Когда говорит кровь

Следом за Мицаном осматривать тушу принялись остальные. Тур и вправду был достойной добычей. По началу лес был к ним щедр, и каждый день в обед воинов шла лосятина или кабанятина, но уж вот как пару дней охотники возвращались лишь с белками, глухарями и зайцами – сплошь худыми, костлявыми, еще не успевшими нагулять после зимы жирок и мясо. А из таких только суп варить. Тур же был совсем другим делом. Его мясистые части можно было зажарить на огне с луком и чесноком, жир вытопить, а на костях варить чудную и сытную пшеничную кашу…

Живот Скофы заурчал, словно растревоженный зверь. Если не считать пары глотков вина, то сегодня он так ничего и не ел. Ну ничего, когда они вернуться в лагерь он, пользуясь правом удачливого охотника, обязательно срежет первый кусок со спины тура и поджарит его на костре. Эх, жаль только соли у него оставалось маловато, да и горчичные зерна почти кончились, но это ничего. Найдется у кого-нибудь из десятки.

Тут он заметил, что Лиаф как-то очень пристально смотрит на молодого воина. Он щурился, хмурил лоб, а потом глаза его округлились:

– Ой, да это ж…– удивленно проговорил он, но тут же осекся, получив локтем в бок от стоявшего рядом Кирана. Тот вытянулся и, приложив правый кулак к сердцу, громко представился. Следом за ним отсалютовали и остальные, называя свое имя, тагму и знамя.

И глядя на боевых товарищей, Скофа тоже его не узнал. Он и вправду видел его раньше. Видел во время походов, стоянок, и сражений, пусть и всегда издали. Обычно он был в побеленном железном тораксе, с тисненым золотым быком, остроконечном шлеме, украшенном двумя пучком красных конских волос, и окруженный неизменной свитой из военных сановников, телохранителей и командиров. Но дело было не только в плохой памяти Скофы. Разве можно было заподозрить в этом молодом мужчине, одетом в простую кольчугу, да еще и оказавшимся в лесной глуши в сопровождении всего одного раба командующего их войсками? Их Великого стратига?

Скофа тут же вытянулся, высоко задрав голову и с силой, так что даже дыхание перехватило, ударил себя кулаком в грудь, приветствуя своего командира.

– Рад, что вы меня узнали, но хватит уже тянуться к небу, воины,– произнес великий стратиг Лико Тайвиш.– Правда хватит. Если бы я хотел, чтобы передо мной лебезили и вытягивались – слушал бы советы Сэги.

– И в кои то веки поступили бы верно, хозяин,– буркнул раб. Лико хмыкнул и посмотрел на него с улыбкой, в которой хорошо читалась настоятельная просьба заткнуться. Тот тяжело вздохнул, картинно закатив глаза, и развел руками в извиняющимся жесте.

– Если я не ошибаюсь, то к востоку отсюда должен находиться лагерь тагмы. Долго туда идти?

Киран задрал голову и внимательно посмотрел на небо:

– Если налегке идти, то не больше часа, господин. Тут как раз по бережку удобно будет. Но вот с такой тушей… Может, к полудню и дойдем.

– Если только жилы себе не порвем и спины не переломаем. Хотя бычок того стоит,– улыбнулся своей жутковатой улыбкой Мицан, проведя рукой по спине мертвого зверя.

– К полудню значит…– задумчиво протянул полководец.

– Вы совсем не обязаны идти с нам, господин,– сказал Киран.– Мы же вас только задерживать будем…

– Плохим я буду командиром, если брошу своих солдат. Тем более посреди леса и с щедрой добычей. Да и от провожатых я бы тоже не отказался. И не ухмыляйся так Сэги.

Киран и Лиаф тут же заспорили между собой о способах доставки туши. После нескольких отвергнутых вариантов, они сошлись на том, что проще всего будет соорудить полозья, связав вместе молодые деревца, потом уложить на них быка и тащить за собой по берегу.

Пока они спорили, Фолла ходил кругами, внимательно осматривая деревья, кусты и землю. Мицан с блаженным видом прогуливался по берегу реки, иногда трогая воду кончиком сапога, а Лико с рабом отошли в сторонку, что-то негромко обсуждая.

Скофа же присел возле туши быка, откинувшись на нее спиной, и закрыл глаза, подставив лицо под лучи наконец-то прорезавшего небесного светила. Тут, на берегу, уже чувствовалась весна. Она ощущалась в запахах, в слабом тепле, которое дарило солнце, изредка пробивавшееся сквозь серые, словно вымазанные густой грязью, облака. И даже первая травка, что росла то тут, то там, говорила о скором преображении мира.

В его родной провинции, в столичном Кадифаре, в это время года было уже не просто тепло, а временами даже жарко и все покрывала свежая густая зелень. И солнце там было совсем другим… Ярким, большим, зависшим в бесконечной синеве неба. Оно согревало и обжигало одновременно, словно строптивая, но страстная женщина. А это блеклое светило больше напоминало доживавшую свой век старуху, что куталось в выцветшие лохмотья облаков.

Воин задумался, как давно уже он не был в Кадифаре. Получалось, что четыре года. Сначала их отправили укреплять границу в Дикую Вулгрию, вечно страдавшую от набегов харвенов, а потом они два года воевали с варварами уже на их земле. Не то чтобы в родном городке его кто-то особо ждал, но Скофа скучал по самим родным местам. Он тосковал по цивилизованной жизни и ее удобствам. По жаркому солнцу. По мягким кроватям. По терпким винам, слегка пощипывающим язык. По вкусу тайларских блюд… По всему тому, что было недоступно здесь, у самого края цивилизованного мира…

И единственное что грело ему душу, так это то, что вскоре его служба окончится. Он и так отдал своей тагме больше лет, чем положено, и этот поход был для него последним.

– Дождь будет.

– Что-что? – переспросил прошедшего Мицана Скофа.

– Говорю, дождь собирается,– он показал пальцем на небо.– Вон смотри, как все серостью затянуло. Так что жди сегодня помывки. Может вечером, а может и днем. Как раз когда мы твоего крошку-бычка потащим.

Солдат задрал голову и убедился в правдивости предсказаний Мертвеца.

Когда армия только перешла границу, многие удивлялись, почему харвены строятся либо на холмах, либо вдали от крупных рек. Ведь куда удобнее возводить поселки именно у воды: тут и рыбалка и судоходство. Но потом, столкнувшись с весенними паводками и наводнениями, тайлары поняли, в чем дело. А еще они поняли, почему местные называют раннюю весну временем безумства речного бога.

Весенние дожди в этих краях были настоящим проклятьем. Сильные, продолжительные, они могли длиться часами и днями, смывая палатки и превращая дороги в потоки булькающей грязи. Но хуже всего после таких ливней дело обстояло с реками – они выходили из берегов, разливаясь порой на четверть версты, и сметали возведенные тайларами мосты и укрепления. Их бурные воды постоянно разбрасывали и разбивали лодки и плоты, приготовленные для перевозки войск, от чего многие в войсках считали, что сама местная природа ведет войну с захватчиками.

– А мы ведь тебя и вправду потеряли,– Мицан присел рядом с ним и откинулся на тушу.– Шли, шли, а потом бац, смотрим по сторонам – а тебя как и не было. Уже думали: хрен с ней, с добычей, своего бы Бычка вернуть, пока совсем не разминулись. Думали кричать начать. Да только тут ты со своим туром сам шума наделал. Так куда ты пропал-то? Нужда в кусты завела?

– Да нет, я так. Отстал просто…

– Опять землю щупал? – рассмеялся Мертвец.– Заканчивал бы ты с этим делом Бык, а то не ровен час – по-настоящему заблудишься. И что нам тогда делать прикажешь? Искать харвенов и спрашивать у них: «дорогие покорённые дикари, не видели ли вы тут случайно заблудившегося двуного быка? Он такой большой, крупный, и тайларский доспех носит. Нет? Не встречали?»

Скофа махнул на него рукой.

– А что это ты рукой на меня машешь? Вот представь, как нам без тебя возвращаться? Одноглазый Эйн каждому голову оторвет, а потом всё равно на поиски отправит.

– А, так ты командира испугался? А я-то уж было подумал, что за меня волнуешься.

– Конечно командира! Хотя и без волнения не обходится. Что уж тут скрывать. Ведь если ты сгинешь, кого мне тогда обыгрывать в кости? Кирана? Ну так он скряга. Лиаф, даром что Щепа, жульничает. Эдо после первого же проигрыша начинает ныть. Басар слишком быстро впадает в ярость, а кулаки у него ой какие тяжелые. Ну а Эйн вообще игр побаивается. Так что только ты и остаешься, мой здоровенный друг.

– А близнецы тебя, чем не устраивают?

– Пффф… ты мне еще предложи с Фоллой поиграть. Сам что ли не знаешь? Эти двое только пьют и друг с дружкой переругиваются, а про кости почти сразу забывают. Нет, бычок, ты моя отрада. Благодаря тебе я свое сердце от печалей освобождаю …

– Карман ты мой освобождаешь, ублюдок лицемерный!

– Конечно, освобождаю! А вместе с ним еще и сердце от тревог и печалей!

Они засмеялись. Игроком Скофа и вправду был неважным, но кости наполняли его жгучей страстью, не угасающей от проигрыша к проигрышу. Сколько раз он зарекался, клялся богам и предкам, обещая бросить это занятие – столько же раз обнаруживал себя за игральным столом и с опустевшим кошельком. Но безумная вера, что однажды бог богатств Сатос проявит к нему свою милость, не покидала его сердца, заставляя проигрываться до последней монеты.

– Надо быстрее делать полозья и уходить,– произнес подошедший к ним Фолла.– Идите и помогите Кирану и Лиафу.

Он явно был чем-то встревожен, постоянно оглядывался и хмурил брови, потирая запястья. Конечно, Фолла всегда был хмур и всегда насторожен, отчего в десятке и знамени над ним часто подшучивали, но вот определять угрозы этот воин умел хорошо и словно чуял ловушки, засады и прочие неприятности.

– Что увидел-то, Фолла? – спросил его Скофа, поднимаясь.

– Следы.

Солдаты направились в лес, где Лиаф с Кираном уже присмотрели молодые и гибкие деревца. Срубив их и перенеся к берегу, они перевязали их веревками, а после, осыпаясь проклятиями, перетащили на получившиеся полозья тушу лесного зверя.

– Ну что, запрягайся жеребчики,– скомандовал Мицан, и воины взялись за крупную жердь, срубленную из молодого клена.– И ты, бычок, поднапрягись посильнее что ли. Раз убил смог, то и дотащить осилишь.

Быком Мертвец, да и остальные в тагме, называли Скофу неспроста: от природы он был высоким и крупным с могучими мышцами, покрытыми жирком. У него были широкие плечи, толстая короткая шея, квадратная челюсть, поросшая поседевшей щетиной, небольшой лоб и крупные брови, нависающие над небольшими серыми глазами, а маленькие уши слегка топорщились. Он и вправду походил на быка и всегда гордился своим прозвищем – бык почитался в Тайларе как главное животное и даже красовался на его знаменах. Вот только слово Бычок, особенно в устах Мицана, уж очень часто принимало характер пусть и дружеской, но все же подколки.

Скофа размял плечи, отчего отсыревшие и промерзшие в этой глуши суставы захрустели, и перехватил поудобнее жердь. Чтобы дотащить до лагеря такую махину, поднапрячься точно придется. Но их труд того стоил.

Он еще раз взглянул на тушу убитого зверя, и почувствовал, как рот наполнился вязкой слюной. В его памяти тут же начали всплывать самые разные мясные блюда родной кухни. Пави… жареные мясные шарики, начинённые брынзой с кинзой и залитые сметаной с тёртым чесноком. Лифарта – сваренная на вине и говяжьем бульоне пшеничная каша с кинзой, луком, морковкой, чесноком и тонкими полосками жареной говядины. Менори – маленькие рулетики из промазанной медом говядины, начиненной грецкими и кедровыми орехами, которые посыпали зеленым луком. Паога – жаркое из говядины, репы, моркови, сельдерея и чеснока, залитое густой сметаной с кинзой.

Но больше всего, ему сейчас хотелось абвенори, Этот знаменитый на все государство суп из города Абвен везде готовили по-разному. Основа, конечно, была везде общей – крепкий отвар из говяжьих костей с большим количеством жареной моркови, имбиря, лука и чеснока, с разваристым ячменем, но вот дальше, в каждой провинции, в каждом владении или городе ему стремились придать свой особый вкус. В Людесфене добавляли лимон, кинзу и немного чечевицы, в Малисанте – вливали вино и крошили свежий сельдерей и мяту. В Латрии добавляли копченое сало, пряные колбаски и брынзу, а вместо обычного лука использовали порей. В Касилее – уксус и маслины. Всех их было не сосчитать. Скофа пробовал не меньше дюжины вариантов. Но вкуснее всех был кадифский вариант. В столице в суп добавляли полоски обжаренной на углях говядины, пряные травы, а ячмень мешали напополам с пшеном и засыпали растертыми горчичными зернами, отчего язык приятно жгло, а нутро прогревало остротой. Да и говядина в кадифарском абвенори была непростая, а приготовленная в лучших традициях Нового Тайлара: вымоченная в красном вине с душицей, тимьяном и давленым чесноком. Великие боги, ничто так не согревало и не ставило на ноги после попойки или ночного караула, как миска, а лучше две, этого супа.

Но и простой поджаренный кусок свежего мяса тоже станет славной трапезой. Особенно после приевшейся пустой каши и солонины.