Марк Алданов. Писатель, общественный деятель и джентльмен русской эмиграции

Тарань поддерживала силы, бинокли укрепляли дух [Д. АМИНАДО].

А вот живописные воспоминания писателя-эмигранта Перикла Ставрова о жизни города после очередного его захвата большевиками:

Все пошло обычным путем… Аресты, обыски, расстрелы, вместо электричества – лампадное масло, вместо жалования – фитильки от лампадок… Был и голод. Одно утешение, не такой, например, как на севере. Покойный К. В. Мочульский тогда из Петрограда приехал и все удивлялся, что мы еще иногда едим селедку с картошкой. «У нас, – рассказывал, – только шелуха картофельная и селедочные головки». Мы тогда еще наивными были и было нам невдомек: если населению шелуха и головки, то кто же, собственно, самый картофель и селедку ел? Потом только, много позже, мы эту механику поняли [СТАВРОВ. С. 259].

23 августа 1919 года под натиском армии генерала Деникина большевики в очередной раз оставили Одессу.

Ранним осенним утром в город вошли первые эшелоны белой армии.

Обращение к населению было подписано генералом Шварцем.

* * *

Недорезанные и нерасстрелянные стали вылезать из нор и щелей.

Появились арбузы и дыни, свежая скумбрия, Осваг.

Ксюнин возобновил «Призыв».

Открылись шлюзы, плотины, меняльные конторы.

В огромном зале Биржи пела Иза Кремер.

В другом зале пел Вертинский.

Поезда ходили не так уж чтоб очень далеко, но в порту уже грузили зерно, и пришли пароходы из Варны, из Константинополя, из Марселя.

Мальчишки на улицах кричали во весь голос:

– Портрет Веры Холодной в гробу[177 - Знаменитая актриса умерла в Одессе от гриппа-«испанки» 16 февраля 1919 г.], вместо рубля двадцать копеек…

Было совершенно ясно, что <…> жизнь начинается не завтра, а, безусловно, сегодня, немедленно, и сейчас.

На основании чего образовали «группу литераторов и ученых» и, со стариком Овсяннико-Куликовским во главе, отправились к французскому консулу Готье.

Консул обожал Россию, прожил в ней четверть века, читал Тургенева, и очень гордился тем, что был лично знаком с Мельхиором де-Вогюэ.

Ходили к нему несколько раз, совещались, расспрашивали, тормошили, короче говоря, замучили милого человека окончательно.

В конце концов, на заграничных паспортах, которые с большой неохотой выдал полковник Ковтунович, начальник контрразведки, появилась волшебная печать, исполненная еще неосознанного, и только смутным предчувствием угаданного, смысла.

Печать была чёткая и бесспорная и, как говорится, une clartе latine[178 - une clartе latine – фр., с латинской ясностью.]. Но смысл ее был роковой и непоправимый.

Не уступить. Не сдаться. Не стерпеть.

Свободным жить. Свободным умереть.

Ценой изгнания всё оплатить сполна.

И в поздний час понять, уразуметь:

Цена изгнания есть страшная цена [Д. АМИНАДО].

Общественно-политическую ситуацию, сопутствовавшую событиям этого периода, кратко, но емко охарактеризовал позднее А. И. Деникин, с 26 декабря 1918 по 17 апреля 1920 года – главнокомандующий Вооруженными силами Юга России:

…город волею судьбы стал третьим этапом российского именитого беженства. Цвет интеллигенции и политических партий, конспирировавший ранее в Москве и потом бурно крутившийся в водовороте киевских событий, волной революции выбросило на одесский берег… Город коммерческой и спекулянтской горячки стал новым центром политического ажиотажа, борьбы союзов, «бюро», советов, организаций, «правительств», делегаций… Одесса насыщена была до предела привнесенной ими политикой, в которой купно с искренними и патриотическими стремлениями переплелись темные побуждения политических маклеров, авантюристов и людей с болезненной жаждой власти и влияния – какими угодно путями, какою угодно ценой [ДЕНИКИН].

«Феноменом Одессы» периода гражданской войны является то, что, несмотря на грабежи, погромы и ужасы «красного террора», в этом городе,

как ни парадоксально, бурно расцветает культурная жизнь <…>. Появляются бежавшие на юг от обысков, реквизиций и голода московские, петербургские, киевские журналисты и писатели. Количество газет и журналов, выходящих в Одессе, резко возрастает. Это связано как с появлением столичных гостей и активной деятельностью одесских журналистов, так и с частой сменой властей и непродолжительностью существования по чисто финансовым причинам многих изданий [ЛУЩИК] и [ГдеОбрРосс].

Бунин, прибывший в Одессу летом 1918 г. в 1919–1920 гг., вплоть до своего отъезда за рубеж, совместно с академиком Н.П. Кондаковым редактировал одесскую газету «Южное слово», где, в частности, работали такие журналисты, как М.И. Ганфман, М.С. Мильруд, которые впоследствии создали знаменитую рижскую газету «Сегодня», а так же известный российский публицист Петр Пильский, впоследствии то же «сегоднявец». К слову сказать, в «Сегодня» – второй по значимости газете русского зарубежья, Алданов и Бунин были одними из наиболее привечаемых авторов, – см. [АБЫЗОВ и др.].

В городе появились новые издательства. «Русское книгоиздательство в Одессе» (под рук. и ред. А. А. Кипена), возникшее осенью 1918 г., выпускало в дешевых, но опрятных и тщательно подготовленных книжечках произведения Бунина, Юшкевича, Кипена, Нилуса. Издательство «Русская культура», возникшее той же осенью, нацелено было на публикацию русской классики. Оно возродилось в 1919 г. и издавало газеты, выпустило несколько книг, в том числе И. Наживина, а в 1920 г. перебралось в Константинополь. С 1918 г. функционировало издательство «Гнозис», где в числе прочих книг вышли и знаменитые «Элементы средневековой культуры» П. Бицилли. Наиболее интересным и деятельным было книгоиздательство «Омфалос», печатавшее художественную литературу, – см. [ТОЛСТАЯ Е.].

Активно функционировали в революционной Одессе «Литературно-Артистическое Общество», в просторечии «Литера-турка»,[179 - В числе его основателей был знаменитый журналист В. М. Дорошевич, художники П. А. Нилус и Е. И. Буковецкий и др. Активное участие в жизни общества принимали Иван Бунин и Александр Куприн. В конце 1918 г. внутри «Литературки» выделилась группа «Среда», куда вошел узкий круг преимущественно профессиональных литераторов.] и «Общество независимых художников». Их члены очень часто принимали участие в совместных выступлениях. Вот, например, один анонс от декабря 1917 г.:

«Общество “независимых” художников, желая ознакомить публику с новейшими достижениями в искусстве, кроме лекций устраивает на выставке ряд художественных “утренников”, посвященных поэзии и музыке («Одесский листок». 1917. 17 дек. С. 6.); Сегодня в 1 час дня на выставке состоится ”поэтический утренник”. Молодые поэты будут читать свои новые произведения. Участвуют А. Биск, А. Горностаев, Б. Бобович, В. Катаев, А. Соколовский, А. Фиолетов» (Выставка независимых художников // «Одесские новости». 1917. 17 дек. С. 3) [ШИНДЛИН].

Не архангельские трубы, —
Деревянные фаготы
Пели мне о жизни грубой,
О печали и заботах.
Не скорбя и не ликуя,
Ожидаю смерти милой,
Золотого «аллилуйя»
Над высокою могилой.
И уже, как прошлым летом,
Не пишу и не читаю,
Озаренный тихим светом,
Дни прозрачные считаю.
Мне не больно. Неужели
Я метнусь в благой дремоте?
Все забыл. Над всем пропели
Деревянные фаготы[180 - Стихотворения Анатолия Фиолетова (наст. Натан Шор, 1897–1918).].

Жизнь литературно-художественного сообщества шла своим чередом и, казалось, нисколько не зависела от событий, разворачивавшихся на одесских улицах. Так, например, в разгар «одесской эвакуации» войск Антанты (начало апреля 1919 г.),

назначен был очередной вечер устной газеты, которая <…> оказалась наиболее успешной зрелищной затеей из тех, в которых участвовали столичные гости: «Группа столичных литераторов устраивает 13 апреля вечер устной сатирической газеты под названием “Ничего подобного” в Русском Театре.

От литературного отдела выступают – Тэффи, Ал. Толстой, Лоло, Максимилиан Волошин, Вера Инбер, Дон Аминадо, Вас. Регинин и др.» [ТОЛСТАЯ Е.].

В тот короткий исторический период Одессе суждено было сыграть роль первой (до Парижа и до Берлина) столицы русской диаспоры <…>. Одесса столкнула всех со всеми, перемешала города, акценты и стили, эпохи и поколения, и что важнее всего – смешала иерархии, здесь всё сравнивалось со всем, всё подвергалось переоценке. Это был тот котёл, в котором выплавлялась новая русская литература, театр и кино.

Здесь укрупнялся человеческий масштаб: после Одессы Бунин становится великим писателем; <Алексей> Толстой подготовил здесь свой первый крупный роман; <…>. В Одессе происходит первое слушание и канонизация революционных стихов Волошина. После революционного «карнавала» в Одессе – этой лучшей литературной академии – заявляют о себе всерьёз молодые писатели Южно-русской школы[181 - Имеются в виду Бабель, Багрицкий, Катаев, Киппен, Олеша, Паустовский и др. советские писатели, начинавшие свою литературную деятельность в Одессе.].

<Другой пример – литературный кружок> «Среда», в нём, используя присутствие Толстого как повод или рычаг, молодая (но не самая юная) литературная элита Одессы утверждает новый для своего города, но уже победивший в Петербурге взгляд на литературу как на искусство со своими особыми законами, – свободное от политической злобы дня и нравоучительной тенденции. «Среда», в которой воцаряется вольный дух и неформальный обмен мнениями, становится важнейшим литературным учреждением. Остроумная идея сделать кружок закрытым и ограничить вход заставляет «всю Одессу» ломиться на эти подпольные литературные встречи в подвале Литературно-Артистического Общества [ТОЛСТАЯ Е.].

Александр Биск писал, что