– Если так, то ваша страна заслужила весь этот хаос. Я права? – не удержалась я от обобщений.
– И ваша – тоже, – не без удовольствия парировал Хафиз.
– Может быть, что-то Россия и заслужила, но только не предательство таких, как вы. Сколько лет вас в Москве обучали? Пять? Шесть?
У меня не было оснований обвинять его в предательстве, но я знала: несправедливое обвинение – лучший способ сделать так, чтобы человек раскрылся.
Хафиз весь покрылся красными пятнами, и я подумала, что он сейчас или убьет меня, или умрет сам – от гнева.
– Не вам говорить о предательстве, – тихо, но с чувством произнес он.
– Это почему же?
Старуха видела, какой яростный спор сейчас происходит, и если бы могла, то давно бы меня растерзала, рассеяла по ветру, испепелила бы взглядом… Но вколоченные служебно-сторожевые рефлексы были сильнее ненависти, прекратить мои враждебные действия, пока муж не скажет «фас», она не смела.
– Разве не вы предали всех, кто в вас поверил?!
– Это вы про Беловежское соглашение, что ли? – усмехнулась я.
– Гораздо раньше. Вы пообещали жизнь без империализма, без господства капитала – не только нам – всему миру! И вам поверили… А теперь что? Вы не просто предали свою идею! Вы ее продали!
Внезапно Хафиз остановился и выскочил за плетеную занавеску: видимо, понял, что потерял самоконтроль. Женщины смотрели на меня, как на отцеубийцу.
«Смотрите-смотрите, – усмехнулась я про себя. – Раз уж деньги на свадьбы дочерям копить за счет таких, как я, не зазорно, так терпите и мое отношение!»
В этот раз старуха долго ворочалась на своем матрасе. Я поставила внутри себя «будильник» и через два часа проснулась. Заохала, схватилась за живот, немного постонала, подползла к старухе и попыталась разбудить ее, чтобы показать, как мне плохо…
Старуха мстительно захрапела.
Я попыталась встать, упала… «Осторожно, Юленька, не переборщи!»… поднялась и, охая и стеная, пошла во двор, в сторону сарая… Отмеченного мною во время зарядки на крыше охранника не было. «Спишь, наверное, сволочь!» – весело подумала я, уже почуяв в крови буйство адреналина.
Я проскользнула в коридор, беззвучно подлетела к знакомым деревянным дверям, быстро открыла их и в мгновение оказалась у изголовья душманов. Первого я «отключила» прямо во сне, второй успел проснуться, поднять голову и даже что-то пробормотать. Но и этот ничего не смог. Я распустила его рубаху на полосы, связала обоих и заткнула рты кляпами. Теперь их надо было прятать. Я схватила одного за ворот и волоком потащила к ямам – отсюда они были совсем недалеко. Решетка предательски скрипнула, и я торопливо спихнула его вниз, опустила решетку и задвинула засов. Теперь надо было доставить следующего. Я быстро вернулась в комнату охраны и потащила к яме второго. Тело плохо скользило по земле и все время цеплялось за что-нибудь, и когда я его столкнула вниз, то почувствовала сильное облегчение – я заметно выдохлась.
Сзади раздался шорох, я оглянулась и тут же оказалась под темной, путающейся в собственном халате тушей. Это явно был тот часовой, что дежурил на крыше.
«Зар-раза! Тяжеленный какой!» – я почувствовала себя совершенно беспомощной.
Но этот воин, похоже, меньше всего думал о безопасности своего хозяина. Почти невменяемый от близости вожделенного тела, он шарил в своем безразмерном халате.
«Ах ты, кобель!» – разозлилась я.
Держать меня и одновременно освобождаться от одежды ему было сложно, и он забормотал и на какой-то миг выпустил мою левую руку. Я мягко положила ее ему на рот.
– Тише, тише…
Затем легонько уперла ребро ладони в носовую перегородку и, как учили, резко нажала – на перегородку и – от себя!
Мужик замычал и, пытаясь уйти от боли, откинулся на спину рядом со мной. В следующий миг я уже сидела сверху.
– Н-на!
Душман обмяк и уже не чувствовал, ни как ему запихивают кляп, ни как вяжут руки его собственным поясным платком, ни как сваливают в яму.
– Вот видишь, как хорошо! – счастливо прошептала я. – И тащить тебя не надо.
Я огляделась и быстро помчалась обратно в спальню. Где-то в доме должен быть и четвертый душман, но мне понадобится время, чтобы его найти. Рисковать я не хотела.
Я подбежала к занавеси на дверном проеме, когда из него уже выглядывала старая ведьма. Изобразив невыносимое страдание, я прошаталась мимо и рухнула на свой матрас. «Где может быть четвертый? – пыталась сообразить я. – Может быть, у входа?»
Полежав, скрючившись, минут пятнадцать, я снова застонала, поднялась и побрела к выходу. Старуха вздохнула и, как я поняла, смирилась.
Скрывающий черты тела черный балахон был как нельзя кстати. «Не так важно, в какой цвет вы раскрашены, – говорил нам инструктор. – Важно, чтобы ваши контуры не имели привычных очертаний человеческого тела, и тогда глаз нормального „гомо сапиенс“ просто скользнет мимо».
Очередного душмана я обнаружила там, где и предполагала – у входа. Боец не спал, и мне пришлось выдержать короткую безмолвную схватку. Только в конце, когда он уже падал, автомат с грохотом ударился об утоптанную до каменного состояния землю. Я зашипела от досады, но – делать было нечего – тихо и деловито поволокла обездвиженного воина туда же, куда и остальных. Я вдруг подумала, что похожа на паучишку, делающего заготовки на будущее, и рассмеялась.
Других душманов скорее всего в доме не было. То, что спали двое, означало, что и на посту – двое. Вряд ли они следовали армейской схеме, так что я взяла всех. Я тихо обошла комнаты, но везде было тихо и пусто, и только одну красивую деревянную дверь я оставила «на сладкое» – здесь должен находиться Хафиз.
Я потянула дверь на себя, и она открылась – тихо, послушно и безо всякого скрипа. Но тьма внутри была абсолютной, что называется, кромешной. Я пошла вдоль стены, ощупывая все ее шероховатости, пока не наткнулась на стандартную плетеную занавесь. Вдохнула – и нырнула внутрь комнаты.
В слабом лунном свете виднелись бесчисленные ковры, подушки, маленький круглый столик и больше – ничего! Я вышла из комнаты и последовала вдоль стены дальше, но уже через метр уткнулась в угол, затем – в другой. Теперь стена вела меня к выходу. Еще через метр я нащупала… железную дверь. Это было все. Хафиз имел в своем личном распоряжении только две, правда очень большие, комнаты, и одна из них была закрыта весьма надежно.
«Если он спит за этой железной дверью, мне остается или ждать утра, или попробовать прорваться через окно», – решила я и пошла к выходу. Я попробовала понять, куда должны выходить окна комнаты за железной дверью, и через две минуты убедилась: в ней не было окон. Комната граничила с такой же комнатой охраны с одной стороны и толстенной стеной, отделяющей мужскую половину дома от женской – с другой. Третья стена выходила в коридор, а четвертая – во двор. Но и эта, четвертая, стена никаких окон не имела.
«Ну и забаррикадировался мужик! – покачала я головой. – Если Хафиз спит за этой дверью, мне его не взять до самого утра!» – решила я и пошла вытаскивать из ямы своего «соплеменника» Фаруха.
В ямах уже слышалось шевеление: мои «военнопленные» определенно очухались и пытались сообразить, что теперь делать.
– Спать! – шепотом приказала я и быстро открыла решетку ямы с Фарухом.
– Эй! – позвала я. – Ты еще живой?
Снизу донесся шорох.
– Черт! – ругнулась я. – Как тебя достать?
Фарух молчал.
Я огляделась по сторонам. Где-то неподалеку должна быть лестница или что-то в этом роде… Но ничего похожего я не видела. Я тщательно обошла двор и наконец в самом углу нашла то, что искала, – длинную, метров шести, лестницу.
Я проволокла ее до самой ямы и, кряхтя от напряжения, спустила вниз.
– Ой! – услышала я оттуда.
– Что – зацепила?
– Блин, по голове! – вскрикнул Фарух.
– Надо же! – удивилась я. – Ты еще и разговаривать можешь! Давай вылезай!