Кого ты видишь? Я жертва. Книга вторая

– Польщен, – я прошипел в адрес демонического оппонента и принял в лоб:

– Если позволишь… У меня есть и другие претенденты. Целая «орава». – Ангел возмездия в упор посмотрела на мрачного джокера. – Я охотно отдам тебе их на съедение. – «Согласен. Заслужил», – играя желваками, хищник молча выстраивал защиту, чтобы с достоинством принять её карательное правосудие. – Кого предпочитаешь? Блондины? Брюнеты? Шатены? Зеленоглазые и рыжие? Курчавые мулаты? А может, трогательные очкарики метросексуалы?

Камилла бессовестно загибала пальцы, перечисляя потенциальных жертв ревнивого вампира. Я разбил в бешенстве ещё пару плит и резко перебил:

– Начну с того брюнета с фотографии! – «Хана мне!» – сжатая пружина выдержки амортизировала. Из её рук выскользнула ржаво-коричневая раковина Рапана и разбилась у моих ног. «Чёрт! Какое-то мгновение не удержал блокады», – предчувствуя ответную реакцию на атаку, я подорвался к ней, поднял подбородок и, восстанавливая пробой энергетического тела, врал в её потрясённые звёзды. – Смотри на меня. Дыши, родная. Всё хорошо… Просто в наклоне пережала артерии.

Довольный демонический цензор уже склонял мою потерю самоконтроля:

– Снова корреляция. Парой контейнеров резус-положительной эритроцитной массы групп А и В тут не обойдёшься. Или нас потянуло на свежую цельную кровь?

Отгораживаясь от ретрибуций, хищник гневно рыкнул вслух, и Камилла ожила:

– Марк не участвует. – Золото угасло. Зрачок расплывался кофейной кляксой и практически закрыл подсвеченную солнцем радужку. – Он мой близнец.

Я смотрел на эти метаморфозы в её глазах, параллельно анализируя информацию: «Какой близнец? У неё есть брат?! Бриги купили дом дочери. Вероятно, семейные конфликты. Зато легионером меньше». Хищник уже регистрировал первые признаки отдачи, и старался отвлечь её на лёгкий трёп:

– Ну так устрой нам встречу. – Камилла высвободилась из объятий и стала собирать с пола осколки. Пауза затянулась. Я пошёл на вызов. – Я ему понравлюсь.

– Я так не думаю. – Она отрезала на грани слышимости, и моё время вышло.

Загнувшись от острой загрудинной боли, хищник вывалился в сад. Экстренная мутация: «Ебическая сила, эта корреляция!». Физиология вампира исключила кардиогенный шок нового инфаркта миокарда, но спровоцировала жажду. Хищника накрыло с головой. Зверь бульдогом метался в каземате. А я матерился, не в силах выявить триггеры, предшествующие её виктимизации. Провокативность Камиллы снова ослепляла, превращая меня в монстра. Хищник решил страдать физически, чем рисковать в обличии смертельно оголодавшего вампира и вышел из мутации.

Чтобы отвлечься от диких позывов и боли, как-то переживая регрессию, я переключился на собак. Они были увлечены разделыванием арбуза. Вкусовые пристрастия распределялись странным образом: Ли предпочитала сочную сладкую мякоть, а мой чайник с завидным остервенением грыз жёсткие корки.

– Парень, ты тоже извращенец, как и твой хозяин – «гей». – Под мой ржавый хохот на подъездную дорожку въехал автомобиль. Все действия гостя были предельно тихими. Бриг старался не провоцировать болезненную чувствительность дочери к шуму. Ли едва поскуливала, в то время, как мой бестолковый лопух метался с возмущённым лаем возле двери. После напряжённого шиканья из гостиной загремел встревоженный бас:

– Детка? Ты где? Не пугай седого папу. Тебе плохо?! Дочь?!

Бледный, хладный, как мой чешуйчатый пресмыкающийся, я шагнул в формацию. Камилла откладывала материал и собиралась спуститься со стремянки:

– Папа, я работаю. Всё хорошо.

Рискуя, хищник бережно подхватил девочку на руки, и в тот момент, когда я опускал Камиллу на пол, в оранжерею тяжёлыми шагами вторгся грузный флагман. Беспокойство на его лице сменилось шоком. Я уловил стойкий негативный оттенок.

– Гордон?! – Вид у Глеба Борисовича был обескураженный. Он так и застыл посреди оранжереи, пока я не подошёл для рукопожатия. Бриг совладал с эмоциями и забасил. – Я не поверил твоему отцу, когда он сказал, что ты самовольно покинул отделение реанимации. Попросту, сбежал! Буквально, из-под ножа. А в чём? Сорочке! Как сказал твой отец? Ах, да. «Этюд на актёрскую смелость прошёл блестяще!». Вы! Вы оба – два безответственных ребёнка, два эгоиста – ты и она!

Он грозил пальцем в сторону удивлённой дочери и жаловал меня нещадным компроматом. Глаза Камиллы всё больше округлялись. Репутация практикующего куроса для обнажённой постановки мне не улыбалась. Я перенаправил Брига:

– Благодарю Вашу семью за сочувствие и поддержку моих родителей.

– Да ну? И что ты вообще тут делаешь? – Бриг недоверчиво обозревал двух каменотёсов в фартуках и резиновых перчатках. Штабеля каменных плит, картонные мешки завидных экземпляров раковин Рапана и двустворчатых моллюсков, живописных отшлифованных морем, голышей. Рядом – ведро с водой, лотки с песком и цементным раствором. Прямо на кафельном полу – скомпонованный коллаж из чучел морских звёзд. Несколько эскизов, сделанных на кальке и инструментарий с ветошью, разложенные на небольшом рабочем столике. При таком антураже на утренних тяжелобольных мы абсолютно не были похожи. Я усмехнулся и ответил правду, шокировав бедного родителя ещё больше:

– Прохожу курс экстренной реабилитации.

Бриг перевёл вопросительный взгляд на озорную дочь:

– Детка? Как ты? Почему не в кровати? А уколы? Капельница?

– Мы реабилитируемся оба. Папа, чем тебя порадовать на ужин? – Дочь уже протягивала встревоженному родителю стакан воды. Бриг пил большими глотками и, захлёбываясь, бормотал:

– Родители с ума сходят, а они? Тут. Оба. С ракушками и булыжниками, на строительных лесах и в робе, развлекаются с собаками и травят анекдоты. У этого – инфаркт, а у тебя – прединсультное состояние. Один Шульгин – послушный сын. Уф!

– Стас?! Что с ним? – Дива побледнела, а я раздавил в ладони раковину. Невинное создание только моргала повлажневшими глазами и взывала ко мне в немом смятении. Бриг промокал испарину гигантским носовым платком и отдувался:

– Что с ним? Приехали родители домой. Вот, как и мы. И не узнали сына. Все признаки психогенной амнезии. То ли перепил чего, то ли не доел, то ли обо что ударился… – Бриг продолжал возмущаться, а разгневанная фурия уже развязывала фартук. Я опомнился, только когда она зловеще прошипела:

– Люк? Объяснись.

Я немедленно отрапортовал тоном компетентного специалиста:

– Очевидно, нарушение мозговой функции вызвано дефицитом тиамина на фоне алкогольной интоксикации или приёмом чрезмерного количества транквилизаторов.

Камилла только картинно закатила глаза и всплеснула руками за спиной отца, а Бриг опомнился, не меняя укоризненного тона:

– Так и сказали. Интоксикация. Но он не сбежал со своей реабилитации. А мы поседели на всю голову! – Стараясь смягчить встревоженного родителя, Камилла прильнула к отцу. Но тот задался риторическим вопросом. – Да что тут за аномалии?

Такой аффектированной реакции она не ожидала. Мне пришлось вмешаться.

– Магнитные бури, локального характера. – Я досадливо сдвинул брови и применил пси-коррекцию. Острые эмоции нейтрализованы, негативная энергетика поглощена, мыслительные процессы перенаправлены. Бриг всполошился:

– Отлично! — «Папа?» – Камилла старалась понять причину резкой перемены в настроении отца. – Я за мамой. Ну, восстанавливайтесь. И Лука, извини. Погорячился. – Отец трепетно обнял дочь, кивнул в мою сторону и удалился так же стремительно, как и появился. Камилла перевела на меня разоблачающий взгляд.

– Что? – Я выглядел, как идиот, не зная истинную причину её претензий: «Полоумный Стас Шульгин? Управляемый отец? Или щекотливая тема моего побега?». Фурия села на винтовой табурет в скептичной позе и смотрела на меня, как на проворовавшегося кота. А я искал способ избавления от своего клише. В итоге хищник не выдержал напряжения, отложил камни и встал перед ней, копируя её закрытую позу. – Итак, я само внимание. Жду твоего инкриминирования.

Камилла оценила степень моей невменяемости, внезапно сбросила маску прокурора, вскочила с места и, направляясь в кухню, шаловливо отчитывала:

– И это – только мой отец. Ты ещё не общался с категоричной мамой. А ты заваливал меня цветами! Да у меня был кровавый террор три месяца!

– Пришлю икебану с извинениями. Чтобы возместить моральный ущерб.

– Только посмей. И отправишься в травматологию прямо с моего порога! – Я поймал перчатку, которой леди целилась мне в лоб. Но хищник нуждался в алкоголе.

– Не разделишь со мной аперитив? Надеюсь, маэстро предпочитает не «Саратогу»? – я прикусил язык. Но леди ответила на мою дерзость полуулыбкой:

– Спиртное и я – несовместимы. У меня непереносимость. – Шокированный её признанием, я пытался изъясняться жестами в направлении загруженного бара. Но Камилла не поняла моих угрызений совести и заверила. – Но твой коктейль от этого не пострадает. Идём отдыхать. А то, родители не переживут наших рецидивов.

Я рассмеялся и съязвил:

– Зато отвлекутся от соседского сынка, который пребывает в блаженном стазисе. – Вторая перчатка всё-таки попала непосредственно по назначению.

Уже перед отъездом я извлёк ключи от Nissan Patrol. Пантера нахмурилась. Меня обдало рациональным базиликом, померанец замер, а на горизонте появился критичный пряный фенхель. Я понял, время взаимных дипломатических нот подошло к концу. Она вооружилась антидотом против заблуждений:

– А если честно? Как ты сюда попал? – Имитируя занятость, я просматривал телефон и оттягивал неизбежное. Пантера сузила глаза. – Я звонила в отделение интенсивной терапии в десять. Ты был без сознания. И тебя готовили к операции.

– Правда? Значит, не успели, – чертыхаясь про себя, я отвернулся к воротам. Камилла поддержала мою ложь прохладным насмешливым тоном:

– Действительно, какие нерасторопные ребята. Уже и бессознательные пациенты убегают с порога операционной.