Кого ты видишь? Я жертва. Книга вторая

«Кого?! Да блядь! Меня!».

Она смотрела в мои глаза ясным взглядом и ждала ответа. А меня колотило в ломках. Я чувствовал себя погонщиком за упряжкой из двух разъярённых ездовых собак. Одна из них – любовь, другая – зверь. И обе меня одинаково ненавидели. Я мог их понять. За спиной – огни цивилизации. А я правлю сани в бескрайнюю вьюжную ночь. В забвение. Я закрыл глаза и совсем охрип:

– Есть тот, кто покроет собой все разрушения.

Вдруг её аромат завибрировал. Тлеющие феромоны обожгли. Цитрусовые ноты стихийно трансформировались в пьянящие иланг-иланг и розу. Сумасшедший аттрактант – сам внутренний мир моей звезды. Я узнал свой личный абсолют. Здесь, передо мной в материальном воплощении находилась обитель моих запредельных грёз, и я не регистрировал брони. Открыл глаза… и задохнулся.

Камилла изумлённо всматривалась в моё лицо, как будто видела впервые.

– Ты? – Она робко протянула руки. Я находился перед раскрытой дверью родного дома. И меня в нём ждали. Блуждающий, измотанный скитаниями, хищник развернулся и побрёл в темноту, чтобы сгинуть вне. Я отпрянул и прорычал вердикт:

– Нет, я в этом дерьме не участвую.

Девочка смолчала, кивнула и… достойно выдержала удар:

– Извини, ошиблась.

Момент истины превратился в начало казни. Её щиты захлопнулись, и глухая броня раздавила мою пуповину. Загибаясь от резкой боли в солнечном сплетении, я успел материализоваться в глушь, чтобы не напугать её воплями.

Безропотно, не проронив ни звука, Камилла выстрадала своё горе, с гордой грацией поднялась с колен и прошествовала к столику в сопровождении собачьего эскорта. Она избавилась от всех гастрономических шедевров, упаковала столовые приборы и отошла к этюднику. Я видел, как, подавляя приступ тошноты, она старалась незаметно запить таблетки. Фиксируя снижение кровотока в затылочной области головного мозга, я уже предвидел нарастающий приступ мигрени и, не раздумывая, устремился к ней. Но инквизитор не дошёл. Каким-то внутренним чутьём она безошибочно определила моё присутствие и холодно остановила:

– Нет. Оставайся там, где стоишь. – Ультимативный тон развеял наивные иллюзии о прежних отношениях. Хищник смиренно попросил:

– Не закрывайся. – Всё, о чём я мечтал – взять её боль. Но когда королева развернулась, её необычные глаза – такие прозрачные, как медовая слеза, сейчас утратили все золотые искры и приобрели глубокий оттенок чёрной вишни:

– Всего два вопроса. Кто ты? И почему отказываешься от меня?

Я молчал. Слова растерял от шока. Язык неожиданно распух. Я готов был рухнуть на колени, но только стиснул челюсти и сосредоточил внимание на лицевых мышцах, которые так не вовремя заклинило мимическим тиком. Камилла ещё раз заглянула в мои остекленевшие глаза и… разочаровалась:

– Что ж? Наслаждайся своими тайнами.

– Наслаждайся? Это не про меня.

Но леди Бриг не интересовало продолжение. Она наложила вето и официальным тоном обратилась к мраморному изваянию:

– Без пафоса. Сохраняй свой статус. И, пожалуйста, отвези меня домой.

Внезапно её эмоциональный фон изменился. Безразличие нахлынуло, принося спасение в душевном оцепенении. Она полностью погрузилась в свою боль и перестала ей сопротивляться. Хищник зафиксировал момент перехода заболевания с энергетического уровня на органический, рванул за буферную зону и выкрикнул в отчаянии:

– Я же помочь тебе хочу!

Фурия резко среагировала на вторжение. В моём направлении уже был нацелен мастихин. Ли на дыбах. Жак съёжился у ног Камиллы. А сама виновница увещевала натянутым тактичным тоном:

– Помочь? Нет, Гордон, ты ошибаешься. Это тебе нужна помощь. – Я замер, а она всё тем же мастихином обрисовала в воздухе моё лицо и досадливо вздохнула. – Да, займись самостоятельной акупрессурой, чтобы снять приступ мимического тика. Я искренне надеюсь, что это не воспаление троичного нерва. Мне очень жаль.

Я чертыхнулся вслух, а она категорично отвернулась к этюднику, отгородилась наушниками и принялась за очищение палитры.

Сумеречная магистраль. Пустынно. Голые убранные поля. На горле – удавка. В груди – тоска. Разум – как истукан на глиняных ногах. А рядом – уснувший Ангел. Я съехал с трассы и остановился. Отверженный хищник изучал расслабленные черты её лица: «А ведь у меня были совсем другие планы на сегодня…».

– Да уж. Облажался сам. И обломал меня. – Я не успел отбить подачу зверю, как меня прошило: «У неё же кризис! Рецидив мигренозного статуса». Мобилизуясь, я попытался получить её согласие в некритичном состоянии. Но она здраво и категорично отрезала:

– Нет. Дай мне умереть.

Оставив эту махинацию, я уже рылся в её аптечке. Камилла только повернула лицо в мою сторону, но не проснулась. Состояние ухудшалось. Она мучилась от острого приступа мигрени. А меня снедала жажда. Видеть её страдания было невыносимо. Осознавать свою причастность – ещё хуже. А беспомощность меня убила. Я прикоснулся и оторопел: «Ох, ни хрена себе! Откуда у тебя такая концентрация? Последствия несанкционированного вмешательства чреваты критическими перегрузками». Зверь уже предоставлял отчёт:

– Допустим, с перегрузками, минуя период адаптации, ты справишься. Но ты под табу и без права доступа. Диагностируй уровень её ментальной брони, суммируй со степенью твоего влияния и рассчитай потенциал отдачи. Тебя раздавит, как только ты ступишь за кордон. – Я глубоко вздохнул и впервые определил ядро её аномальной виктимизации. Сканируя тонкое душевное тело, я видел её личный ад. Видел изнутри. Её глазами. Ад, в котором она жила всё это время. Демон самозабвенно комментировал. – Это невозможно ликвидировать. Это – юдоль скорби. И вкус сводит нас с ума. – Демон громко сглатывал, а я поэтапно анализировал информацию. Негатив разрушал физическую плоть, патологически деформировал тонкое душевное тело. Но то, что я увидел в её духе, меня повергло в шок. Я зарегистрировал выстроенный демонами портал. Статус – активирован. Причины активации – стихийный выброс сгустков энергии, несущей в себе отрицательную информацию в результате инициированного мною стресса. Духовное тело королевы вещало на всех частотах, привлекая инферналий и демонических оккупантов. Положение оказалось чрезвычайным. Такого излучения я ещё не фиксировал. – Вот теперь и вырубай свой транслятор. Я говорил, ты сам её убьёшь. Нам крупно улыбнулось, что мы на захолустной трассе. Вслушайся в эфир.

В информационном поле поднималось возмущение. Менялась погода в мире физическом. Сильные порывы ветра приносили отголоски далёкого демонического зловония. Собаки забеспокоились, заметались по салону. Но она не просыпалась. Я бережно поместил ладонь под её затылок, пальцы легко скользили по шёлковой шее. Вампир зачарованно следил за пульсом на сонной артерии. Фоном звучал медитативный обертон: «У тебя нет выхода, сынок…».

Монстра ломало. Но через хаос жажды и мутации я чётко осознал, что никогда её жизнь не оборвётся по моей вине.

– Гордон?! – демон подавился от возмущения, а я поймал кураж.

– Выход есть. Мне за кордон. Я заберу то, что спровоцировал. Весь негатив.

– Глупец. Мало тебе инфаркта? Ты – труп. Даже не думай… – Зверь оказался за бортом сознания. Внезапный порыв ветра, и я зафиксировал координаты первых материализующихся симбионтов. Меня ослепили фары нескольких машин. Две вспышки аномалий. Хищник осатанел. Ментальная броня взломана. Весь негатив в себя. Портал дезактивирован. Сигнал Камиллы исчез с демонических радаров.

На этот раз зверь не блефовал. Захватывая цель, я иронично оценил степень разрушения: «Пропал». В ушах пульсар. Действия по инерции. Открытая дверца машины. Вся энергия на щиты и деморализацию противников. Фары отъезжающих автомобилей на встречной полосе. Трассирующий след исчезающих формаций. Аномалии закрыты. Свежие порывы ветра. Пустая трасса. Стерня. Шершавый ствол. Мокрая трава. Голова, как трансформаторная будка. Время остановилось. Стазис.

Камилла

Глава 3. Бред

Потухшее небо зависло над сонным жнивьём. На изломе – чернильным монументом реденькая лесополоса. Прохладно. Ветрено. Тревожно. Пахнет сеном.

Пасторальную идиллию порвал протяжный нечеловеческий вопль. Схватилась за телефон, и со следующим ударом сердца осознала свою сиротливость на незнакомой сумеречной трассе: «Абонент недоступен». Без гудков.

– Люк! Пожалуйста! Где ты? – На пустом шоссе сгущался мрак вечернего безмолвия. Где-то ухнула сова. Оглядываясь в поисках малейшего признака движения, я отчаялась и открыла багажник. – Жак! Ли! Где папочка? Ищите!

Собаки сорвались в темноту. Спотыкаясь вслед за ними, добрела по колючей стерне до деревьев и… добровольно согласилась на шизофрению.

На земле лежал холодный каменный колосс – бездыханная статуя, без пульса на сонных артериях и реакции расширенных зрачков на свет фонарика. Параллельно мнемонической памятке экстренной реанимации изумлённое сознание бомбардировали отголоски паники:

– О, Боже! Какого чёрта ты пристроился под деревом? Я же не в состоянии тебя тащить. Да ты гораздо внушительнее, чем казался! – Несмотря на собачьи завывания, крупную дрожь в руках, слёзы и сердечную боль неясного происхождения, я настойчиво волокла одеревеневшее тело на ровную поверхность. Сражаясь с тремором, чтобы не перепутать последовательность действий, пугало с огромными глазами сосредоточенно твердило. – Тройной приём – голова, челюсть, рот. Дыхание с интервалом четыре – пять секунд. Компрессия – на два поперечных пальца выше мечевидного отростка, два через тридцать, сто в минуту… – Методичные действия высвобождали сознание из плена хаоса и страха. – Ну, помоги мне! Слушай. Пять, шесть, семь… – Воззвание к ледяному изваянию. Безрезультатно. Признаки жизни отсутствуют. Снова тридцать ритмичных нажатий. Маятник. Компрессия грудной клетки. – Люк! Дыши! Гордон, дыши! – Голова запрокинута. В руках маска истукана. Я выдохнула очередную порцию воздуха. – Прошу тебя! Не уходи.

Ажитация свирепствует в сознании. Эффект мероприятий прежний – нулевой. Состояние стабильное – клиническое. Компрессия и принудительные вдохи на автомате. Ситуация беспрецедентная, просто нереальная: «Неужели, вот он – мой Гордон, неизменно волевой, организованный, неуязвимый – здесь, на моих руках, бездыханным телом?! О, Боже, у меня осталось не больше полторы минуты!».

Подавляя панику и дрожь в руках, я призывала на помощь всё своё самообладание. Но рациональность отказала:

– Пульса нет! Не чувствую! Мерзавец, как ты посмел? Последний шанс. Прекардиальный удар. – Вместо дефибриллятора – мои два пальца на его грудине. Экстренная реанимация. Весь гнев в один единственный удар. – Живи! – Безжизненное тело дёрнулось в конвульсии. Пульс пробил сонную артерию. И снова массаж сердца, и дыхание. – Три, четыре, пять… Работай! Возвращайся! Четырнадцать, пятнадцать… Ты не уйдёшь! Двадцать два, три, восемь… Только не снова и не ты… Тридцать… Дыши! – Паника трансформировалась в ярость. Я отшвырнула салфетку – барьер между губами. – К чёрту формальности! Ты мой. – Ледяной рот статуи. Свежий воздух наполнил его лёгкие. В моих глазах на миг потемнело. Второй вдох, и уши заложило… А Гордон самостоятельно вздохнул. Я проверила пульс на сонной артерии, температуру тела, зрачки. Он постепенно возвращался к жизни. Но дыхание было ещё ничтожно слабое. Я заставляла его принудительно дышать. – Ты справился! Люк, ты – молодец.

Ещё выполняя массаж сердца, чувствовала, как силы иссякают. Мобилизация уступила место головокружению, внутреннему тремору и истощению. Мгновение, и меня накрыло. Почва уезжает из-под ног. Теряю равновесие. В ушах – гул. Я и реальность – существуем порознь. Нервная система не справлялась с непосильной перегрузкой и бессовестно обесточивала прямо на ходу. На глаза навернулись предательские слёзы. Дрожащими ладонями постаралась вытереть лицо, и обнаружила кровотечение из горла и носа. «Врачебная ошибка. Заляпать своей кровью пациента? Эпик фейл! – закашливаясь отповедью и кровью, потеряла контроль над состоянием и прислонилась к стволу, у которого нашла Гордона. – Господи, что со мной?». Собаки повизгивали, но не преступали команды.

– Тише, всё хорошо. Лежать! – Сама поразилась безжизненному голосу. Дотронулась до его ладони, фиксируя температуру тела и пульс на лучевой артерии. Первую помощь я оказала, но дальнейшая реанимация должна проводиться медицинскими работниками. А я вообще не знала, где мы находимся. Телефон разрядился. Меня укачивало, словно на виражах гигантской карусели. «Надо добраться до машины…», – анализируя наше положение, старалась сохранять глаза открытыми, а разум – ясным, но проигрывала и только коченела.

Сильный порыв ветра заставил поёжиться и обратить внимание на пациента – легко одет. Подавив неприятные предчувствия, пришлось выступать в качестве временного обогревателя. Сомнений в его отрицательной реакции не было. Авторский императив: «Я в этом не участвую», – был красноречив. Игнорируя осознание самодискредитации, я аккуратно укладывалась на холодной груди:

– Дыши. Сейчас станет теплее, – чувствуя, что иррационально уменьшаюсь до беспомощного, слабого комочка, я хлюпала носом на его раздающейся груди и, неся бред о своём сожалении, старалась облегчить душевные терзания: «Мало Марка? Теперь Гордон». Его ладонь теплела и приобретала природную эластичность. Я контролировала пульс. Но в этом уже не было необходимости. Грудь вздымалась увереннее, ритм сердца доносился всё отчётливее, температура приходила в норму. Стараясь не бередить своё пошатнувшееся сознание, на веру приняла и изменения в размерах, которые тоже возвращались к естественным параметрам.