Колыбель качается над бездной

Как без любви душа черствела.

Я знала, но о том забыла,

Я просто верить Вам хотела!

Он ответил не тотчас: “Как всегда хорошо, но отчего так грустно?”

Ничего я более писать не стала. А он и не настаивал. Пропал на две недели.

Немного успокоившись, я стала анализировать наши отношения. Со мной все более чем ясно. А вот что с ним? Неужели этот человек настолько непорядочен? С другой стороны, разве стал бы мужчина его возраста и статуса бросаться серьезными словами и был бы заинтересован помогать женщине, ему безразличной? И, наконец, насущный вопрос. Посвящал бы ночи (не такие редкие) той, которой не был бы увлечен? В то же время нельзя не признать, что слова “люблю”, “скучаю”, “хочу” красноречивы сами по себе. Еще одна загадка: весь период, в течение которого получены шокирующие меня константы, он находился со мной. Странный человек. Ускользающий мужчина.

В разговоре с мамой на злободневную тему я обронила:

– Он странный, мама.

Мама сказала:

– Он добрый человек.

И я возразила:

– Нет, он страшный человек!

Мама посмотрела на меня с подозрением. Я не смогла объяснить ей природу своего умозаключения. Оно пришло откуда-то из подсознания.

Совершенно не настроена думать о плохом (а напрасно). Чувства и вера оказались сильнее боли. Он не может обмануть меня, поскольку знает о моем горьком опыте. Было бы жестоко с его стороны подвергнуть женщину повторным испытаниям. И по мужским понятиям, и по человеческим.

А тем временем Монстр молчит. Что у него на уме, остается лишь гадать, а проникновение в его душу – монументальное табу. Это уж точно. Раньше столь долгих перерывов не было. Занят? Чем или кем? Но ведь сделать звонок – пара пустяков. Вообще, надо отдать ему должное: он звонит всегда первым и, не считая текущего молчания, не так уж и редко. Но все равно почему-то остается впечатление, что его звонков не дождешься.

Наступили выходные. Вместо того чтобы заниматься сыном и наслаждаться жизнью, я с утра до вечера погружена в тяжелые, ни к чему не приводящие мысли. Ломаю голову над вопросом, чем занят Монстр в свободные от работы дни. Почему ему не хочется вспомнить обо мне? Быть может, он потерял ко мне интерес. Быть может, время проводит с другой. Все внутри сжимается от ужасного предположения. Во мне развивается паранойя.

– Только не влюбляйся, дочка, я тебя прошу! – вспомнила я слова мамы.

Я старалась, мама! Но это оказалось сильнее меня. Прости …

Бегу к каждому зову телефона, сникая, если звонит не он. И снова бегу, боясь не успеть. Из памяти снова и снова выныривают злополучные смс-ки. Во мне слезится досада. А ведь я не могу потребовать объяснений, к которым не имею подхода, поскольку не могу признаться в знаниях, на которые не имею права.

Не буду вам описывать все мысли, страхи, чувства, которые всю следующую неделю устраивали охоту на мой душевный покой. Вы сочтете меня не иначе как параноиком. Самой тошно. От осознания, что мои чувства бесконтрольны, что я одержима…

Значит, вот что я поняла. Его интерес идет на убыль. И это в ближайшее время должно подтвердиться или быть опровергнутым. Сейчас заплачу. Ну, скажите, зачем себе отравляю жизнь? И где мой ребенок?

По дороге на стоянку заезжаю в прежнее жилище.

– Ужинать будешь? – бывший муж рад, гостеприимен. – Проходи, покормлю тебя.

Трезв.

– А где сын? Сын, ты где? – зову, стоя на пороге.

– Я у компьютера, мам. Не мешай. Завтра приду.

Чувствую, что нет сил спорить, хотя и одиночества сегодня не хочу. Прислонилась к косяку.

– Проходи, что же ты? – в глазах мужа подступающее разочарование. Рассеянно гляжу в эти глаза.

“Смотри лучше, – приказываю себе, – ты что-нибудь чувствуешь?”

Нет.

– Я пойду. Я устала и хочу спать.

Еду на стоянку. Ну почему молчит телефон? Как жаль, что существует мобильная связь. Раньше жилось спокойнее. Засыпая, я представляла, как хорошо мне было бы сейчас в ЕГО объятиях, чем еще больше изводила себя.

Наконец, в воскресение через всю меня проходит вереница одиннадцати знакомых цифр.

– Привет, – как ни в чем не бывало, – ты занята?

– Нет, – отвечаю в предвкушении. Забыты чужие “люблю” и “хочу”, и гнетущие мысли мгновенно испаряются в кипятке чувств.

– Я соскучился! Давай встретимся!

Вот так. Все хорошо. На любовном фронте перемирие. А что завтра? Это будет завтра.

Глава 7

А завтра разгорелось лето. Мы с любимым перемещались на природу, баловались шашлыком. Жаль, что вы, читатель, не имеете возможности оценить, как он готовит. Я так люблю его грибочки, выдержанные в секретном маринаде и зажаренные на углях! Не поверите, в них впиваешься зубками, а они истекают аппетитным соком! А его мясному блюду на гриле я придумала название “Жалко поделиться!” Потом новые порции грибочков и “Жалко поделиться!” отправлялись Илюшке в термосе.

По выходным мы купались и загорали вдвоем на островке, нахождение которого большей части населения было неизвестно. Когда на бережке мой избранник разделся, я прыснула со смеха. Новая причуда у бога озорства! Я знаю, это он нарочно! Пиар-акция для меня одной! Совсем простецкие семейные трусы! Этим Глава был близок к народу.

Наконец! Наконец, он пригласил меня … куда бы вы думали? На футбол! Здорово! Мы решили взять детей с собой и отправиться на моей машине (хотелось блеснуть виртуозным вождением). Однако, security или водителя, или… не знаю, кто он по штату, Глава прихватил с собой. И тот двигался за нами на высоком черном Ниссане. Чего Глава боялся? Или кого? Или это был симптом его высокоМЭРия?

Мы с Ильей уже ждали в машине, когда подъехал знакомый джип. Я немного волновалась: мне предстояло знакомство с младшей дочерью любимого мужчины. Первым вышел Монстр и кому-то подал руку. Осторожно, словно боясь упасть, на землю ступило…маленькое сгорбленное существо в старомодном мешковатом платье. Оно глядело исподлобья, но, скорее, не из-за враждебного отношения к миру, а по какой-то досадной ошибке природы, сильно наклонившей ее голову вниз. Коротко стриженая, будто после тифа, девочка-инвалид неуверенно семенила, держась за отца, холенного и парадно одетого. Это была странная картина. Я сглотнула комок, подступивший к горлу, и заставила себя улыбнуться. Краем глаза заметила, как сын опустил голову.

– Моя Катя, – сказал Глава.

Весь день я была спокойна за сына и горда им. Никакого любопытства к внешнему виду девочки, никакой отрицательной реакции или удивления. Он знал, как вести себя.

Нас проводили в специальную ложу на трибуне. Глава накупил нам всяческие элементы экипировки болельщика: шарфики, дудки, флажки; экскурсировал по расположению трибун и фанатов на них. Вот здесь, в центре, утрамбовались воинственно настроенные самые фанатичные фанаты. С готовыми речевками, флагами, барабанами и прочими атрибутами своего шоу. По обе стороны от них – фанаты-дилетанты. Менее громкие и не все сметающие на своем пути. Напротив – фанаты-противники. Их шоу в том же жанре, только “другого цвета”. Мой спутник с увлечением комментировал происходящее. Было забавно, когда, увлекшись зрелищем, он принимался свистеть, дудеть, притопывать и прихлопывать, и превращался из солидного “мэна” в мальчишку.

Мы радовались победе наших игроков, как будто выиграли сами. А на выходе случилось невероятное. Глава скинул пиджак и галстук в руки сопроводителя и, как только тот отвлекся, внезапно скомандовал:

– А ну-ка, шантрапа, за мной!

Схватил дочку за руку и помчался на улицу. Мы с Ильей ничего не поняли, но почему-то бросились следом. Толпа изумленно смотрела на нашу странную четверку, и немедленно расступалась. Катя неуклюже семенила за отцом и заливалась смехом. Лишь на близлежащем рынке Монстр остановился, повернулся раскрасневшийся к нам и … показал язык. И наше недоумение перешло в понимание его неконтролируемой склонности к хулиганским выходкам. А пока security пытался напасть на след вверенной ему особы, мы отмечали радость победы несъедобными чебуреками. Приправленные счастьем, они казались нам вкуснейшим блюдом.

Вечером мы развезли сытых и уставших детей по домам, а сами помчались в обитель любви. Нетерпеливо скидывали с себя одежду, весело барабанили в дверь ванной комнаты, подгоняя друг друга. Чистая и свежая, я дурачась забаррикадировала дверь коробками от недавно купленной техники. Монстр одним махом сломал нагромождения, поднял меня и впервые понес на руках в кровать, где полночи закреплял моё неоспоримое счастье.

Как только он оторвался от меня, я немедленно начала задаваться вопросом, захочет ли он со мной проснуться утром. Не так важна была для меня финальная награда любовных состязаний, сколько возможность уснуть рядом с ним, прильнув щекой к его плечу. Я мучилась, пытаясь угадать сегодняшний его настрой.