– А вы надолго во Франции, Марина? – неожиданно переходит она.
– На две недели. У меня отпуск, – на ходу выдумываю я.
– Наверно сложно работать переводчиком?
Вот те и на! Родители уже в курсе моего рода деятельности. Похоже, это
знакомство не случайность, а тщательно просчитанный ход.
– Да, нет, не очень. Как и везде есть свои плюсы и минусы.
– А я всю жизнь отработала врачом.
– Вот это мне кажется, действительно сложно, – честно признаюсь я.
– Да, нет, что вы, – улыбается мне она.
У нее такая же лучезарная теплая улыбка как у сына. И вообще она
неожиданно начинает мне нравиться. Мы говорим о трудностях наших
профессий, о погоде и немножко о Латвии.
– Ой, я забыла положить клубнику в миксер, – спохватывается мадам
Одетт, – Я вас оставлю на минутку.
– Конечно.
Я рассматриваю коллекционных птичек. Мое внимание привлекает
лохматая ворона в шляпе. Я беру ее в руку, чтобы пощупать из чего она
сделана. Непокорная птица, скандируя мысленно «врагу не дается наш
гордых варяг» выскальзывает из моих пальцев и планирует на кафельный
пол. В результате неудачного приземления обнаруживается, что состряпана
ворона из глины, вследствие чего падение выливается для нее потерей
обоих конечностей. Я воровато оглядываюсь. Мадам Одетт все еще занята
на кухне. Седрик с отцом застряли в мастерской. Я поднимаю
искалеченную фигурку и пытаюсь установить ее так, чтобы травма не
бросалась в глаза. Упрямая ворона падает, расталкивая собратьев. Не
хватает еще, чтобы за этим позорным занятием меня застала хозяйка
коллекции. Подумает, понаехала тут из Богом забытой страны и давай
крушить то, что люди наживали годами. К счастью воронаинвалид, в конце
концов, всетаки удерживается на своих отбитых конечностях.
– Ну, вот десерт почти готов, – сообщает мадам Одетт, появляясь в
комнате.
– Может быть чтонибудь помочь? – предлагаю я, чтобы хоть както
компенсировать невольно нанесенный ущерб.
– Нет, не беспокойтесь. Вы знаете, Марина, – она подходит ко мне ближе,
– Седрик очень много о вас рассказывал. Он к вам очень серьезно
относится.
– Приятно слышать.
Хотя мне совершенно неприятно. Сейчас тут без меня меня поженят.
– Он очень хороший мальчик. Знаете, другие с такими физическими
дефектами обозляются на весь мир, а он нет. Он очень добрый. И
способный. У него отличная работа в Париже. Я только переживаю, что он
там совсем один. Он, конечно, взрослый, самостоятельный, но мне как
любой матери хотелось бы, чтобы с ним рядом был ктото, кто мог бы
позаботиться о нем.
Мне представляется Седрик, сидящий вечером в пустой темной квартире у
окна и разглядывающий своим маленьким недоразвитым глазом поток
машин на улице. Жалость сжимает тисками мое сердце. Но что я могу
сделать? Что сказать заботливой матери? Что я приехала к совсем другому
мужчине и кроме него мне никто, включая ее сына не нужен?
– Я понимаю, – дипломатично киваю я.