Только для меня

София медленно перевела взгляд с отца на деньги, лежащие перед ней. Какое-то время их рассматривала и, когда Влад уже было решил, что она их возьмёт, ощущая вместо удовлетворения за свою правоту странную горечь, девушка выпрямилась, тяжело поднялась со стула и снова посмотрела на Кудрявцева. И если ещё минуту назад в её глазах плескалась боль напополам с тоской, страхом и грустью, то сейчас они были пусты. Безжизненными даже. Страшное, на самом деле, зрелище или безупречная актёрская игра, достойная оскара. Мужчина так и не смог понять к чему склоняется больше.

– Мама умерла полтора года назад, – тихим бесцветным голосом произнесла девчонка, но её, кажется, слышали абсолютно все. – Не говори о ней больше в таком тоне, пожалуйста, – неожиданно повернулась к нему и Владлен неосознанно пропал в этом пустом небесном взоре. – Простите. За всё.

Затем она обошла по дуге оглушённого новостью отца и вышла из комнаты. Через несколько секунд открылась и закрылась входная дверь. Деньги же так и остались лежать на столе неаккуратной стопкой. Акт первый подошёл к концу, но сам спектакль похоже только начинался.

– Присядь, Борис Петрович, – предложил Баженов, заметив, как тот, морщась, потирает грудь в районе сердца. – Таблеточку, может, тебе какую дать?

Злость с тестя брата слетела мгновенно, стоило только девчонке, как он и просил, исчезнуть. Осталась обречённость, вина и сожаление. Только, судя по всему, не от того, что наговорил, а от того, что его самая большая тайна вскрылась. И это Владу, чего греха таить, не особо понравилось.

– Лучше сразу мышьяка, – вздохнул Кудрявцев.

– Поздно уже для этого. Теперь остаётся только расхлёбывать и объясняться.

Петрович посмотрел в сторону старшей дочери, нетвёрдым шагом направился к ней и на этот раз Баженов не стал его удерживать. Продолжил стоять на своём месте, наблюдая за тем, как за окном всё ещё летит снег, и радуясь, что племянник сегодня решил остаться в гостях у его родителей и не является свидетелем происходящего. Ещё не хватало ребёнку психику портить и видеть как мама, плача, ругается с его любимым дедушкой.

– Папа, я совершенно не понимаю, как ты мог так поступить? Как?! Ты же… А мама… За что? Почему?!

– Тонечка…

– Я же на вас всегда как на икону смотрела! Хотела также полюбить раз и на всю жизнь! Мне подружки завидовали из-за того, какие у меня родители крепкая и любящая друг друга пара! А теперь… Теперь…

– Милая, между мной и твоей мамой всё так и есть! Я её больше жизни люблю и это никто и ничто никогда не изме…

Тоня нервно хохотнула и всхлипнула.

– Не изменит, да? Не изменит?! Точно также, как ты ей не изменял?! А это тогда что? Почему ты на этих фотографиях?! Почему, пап?! Почему обнимаешь другую женщину?! Почему вы выглядите как семья?!

– Это была ошибка… Очень большая ошибка, Тоня! Я жалею о ней каждое мгновение с тех пор, понимаешь?! Если бы я мог, то всё бы исправил и ты бы никогда не узна…

– Боже, папа, ты, вообще, себя слышишь?! Какая ошибка? Какое сожаление? Какое "никогда бы не узнала"? Тебя только это волнует, да? То, что правда вскрылась, а не то, что ты натворил и продолжаешь творить до сих пор?! За что ты так с этой девочкой обошёлся сейчас? За что?! Она не виновата в твоих, как ты говоришь, ошибках! Виноват в них только ты!

Тут, сколько бы подозрений и вопросов девчонка не вызывала, Тоня была права. Она, действительно, была ни при чём. На измену Петровича не толкала и скрывать вторую семью столько лет явно не заставляла. Вина в этом лежала только на одном человеке, пытающегося сейчас отчаянно и бессмысленно оправдаться.

– А если бы она не появилась сегодня, то ты бы так и продолжал молчать, да? Продолжал быть примерным семьянином? Продолжал обманывать всех вокруг и, самое главное, маму?!

– Доченька, маме не нужно об этом знать. Ей нельзя волноваться, помнишь? Она только недавно с операции и…

– То есть ты хочешь ещё и меня стать соучастницей твоей многолетней лжи?! Папа, ты… Ты…

На этом моменте Влад решил ретироваться, так как итак много услышал и увидел, что для его глаз и ушей явно не предназначалось. Тем более Лёшка дома и лучше всех сможет оказать жене необходимую ей сейчас поддержку и утешение. Знаками показав брату, что уходит и получив в ответ кивок, направился домой, мечтая поскорее оказаться в постели и сделать этот сложный и тяжёлый день вчерашним. И без этого неделя не самая лёгкая была. Дел невпроворот. Теперь ещё и эта неожиданно появившаяся родственница. Кстати, о ней… Нужно было перестраховаться и проверить её историю, пробив даты, место жительства и всю остальную информацию. Обычно в таких делах ему помогали кто-то из близких друзей – Богдан Зорин, ещё в детстве занявший место в сердце наряду с младшим братом и работающий в органах, или Саня Соловьёв, являющийся следователем да не последним в своей структуре, но ни тому, ни другому сейчас звонить не хотелось. Час был поздним, хотя в помощи бы, конечно, они никогда не отказали, только оба в последнее время пахали как одержимые, отгородившись от внешнего мира каждый по своим причинам. Для полного счастья им сейчас ещё и его забот не хватало. Так что оставалось только нагружать свою службу безопасности. Они, правда, будут действовать медленнее из-за отсутствия прямого допуска ко всем базам данных, но Баженов был готов подождать. В конце концов, никуда она от него не денется и, если нужно будет, то и из-под земли сможет её достать. Пусть и мелкая, но не иголка же в стоге сена.

Быстро отправив распоряжение смс-кой, благо дороги были пустыми и можно было на секундочку отвлечься на телефон, Баженов хотел было прибавить скорость и рвануть вперёд, как краем глаза заметил одинокую тёмную фигуру сидящую на лавке на остановке. Знакомая фигура. Девичья. Худая.

Мужчина покачал головой. Вот тебе и иголка. Ещё и искать не собирался, а она тут как тут. Сама на глаза попадается.

И чего здесь сидит? Автобусы и маршрутки ещё час назад перестали ходить. На улице никого. Только снег всё метёт и метёт. Ревёт что ли? Или на такси денег нет, чтобы до дома добраться? Выглядит она, конечно, не особо обеспеченной, но не до такой же степени. Хотя… Кто её знает эту Соню? Вдруг решила назло отцу насмерть замёрзнуть?

Подъехав к остановке, включил аварийку и вышел из машины. Зачем? Самому бы ещё знать ответ на этот вопрос, но проехать мимо не мог. Убедится, что не совсем на голову отбитая, и дальше по своему пути двинется. Она, сгорбившись, словно на её плечах оказались все проблемы мира, сжавшись, видимо от холода, и низко опустив голову, даже не заметила его приближения. Так и осталась сидеть в той же позе, не издавая ни звука. Не было слышно ни всхлипов, ни шороха одежды, ни, самое главное, дыхания.

– Эй, ангелок, – позвал он, отчего-то напрягшись и устав смотреть на девичью макушку в нелепой шапке, одетой почему-то навыворот. – Ты живая?

Одна секунда, вторая, третья и по нарастающей, а девчонка всё молчала. Баженов уже было протянул руку, чтобы потормошить её за плечо, но остановился в считанных сантиметрах, услышав тихое:

– Меня зовут Соня.

– Живая, значит. Прекрасно. И что ты, Соня, тут сидишь? Свести счёты с жизнью решила?

– Я жду автобус.

– Ты время видела? Двенадцатый час уже.

– Понятно…

– Что тебе понятно? – начал раздражаться Владлен от этого пустого разговора.

Лучше бы всё-таки мимо проехал! Меньше нервов, которых у него и так не сказать, что было много, потратил.

– Что автобусы не ходят и общежитие закрылось.

Мужчина поморщился и сквозь зубы выругался. Прекрасно, бл*ть! Ей ещё теперь и идти некуда! Что за бедовая-то такая? Самая настоящая головная боль, а не Соня!

– И что? Неужели никак в общагу не попасть? Со сторожем не договоришься что ли?

– Сторож ночью спит. Его и пушками не разбудишь. Дверь на ключ изнутри закрыта.

– Хорош сторож, ничего не скажешь. А подружки? Парень, в конце концов?

– Какой?

– Твой! И подними, наконец, голову. Чего я с твоим затылком разговариваю?

Девчонка послушно подняла голову и на него снова уставились безжизненные голубые глазища. Уставились так, что сразу стало ясно – она не в адеквате. Смотрит, но не видит, разговаривает и не понимает с кем точно и о чём именно. Бледная вся. Опухшая от недавних слёз. Губы синие. Дрожит, похоже сама того не замечая. Зрелище не для сердобольных, к которым Баженов никогда себя не относил, но всё равно отчего-то проникся, стараясь при этом отчаянно напоминать себе об игре, которую она могла вести, и своих насчёт неё подозрений, возникших не на пустом месте. Напоминать-то напоминал, только желание пригреть и защитить, как бездомного котёнка, прочно засело внутри, едва успев сформироваться, и исчезать в ближайшее время, судя по всему, не планировало. Наваждение, бл*ть, какое-то!

– Мой? – переспросила эхом.

– Твой-твой. Езжай к нему. Или он тоже в общаге живёт?

Она пожала плечами.

– Не знаю.

– В смысле не знаешь? Или вы недавно только встречаться начали?

– Я не понимаю о чём вы.

– Да бог ты мой, у тебя метелью мозги что ли все выдуло? Или окоченела настолько, что голова не соображает? – повысил голос мужчина. – Парень твой где, спрашиваю, живёт?

– У меня нет никакого парня, – всё с той же мертвенным спокойствием ответила Соня.