Слово, которое он не мог произнести, заполнило весь дом и усилило земное тяготение.
Шарлотта и Кейт с трудом держались на ногах. Хэл и Адам с трудом их поддерживали.
А я просто стоял возле кухонного стола, не зная, что делать. Не зная, что это значило для Семьи.
беда
Только позже, когда Адам сказал Хэлу, что бабушка Маргарет будет жить с нами, смысл начал проясняться.
– Папа, ты шутишь.
Адам вздохнул.
– Боюсь, что это единственный вариант.
– Но у нее есть бунгало.
– Для нее это слишком дорого. И в любом случае, мама думает, что ей будет лучше здесь.
Хэл отложил свой сэндвич с арахисовым маслом и «Мармайтом» на тарелку и проглотил то, что оставалось во рту.
– Но это будет полный кошмар.
Адам подошел туда, где стоял я, между кухней и коридором, и потянул меня вперед за ошейник. Он закрыл дверь, чтобы не дать словам просочиться наверх.
– Ну же, брось. Подумай о маме. Она хочет, чтобы бабушка жила здесь.
– Но у меня экзамены. Я должен готовиться.
– Прошу, Хэл. Не усложняй все еще больше. – Адам теперь смотрел в кухонное окно на то, как Лапсанг прогуливалась по забору.
– Я не знаю, почему мы все так расстроились. Дедушка не мог толком говорить уже много лет. Он просто сидел там и медленно доходил в углу.
– Хэл, ты не серьезно.
– Если бы это был Принц, нам бы пришлось его усыпить. – Я поднял голову, расслышав свое имя, притворяясь, что не понимаю.
– Хэл, брось. Подумай о маме, подумай… – Адам осекся, расслышав приглушенные голоса Шарлотты и Кейт наверху. Он посмотрел на меня и сказал:
– Думаю, мне нужно его покормить.
– Нет, папа. Все хорошо. Я сам.
Но я не был голоден.
Я просто пялился в свою миску, полную мяса и печенья, пытаясь придумать, что делать. Кто больше всего нуждался в моей поддержке? Кейт и Шарлотта, терзаемые тем, что случилось? Или Адам и Хэл, терзаемые тем, что последует?
Требовалась осмотрительность. Было воскресенье. Воскресенья всегда опасны, даже в лучшие времена. Семья слишком много времени проводит вместе и слишком много общается. Но в это воскресенье атмосфера была еще хуже и напряженней.
Завтра все наладится. Я смогу поговорить с Генри, моим наставником и другом-лабрадором. Он скажет мне, что делать, как и всегда, с тех пор как я прибыл к Хантерам. С тех пор как меня спасли.
Но прямо сейчас я не мог собраться. Я чувствовал, что что-то не так, но не мог уловить, что. Бабушка Маргарет приедет к нам жить. Это плохо, да. Признаю. Но опасно? Конечно, нет. И все же определенно было что-то среди этих печальных запахов, оно сгущалось в воздухе.
Комната вокруг меня была заряжена отрицательной энергией. Посудомоечная машина, холодильник, ящик с овощами, даже моя корзина – все казалось тайным оружием в невидимой войне. И именно тогда мне стало впервые понятно. Беда грядет, и только я способен ее остановить.
сон
Той ночью они забыли закрыть меня, так что я спал на лестнице, потерявшись в жестоком волчьем сне. Я бегал на воле. Быстро бежал сквозь лес, вместе со стаей, и солнце проторяло себе путь над горизонтом. Я слышал вой вдали. Чуял запах крови: мы приближались к нашей утренней добыче, сердце и лапы стучали в унисон. Еще запахи. Сосны, кора, земля, пот, кости, волки, солнечный свет. И быстрее, вниз с холма, поваленный лес, затем открытая местность, последний поворот, мы движемся как один. Обещание крови было повсюду, перебивало все остальное. Через секунду мы окружим ее, нашу добычу, со всех сторон. Мы пригнули головы и пошли. Вот оно. Не убежать. Мы рвали плоть, кровь брызгала нам на морды. Но прежде чем я смог ощутить вкус, я проснулся.
звук
И был звук.
всхлип
Перебивая ветер снаружи, из комнаты Шарлотты раздавались тонкие всхлипы. И запах. Знакомый запах босых ног Адама. Я наблюдал затуманенным взором, как они остановились передо мной. Его пальцы на ногах дернулись. На том конце пижамы явно принималось какое-то решение.
Он нагнулся к двери Шарлотты.
– Лотти? – прошептал он.
Нет ответа.
– Шарлотта, милая. Все хорошо?
Еще один всхлип.
Он мягко открыл дверь. Она сидела в кровати, сжимая уголок одеяла. Запах в комнате был знакомый. Такой же был той ночью, когда бабушка Маргарет присматривала за ней и грозила деревянной ложкой (которую она бы использовала, если бы я не вмешался). Запах был, когда Хэл кричал на нее и говорил, в первобытном приступе братской ярости, что придет к ней в комнату среди ночи и выбросит ее из окна. И был, когда она обнаружила, совсем недавно, первые следы крови на трусиках, и слишком напугалась и смутилась, чтобы сказать кому-то. Кроме меня.
Но теперь, если это возможно, запах стал еще сильнее.
– О, Шарлотта, детка, – сказал Адам, усаживаясь рядом с ней на кровати. – Брось, не плачь.
Руки Шарлотты тяжело лежали на коленках, и хотя мы были близко, она казалась совершенно одинокой. Перенесенной в другой мир – мир горя.
Адам тоже это почувствовал и понял, что слов не хватит, чтобы ее вернуть. Он хотел утешить ее. Прикоснуться, обнять.
Он сомневался. Устало потер свое лицо.
Сейчас он мало что мог сделать. С тех пор как ее тело начало набухать женственностью, он был очень осторожен. Хотя мне было трудно понять эту проблему, я чувствовал его тревогу, когда он сидел с ней рядом, с парящей над ее коленкой рукой, пытаясь вспомнить, где находятся нейтральные зоны.
В итоге он обнял ее за плечи. Это было неловко поначалу, и мы почти ожидали, что Шарлотта уклонится. Но нет. Напротив, ее голова поневоле упала Адаму на грудь, и девочка забилась в рыданиях.
– Дедушка, – слово звучало приглушенно, но отчаяние в ее голосе и запах были слишком ясны.
– Знаю, Лотти, – сказал Адам.
Я ощущал полную беспомощность. Я абсолютно ничего не мог сделать, чтобы изменить ситуацию, или хотя бы подбодрить их. Пакт не готовит вас к таким моментам. Моментам, когда боль есть, а опасности нет.