– Ну ладно ещё Анодар, он у нас тот ещё наивный одуванчик, – Дерек поперхнулся от такого определения, – но ты-то, Тогнар! – попенял Илмарт. – О твоих похождениях весь Брейлин гудит, да и сестра, опять же…
Вопреки его ожиданиям, первым сообразил Дерек: у него в юности тоже была сестра. Сперва просветлев – от того, что всё же понял, – он тут же покраснел и закашлялся, осознав, что именно понял.
Райтэн посмотрел на него с раздражением, но именно благодаря смущению друга и до него дошло. Ассоциации прятались слишком далеко: Тэнь была сильно младше, и он успел уйти в свободное плавание до того, как она повзрослела. Но вот благодаря любовницам – а Райтэн, хоть и не был моряком, предпочитал иметь по одной постоянной любовнице в каждом городе из тех трёх, между которыми разрывался, – кое-что всё-таки знал.
Илмарт с раздумьем поразглядывал, как мучительно краснеют его спутники, не понимая, впрочем, что именно так их смутило. На заре своей юности, ещё до того, как попасть в марианскую армию, он вдоволь напартизанил в кустах с двумя своими сёстрами и женой брата, так что женское недомогание казалось ему вещью совершенно обыденной.
Похмыкав сам с собой, он достал котомку со своими набросками и вышел на солнышко – вносить правки и собирать их в нечто цельное. Райтэн же потащил Дерека на разведку – вызнавать, чем живёт местное население и какой гениальный план можно попытаться претворить в жизнь, используя полученную информацию.
Впрочем, деревенька оказалась до того унылой, что даже склонный к феерическим идеям на ровном месте мозг Райтэна не сумел разродиться ничем гениальным. Так что, в конце концов, он осел пить пиво в компании местного кузнеца.
Поболтавшись в одиночку по деревне и не найдя себе дела, Дерек решил вернуться в избу, давшую им приют – может, Олив потребуется какая-нибудь помощь, или, в конце концов, у хозяйки найдётся дело. Они, конечно, платили за постой, но Дерек был непрочь пристроить руки к делу.
Хозяйка неожиданному помощнику крайне обрадовалась – по мелкому хозяйству ей помогали дети, а вот взрослые мужские дела порой скапливались, поскольку супруг-рыбак с раннего утра и до обеда, а также с вечера и до заката пропадал на своём промысле, а ночью и днём пытался кое-как выспаться, и до дома у него руки не доходили.
Дерек, весело напевая себе под нос, прибил, где просили, поправил, что перекосило, перетащил какую-то бочку – тут пришлось попотеть и проявить предельную смекалку – и даже подпёр новыми надёжными опорами забор. Хозяйка в восторге охала и подсовывала пирожки, а старший сын – шестилетка – с самым серьёзным выражением лица пытался помогать, но больше мешал.
Глава семьи вернулся с промысла к обеду, но обеда как раз и не получил: раздухарившаяся супруга погнала Дерека на чердак, и он теперь исправно таскал оттуда какие-то старые котелки, а убирал сломанные ухваты и другую утварь, которую можно было бы починить, но всё руки не доходят. Разбор старой-новой посуды (какую-то на чердак закинули ещё далёкие предки) так увлёк хозяйку, что она совершенно забыла о времени.
– Что ещё такое? – недовольно прогудел хозяин, сдавая жене улов – его планировалось прокоптить и отправить на продажу в Фанью.
Прихватив рыбу, хозяйка словоохотливо принялась делиться своими радостями – не замечая, что у супруга её вдохновенный монолог находит самый негативный отклик.
Он, конечно, помнил, что его уже шесть раз просили поправить ставень, третий день непрестанно напоминают про бочку, а про посуду на чердаке начинают вздыхать сезонно, каждый раз по весне и два раза – по осени. И у него, безусловно, были веские причины откладывать всё это – но тем неприятнее было понимать, что какой-то чужак тут за одно утро навёл свои порядки.
Уловив мрачный взгляд хозяина, Дерек незамедлительно скатился с лесенки, по которой лазил на чердак, и в своей живой обаятельной манере принялся за удивительную повесть о том, как на этом самом чердаке обнаружилось ласточкино гнездо и – подумать только! – пусть и совсем древняя, но полностью рабочая прялка.
Улыбчивая физиономия смазливого чужака, который шарится по его чердакам, хозяина не вдохновила, но срывать злость на госте, который платит за постой, было опрометчиво, поэтому под горячую руку попала жена:
– Сэнь, где щи?! – высказал свою основную претензию голодный и злой муж.
Та ахнула и прижала ладони к покрасневшим щекам: про то, что планировалось сварить прекрасные зелёные щи, она совершенно забыла.
– Я сейчас… пирогов… – пробормотала она и дёрнулась в сторону кухонного угла.
Супруг перехватил её за локоть жестом весьма грубым и принялся доходчивого втолковывать – в основном матом – что пироги щам не замена.
Дети привычно попрятались по углам, жена сжималась и никла, а Дерек стоял в растерянности и не знал, что предпринять, чувствуя себя безмерно виноватым.
– Господин Мертар, – попытался он спокойным жестом и тоном отвлечь внимание распалившегося рыбака от супруги, – это целиком и полностью моя вина…
Тот обернулся и посмотрел на гостя взглядом настолько звериным, что Дерек аж тревожно сглотнул, внезапно заподозрив, что его сейчас будут бить.
Растерянно захлопав ресницами, он тщетно пытался придумать в своей голове, как разрешить конфликт относительно мирно – но беда была в том, что он не очень-то уловил, в чём, вообще, суть конфликта.
Наверно, тут бы ему и попасть в неприятную драку, но из тёмного уголка неожиданно появилась бледная Олив.
– Мертар, – зло заявила она, глядя на хозяина исподлобья, – ты что ж думаешь, раз я баба, я тебе не наваляю, да?
Тот застыл, переведя кипящий гневом взгляд на гостью, но не спеша, впрочем, переходить в атаку.
Олив, меж тем, подошла к печи, нашла там блюдо с остатками пирогов, решительно ткнула им в Мертара – ударив заодно этим блюдом под дых – и ледяным тоном сказала:
– Ешь, что дают.
Понаблюдав, как лицо собеседника заливает краска гнева, раздумчиво прибавила:
– Будут тебе твои щи, к ужину. Как проснёшься – тут-то и свеженькие! – махнула она рукой, показывая, что беседа окончена, и удалилась обратно в свой уголок.
Пообедав пирогом, хозяин завалился спать в противоположном углу – на рыбалку он сегодня встал ещё до света. Подхватив улов, хозяйка с детьми отправилась на задний двор – потрошить.
Дерек остался неприкаянным, да ещё с очень противным чувством, что хотел, мол, помочь, а в итоге наворотил каких-то дел. Впрочем, долго ему придаваться терзаниям не пришлось: Олив тихо его окликнула и попросила принести какого-то отвара – там, у печки, под голубеньким полотенцем.
Дерек принёс.
Скрючившаяся в три погибели Олив попыталась устроиться поудобнее, с благодарностью приняла кружку и принялась сосредоточенно пить. Растерянно топтавшийся рядом Дерек снова чувствовал себя не у дел – и хотелось чем-то помочь, и было совершенно непонятно, как и чем.
Из-за того, что он опять глубоко ушёл в свои мысли, он не сразу заметил, что Олив покончила с питьём и теперь разглядывает его как-то странно и задумчиво. Присев прямо на пол – чтобы быть с нею взглядами на одном уровне – Дерек вопросительно поднял бровь.
Олив хмыкнула, отвела глаза, вздохнула, провела пальцем по каёмке кружки, наклонила голову, бросила на него беглый взгляд, чуть улыбнулась, снова хмыкнула и, наконец, поделилась своей мыслью:
– Деркэн, это, конечно, вообще не моё дело, кого ты годами долго и упорно убеждал в своей собственной безобидности, – передёрнула она плечом и скривилась от стрельнувшей в животе боли, – но, кажется, эта необходимость осталась для тебя далеко в прошлом. – Она прямо посмотрела на него и резюмировала: – Необходимость-то прошла, а манеру ты так и не изменил.
Спрятав глаза, Дерек тоже хмыкнул, потом отстранёно поинтересовался:
– А ты что же, полагаешь, что я не безобидный?
Ответом ему был взгляд столь скептический, что невольно напомнил о Райтэне – и Дереку даже показалось, что с уст Олив сейчас слетит поговорка друга про мозги.
Однако Олив лишь бледно улыбнулась и заметила:
– Ну, это уж тебе решать. – Затем распрямилась на своей лавке и сказала в потолок: – Я лишь хотела убедиться, что ты знаешь, что тебе уже не обязательно быть таким.
Дереку не нашлось, что ответить. Забрав пустую кружку, он встал и пробормотал: «Спасибо!». Она пробурчала что-то неразборчивое и вяло отмахнулась.
…наутро Райтэн и Дерек наперебой придумывали важные причины задержаться в деревушки ещё на денёк, но Олив сходу раскусила их уловки, и, закатив глаза, сдержанно отметила, что она женщина, а не калека, так что брод был успешно преодолён.
Как оказалось, делать это нужно всё-таки в обуви.
IV. Пути-дорожки. 1. Чем занимается в Северной Анджелии Олив?
IV. Пути-дорожки
641-642 года, лето-весна. Северная Анджелия – Брейлин – Аньтье
Вот новый поворот,
и мотор ревёт!