нас на крыльце.
– Мама, па, ничего не спрашивайте, я потом все объясню, –
предупреждает Седрик, провожая меня в дом.
– Вот это будет твоя комната, – он усаживает меня на мягкую
двуспальную кровать, – Ванна по коридору на право. Я принесу тебе халат
и полотенца.
– Спасибо, – мычу я.
Получив обещанные вещи, я плетусь, еле переставляя ноги, в ванну. Теплая
вода жалит кровоточащие царапины. Я машинально намыливаюсь и вожу по
телу мочалкой. Завернувшись в мягкий халат, выхожу в коридор, где
сталкиваюсь нос к носу с мадам Одетт.
– Пойдемте, Марина, я обработаю вам раны.
– Спасибо, но я думаю, не стоит. Это царапины.
– И всетаки продезинфицировать надо. Садитесь на диван.
Она склоняется передо мной и промакивает красные полосы какимто
сильно щиплющим раствором. Я прикусываю губу, чтобы не застонать. В
комнате появляется Седрик с пузырьком в одной руке и чайной ложкой в
другой.
– Нука откройте рот, пациентка.
Я подчиняюсь. По вкусу снадобье отдаленно напоминает мамины
волшебные капли.
– Ну, вот, это должно помочь, – мадам Одетт поднимается и окидывает
меня заботливым взглядом, – Сейчас я вам еще заварю чай с травами.
Когда она удаляется, Седрик усаживается на коврике у моих ног.
– Ну как? Тебе немного легче?
– Угу, – киваю я, – Хотя я очень сомневаюсь, что смогу заснуть.
– Заснешь как миленькая, – обещает он.
– Знаешь, я думаю мне надо уехать. Я не хочу здесь больше оставаться.
– Когда?
– Как можно быстрее. В идеале завтра.
– Ты уверена, что не хочешь пойти в полицию?
– Конечно, нет. Меня замучают вопросами, не позволят уехать. А еще чего
доброго обвинят в убийстве.
– Да, ты наверно права. Я поищу тебе билет на завтра.
– Спасибо тебе огромное. Ты для меня столько сделал, – глаза снова
начинают разъедать слезы.
– Не надо меня благодарить. Я ничего такого не сделал, – скромничает
Седрик.
– Если бы не ты…
– Марина, не надо, пожалуйста.
Но меня уже не остановить.
– А ведь я тебе соврала. Я встречалась с другим. Я была с ним на
вечеринке.
Седрик почемуто не выглядит ни удивленным, ни рассерженным.
– Марина, ты очень устала. Тебе нужен покой, – настаивает он.
Я собираюсь уже возразить, когда дверь открывается, и на пороге возникает
мадам Одетт.
– Вот ваш чай, – она ставит дымящуюся кружку на столик у кровати.
– Седрик, ты же видишь, девушка устала, оставь ее в покое, – обращается
мадам к сыну.