало стыдно до боли. Стыдно поверить в услышанное от Мишки. От чужого Мишки.
– Вы не можете такое… Я не верю!
– Не уходи, – всхлипывает, сжимая в кулаках бортики моего пальто.
Мы одетые забираемся под одеяло. Прижимаемся друг к другу и обнимаемся так крепко, словно больше не увидимся никогда.
Вернулась я домой опять далеко за полночь все еще надорванная душой, но опустошенная, словно без мучительной тяжести на плечах, и поймала себя на мысли, что сегодня сына еще не видела. А он спит, как ни в чем ни бывало, такой милый, послушный и все понимающий.
Глава 11
Двадцать второго ноября в первом часу ночи пришло письмецо: “Ровно год как мы вместе. Целую. Ты мне нужна”.
Я долго хранила в памяти (своей и телефонной) этот гаснущий уголек.
Ошалело смотрела в Его ладонь, полную золотых перстней. Эту горсть драгоценностей Ярило вынес из ювелирного магазина (какое доверие народа!), чтобы показать мне. Ему надоело бегать к витринам и обратно и примерять на моих пальцах великие украшения (от слова “велико”). Все прекрасно, кроме одного. Он упорно не желает зайти в салон со мной вместе. Мне по вкусу пришлось кольцо с ажурным рисунком, а Монстру – с четырьмя бриллиантиками. За этой безумной роскошью последовал букет цветов и новая ваза (старая была нехороша для шикарных роз).
Ну что еще нужно женщине, чтобы чувствовать себя счастливой? Которая не мечтает о цветах и подарках? Пожалуйста. Секс с любимым и ко всему опытным мужчиной. Пожалуйста. Помощь в делах, где без связи не обойтись. Тоже, пожалуйста. Мне бы радоваться, а я никак не могла прогнать из сердца тревогу. Я тряслась над своим счастьем, как бедняк, нашедший монету. Отними – и снова отрепыш.
Ярило сначала звонил и писал каждый день, охотно заходил на обед, ради которого уже с утра начиналась суматоха и беготня по магазинам. Куда там собственные дела! Не до них! Потом, как и прежде, напоминать о себе стал реже или просто по телефону интересовался моим самочувствием и желал спокойной ночи. И на этом все. Иногда мы не виделись по нескольку дней, чего уже тысячу дней не случалось. Ну, объясните, как может быть нужен человек временно? Разве любовь можно отключить и включить снова, точно лампочку?
Непредсказуемость Монстра продолжалась:
– Скажи мне, где ты сегодня собираешься ночевать? Может быть, со мной?
От долгожданной радости я подпрыгнула. Ведь несколько дней он пытал меня своим отсутствием.
– Как тебе такая перспектива? Устраивает?
Готова крикнуть да, да и еще раз да! Но беру себя в руки и решаю осуществить задуманный ранее план. Меня извели короткие встречи на его территории. Так хочется стать близкой и родной для него.
И осторожной поступью:
– Я предлагаю эту перспективу переперспектировать.
– Как?
(Только не сердись!)
– Давайте поночуем… у меня. Илюшка у отца. Пожалуйста…Мне так хочется…
В ответ молчание.
– Ну, так как? – с надеждой вопрошаю.
– Я думаю, – строго отвечает Монстр. – Перезвоню.
Зачем, зачем я не согласилась? Душа уже собралась рухнуть.
Вечером соглашается. Пришел и сразу в кровать. Растянулся, закрыл глаза. Устал, наверное. Забираюсь к нему, копошусь, прикладываюсь поудобней на его плече, замираю. Но что это? Его сопение перерастает в храп. Даже мое присутствие не удерживает его ото сна. И чего он все время жалуется на бессонницу? Зато я уснуть не в состоянии. Обида. Понимаю – глупая, неоправданная (быть может, устал больше, чем соскучился), но ничего поделать с состоянием души и тела не могу. Обида нарастает, желание тоже. Я томлюсь в постели рядом со спящим субъектом вожделения. Подушка моя горяча, простыня сбита. А я бы не уснула, даже если бы очень устала. Значит, я так мало его волную? Плетусь в темноте с подушкой в руках на кровать ребенка. Не хочу спать с обидчиком. Пусть думает, что мне одной лучше. Долго ворочаюсь, злюсь на него за неуместно счастливый храп и на себя за то, что совсем незачем Монстру быть здесь. Завтра буду совсем разбитой.
А завтра не позвонил опять. Скверно на душе. Хочется что-нибудь сломать или разбить.
Не пойду домой. Пойду к мужу.
– Привет! Ужинать будешь?
Стою на пороге. Ничего не хочу.
– Проходи же.
– Нет, я на секунду. Пусть Илья побудет у тебя еще одну ночь. Ладно? Я выспаться хочу…
Его молчаливая грусть и разочарование меня добивают.
Тишина. Весь следующий день тишина. Невозможно! Вечером опять будут слезы. Или вино. Или и то, и другое сразу.
Все продолжалось, не меняясь. Все те же редкие звонки, не слишком охотные предложения встретиться. И каждый раз – ссылки на усталость или плохое самочувствие. А как только я от тоски начинала сходить с ума, напоминал о себе. Мог прийти под окошко и вызволить на улицу. Илюшка забирался под тюль и, приплюснувшись носом к стеклу, вглядывался в наши силуэты. Мы гуляли, держась за руки и мило беседуя, точно все в наших отношениях было определено и понятно. Редким вечером блудный Монстр мог явиться с продуктами, козырнуть своими кулинарными способностями. Мог, случайно встретив меня, подвезти до ближайшего укромного места и одарить не слишком убедительной любовью. А потом снова надолго исчезал, унося с собой тепло и оставляя с чувством какой-то украденной любви. И она таяла тут же, как игрушка изо льда в руках разочарованного ребенка. Одиночество было очевидней, чем присутствие в моей жизни мужчины и серьезных отношений.
Когда мне становилось совсем тоскливо, я забредала к мужу. Он кормил меня, угощая всякими лакомствами, купленными специально для такого случая. Он каждый день, каждый час не переставал ждать моего возвращения.