Катрин.
– Извини, Катрин. Я сейчас вернусь, – Лоран оттаскивает меня в сторону, сжав мое предплечье до синяка.
– Что тебе в голову взбрело? Вина перепила? – хамит он, как только мы
оказываемся наедине.
Желание сдувать пылинки бесследно исчезает. А за ним и навязанная
вином решительность.
– Кто эта женщина? – бормочу я уже менее агрессивно.
– Катрин, если хочешь знать, хозяйка пляжа! Ей его муж подарил на день
рождения.
Хозяйка пляжа звучит почти так же гордо как хозяйка медной горы. Куда
мне с такой крутизной тягаться.
– А арабка? – быстро исчерпав аргументы по первому обвинению, я
перехожу на второе.
– Какая арабка?
– С которой ты встречался три недели назад, – всхлипываю я, осознавая
бесперспективность подобного упрека.
– Какая разница, с кем я встречался три недели назад! – окончательно
выходит из себя Лоран, – Тебя тогда здесь даже не было! Какую чушь ты
еще мне подсунешь?
По большому счету подсунуть мне больше и нечего. Обвинитель халтурно
подготовился к процессу.
– Ты несерьезно ко мне относишься! – прибегаю я к непотопляемой
уловке, которой мы, женщины, часто затыкаем прореху в аргументации.
Я рассчитываю, что Лоран притихнет, и конфликт удастся решить
полюбовно.
– А как ты хочешь, чтобы я к тебе относился? – вместо того, чтобы
утихомириться, обвиняемый заводится с удвоенной силой, – Или ты
хочешь, чтобы, переспав с тобой два раза, я предложил тебе руку и сердце?
Какие же вы женщины одинаковые. Никакой оригинальности.
Точный болезненный удар в самое чувствительное место. Отравленная
стрела вонзается в пятку Ахиллеса, и он падает замертво.
– Что ты на меня так смотришь? – не унимается убийца, – Я, что не прав?
Ну, встретились, ну, понравились друг другу, ну, переспали пару раз. Из
этого что следуют какието отношения? Я что брал на себя какиенибудь
обязательства?
– Нет, – едва ворочая языком, мычу я.
– Я свободный человек, понимаешь ты это, или нет? Свободный! Я не
собираюсь относиться серьезно ни к тебе, ни к кому бы то ни было. Я не
хочу ни перед кем отчитываться!
Мне хочется заткнуть уши, чтобы остановить этот ядовитый поток.
– И я общаюсь с тем, с кем хочу! – доносится до меня сквозь пелену, – Ты
не имеешь ни малейшего права говорить в таком тоне с моими друзьями. У
тебя вообще нет на меня никаких прав!
Я отворачиваюсь и иду прочь. Он, кажется, еще чтото кричит мне в след, но я не желаю больше слышать ни слова. Все предельно ясно. Я сочинила
сказку, которой не было. Я слепила себе принца из того, что было. А под
рукой никогда ничего хорошего не валяется. Вот и вышло – снаружи
красивая обертка, а внутри кусок дерьма. Собачьего. Оно сильнее воняет.
Я ковыляю по деревянным половицам к выходу.
– Эй, Мария, уже уходишь? – окрикивает меня Эммануэль.
Я не удосуживаюсь ответить. Этот одноклеточный так и не запомнил мое