Оценить:
 Рейтинг: 0

Шойна в 1941 – 1945 годах

Год написания книги
2018
Теги
<< 1 2 3 4 >>
На страницу:
2 из 4
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Вышли из лексикона ненецкого народа термины – бедняк, батрак, осталось одно – колхозник, материально обеспеченный, рационально трудящийся, культурно отдыхающий.

Шойна – форпост советской культуры, кузница кадров. Не одну сотню грамотных ненцев выпустила школа в Шойне за эти 10 лет.

Растут кадры рабочих из местного населения. Ненец И.Г. Пичков – работает заместителем директора рыбозавода, Варницына С.В. – стахановка консервного завода – образец дисциплины и социалистического отношения к труду, депутат райсовета.

Многие учащиеся Канинской ненецкой школы продолжают учебу: П.Я. Ванюта, П.С. Вокуева – студенты отличники педучилища. Многие работают. М.Ф. Ханзерова – инструктор окружкома комсомола, Хатанзейская П.В. – депутат и заместитель председателя райсовета, А.П. Сулентьев – зав. Красным чумом, Тальков В.А. и Ардеева Н.Ф. работают счетоводами колхозов и т.д.

С каждым годом все большее значение приобретает поселок, возникший на сыпучих сопках – дюнах. Замечательны перспективы Шойны. В ее окрестностях находят советские геологи слюду, уголь, нефть.

Шойна растет не по годам, а по дням. Бурно расцветает здесь, за полярным кругом, рыбодобывающая и рыбообрабатывающая промышленность. Увеличивается флот моторно-рыболовной станции. Строятся новые школы, жилые дома, здания цехов, мастерские.

Автор – Н.С. Карпов – орденоносец, депутат окружного Совета.

Шойна и Канин в годы войны

Бомбардировка в Шойне в годы войны

Из рассказа бывшего жителя посёлка Коткина Игнатия Павловича.

“В Шойну я с мамой приехал из Мезени в 1943 году. Жили у дяди Коткина Николая Агафоновича. На хуторе батарея располагалась перед нашими окнами. Перевод батареи в Йоканьгу происходил летом 1944 года. Запомнил потому, что были каникулы, и я в это время жил в Торне у бабушки и дяди Якова. Это в двадцати километрах севернее Шойны.

В день отправки батареи, когда были сняты орудия на погрузку, Шойну начал бомбить немецкий самолет, бросал зажигалки, одна из них упала у старого деревянного маяка остальные на кошку.

Это по рассказам жителей Шойны. А мы в Торной в это время слышали стрельбу корабельных орудий, стрелявших видимо по самолету, да так громко, что у нас в рамах звенели стекла.

Мы пацаны лезли на крыши стараясь высмотреть что-нибудь на море, но за двадцать километров что увидишь. Правда, минут через двадцать – тридцать мимо нас со стороны Шойны пролетели в сторону Канина три наших истребителя. Низко летели, хорошо было видно. А вот обратно как летели, не видели, наверно другим маршрутом улетели”.

Назови мне, Канин, имена

(Статья из газеты “Правда Севера” от 6 мая 2015 года. Автор – Виктор Ерюхин, г. Архангельск.)

“Накануне празднования 70-летия Великой Победы память невольно возвращает в прошлое, к событиям, связанным с той страшной войной. Одно из них до сих пор меня волнует до слез и не дает покоя.

В 1977 – 1982 годах я работал начальником крупного геологосъемочного отряда, работавшего на кряже Канин Камень в одном из отдаленных уголков нашей Родины. В 1979 году геолог Евгений Соколов во время маршрута на сопке Горелой обнаружил обломки самолета ПЕ-3 и два ручных пулемета. Об этом он сообщил мне, и я решил после завершения полевого сезона выяснить обстоятельства гибели самолета и имена погибших летчиков.

В 1980 году в газете «Няръяна вындер» в канун Дня Победы была опубликована статья бывшего председателя оленеводческого колхоза Ю.С. Егорова, проживавшего в деревне Несь, о самолете и его геройском экипаже, сложившем головы на Канине 24 ноября 1942 года в районе сопки Горелой. Статья называлась «Назови мне их имена».

В тот роковой день оленеводы видели, как стремительно падал пылающий самолет, слышали мощный взрыв. Когда они добрались на место трагедии, увидели горящие обломки самолета и тела двух летчиков. Их бережно погрузили на нарты, отвезли в Несь, где они и были захоронены.

В деревне Несь живет красивая легенда о бессмертии героев-летчиков, где их сравнивают со звездой в ночном небе, которая предвещала победу России в борьбе с немецкими захватчиками.

Вернувшись с полевых работ в Нарьян-Мар, сразу же взялся за сбор материалов о героях-летчиках. И получил информацию, которой мне так не хватало. Мой друг геолог Володя Щукин во время отпуска был в городе Вольске и привез газету со статьей об экипаже ПЕ-3 95-го истребительного полка – в составе командира, старшего лейтенанта Бориса Михайловича Михина, и штурмана, лейтенанта Николая Михайловича Никульникова, геройски сражавшихся с фашистскими самолетами в небе над Баренцевым морем и погибших на Канине. Сроки их подвига совпали, и у меня уже не было сомнений – это они. Что подтвердил и подполковник А.В. Жатьков, который в тот день летал в паре с самолетом Михина для прикрытия с воздуха транспорта союзников, доставлявших грузы в Архангельск из Англии и США.

В 1980 году накануне праздника Победы я побывал в краеведческом музее Нарьян-Мара, где среди других экспонатов сразу же увидел два искореженных ручных пулемета с самолета ПЕ-3, доставленных с Канина. Я рассказал работникам музея об истории находки, о летчиках Михине и Никульникове и выразил надежду, что отважным летчикам будет поставлен памятник на месте их гибели или в Нарьян-Маре.

В 2007 году я прилетел в Нарьян-Мар по служебным делам и во время прогулки в районе старого аэродрома увидел красивый гранитный памятник, поставленный здесь два года назад к 60-летию Победы в честь летчиков, погибших на территории Ненецкого округа (Канин, Тиман и др.).

В годы войны наши отважные летчики в невероятно трудных условиях Заполярья с огромным риском для жизни сопровождали конвои судов, уничтожали немецкие подводные лодки и самолеты, вели ледовую разведку. Имена погибших летчиков и типы самолетов написаны золотой краской. Венчает памятник летящая чайка – символ полярной авиации. Я нашел имена дорогих моему сердцу вестников Победы – командира Б.М. Михина и штурмана Н.М. Никульникова и низко поклонился им”.

Эхо минувшей войны

(Материал из газеты Нярьяна Вындер. Автор – Ханзерова Ирина.)

"Мы привыкли говорить о том, что многие беды Великой Отечественной все-таки обошли наш округ стороной: на территории НАО не было боев, хотя вражеские самолеты и немецкие подводные лодки постоянно бороздили пространства вдоль побережья Белого и Баренцева морей.

Сохранилось и немало воспоминаний наших земляков, особенно кочевавших в годы войны по тундровым пространствам от Сунгирского до Канина, о встречах и следах пребывания фашистов. Это были не только свежие могилы немецких подводников, появившиеся в районе Варнека в течение одной ночи, или почтовые мешки с письмами немецких солдат. Это были и коробки с печеньем, бочки с лярдом (салом) с разбитых кораблей, и многое другое, что служило для наших земляков свидетельством последствий «близких военных канонад», доносившихся со стороны моря.

Говорят, что прибрежная акватория Белого и Баренцева морей была практически нашпигована минами, поэтому ни одна подводная лодка не могла пройти незаметно, ни один корабль без особого сопровождения не мог миновать водные минные поля Белого моря. И даже сейчас, по прошествии 70 лет со дня начала Великой Отечественной войны, море продолжает выбрасывать на берег тайны Второй мировой.

Во время моей последней поездки в Шойну мне удалось обнаружить немало подтверждений «боевых» будней маленького, занесенного песками, поселка. Здесь из-за частых полетов вражеской эскадрильи и бомбардировки территории местной зенитной части в годы войны прямо в сопке даже было вырыто бомбоубежище, куда по сигналу тревоги собирались ученики местной школы, рабочие рыббазы и все остальное население. Правда, до его постройки при налетах все местное население разбивали «на пятерки» и отправляли прятаться среди песчаных барханов.

Маяк подавал сигнал тревоги, и группы взрослых и детей по пять человек разбегались в разные стороны, чтобы фашистский самолет их не заметил, а если заметил, то не всякий летчик станет тратить бомбы и патроны на маленькую кучку безобидных граждан. Другое дело, военный отряд, который в народе называли батареей из-за нескольких пулеметов, нацеленных в небо, или здание сельсовета и школы. Там, при наличии в зданиях людей, жертв могло быть немало. Но народ разлетался по дюнам, как горошины, и это была спасительная тактика.

Если сегодня прогуляться вдоль морского побережья, заскочить ненадолго на «кошки», обнажающие на время отлива морское дно, то найти там можно многое, что даже «черным копателям» не снилось. Конечно, из-за морской соли, песка былая советская и германская мощь мало чем друг от друга отличаются, но из того, что мне удалось там увидеть и рассмотреть, – прибрежная территория напичкана (наверное, уже обезвреженными) снарядами, авиационными бомбами, немецкими фугасами и противолодочными минами. А в акватории реки Шойны прямо передо мной всплыла бочка из-под горючего с надписью «Вермахт», датированная 1944-м годом.

Те, кто знает немецкий, вполне смогут прочитать текст на крышке объекта времен Великой Отечественной. Видимо, эта цистерна была смыта или выброшена с борта фашистского корабля или подлодки. А может, вражеская субмарина была уничтожена нашими кораблями во время всплытия. Все это сегодня покрыто темными водами Баренцева или Белого морей. Удивительно, но даже сейчас в далекой Шойне, по прошествии 70 лет со дня начала великой войны, мы можем услышать ее эхо, потому что война – это боль, которая нас не отпускает!

Здесь война ощущалась острее

Материалы из газеты Нярьяна Вындер. Автор Ирина Ханзерова.

Воспоминания Валентины Артемьевны Ханзеровой, заслуженного учителя школы РСФСР:

– Когда немцы начали войну, я была ребенком, но помню, что в 1941-м из каждого стойбища на Канине людей начали призывать в армию. Стойбище за стойбищем – и вот в них остались только женщины и дети. Когда наши родные уходили на фронт, в Шойну с Канина их везли жены или родители. Перед моими глазами до сих пор стоит печальная картина: когда в стойбище возвращаются люди, ведущие за собой опустевшие нарты отца, сына или брата. Как помню, моего отца трижды призывали в военкомат, но каждый раз давали бронь. В годы войны именно на таких мужчин ложился весь основной груз ответственности. Помню, когда на фронт были призваны все его младшие братья и дядья, он переживал, но ему сказали, что люди-труженики очень нужны тылу, ведь фронт без помощи тыла – это ничто.

Зря говорят, что война нас здесь не затронула совсем: я помню, как над Шойной и над оленеводческими стойбищами летали бомбардировщики, бросали бомбы и стреляли из пулеметов, как над Баренцевым и Белым морями были видны вспышки от разрывов вражеских снарядов. Да, много жизней унесла эта война. Наши родные погибли, чтобы мы жили на земле, сохранили себя как народ. Сегодня мы заложили прекрасную традицию: на таких встречах говорить друг с другом только по-ненецки, ведь это нам тоже завещали наши предки.

Полина Фёдоровна Бобрикова свой рассказ начала так:

– Мой отец ушел на фронт в конце лета 1942 года. Хорошо помню этот день: жаркий и солнечный. Приехал человек из тунсовета и сообщил, что мужчинам нужно собираться в поселок. Отец мой тоже начал собираться вместе со всеми. Я, к сожалению, плохо помню, как он выглядел, небольшая еще была в те годы. Помню только, что был круглолицый, невысокий, с густыми черными волосами. Еще помню, как все ненцы после того, как чаю попили, собрались уезжать из стойбища. Мы тогда жили на Лабушке в местах наших летних кочевок на берегу большого озера. Сели оленеводы на свои упряжки, мы высыпали из чумов их провожать, я тогда сильно болела, но тоже выползла из чума, чтобы помахать отцу на прощание. Сейчас все еще перед глазами стоит, как быстро уносятся вдаль оленьи упряжки вдоль берега озера, как скрываются за холмами. Тогда мы видели нашего отца последний раз. Уже позднее, когда нас привезли в школу в Шойну, я узнала, что в поселке они были недолго, погрузили их на пароход и увезли в Архангельск. А мы-то, когда собирались в школу, еще надеялись его в Шойне застать: оленя забили, тушу привезли в поселок, чтобы он мог поайбурдать, но, к сожалению, так его и не увидели. Рассказывали, что перед самой отправкой он заходил к нашим дальним родственникам попить чаю и очень переживал, кто поможет его семье, кто защитит его детей, ведь они остались без матери, а теперь еще и без отца. Очень он нас всех любил.

Помню, всегда из любой поездки в деревню нам, трем своим дочерям, привозил подарки. Перед самой войной привез нам музыкальную шкатулку, калейдоскоп и пирамидку, до сих пор помню эти последние отцовские подарки. Наш отец пропал почти сразу после отправки на фронт. Где он воевал и где погиб, мы так и не узнали. «Пропал без вести» – и все. Так в то время многие наши ненцы пропали, до сих пор родственники не знают, где они похоронены. Большинство ведь из них были неграмотными, по-русски говорили плохо, русской одежды не нашивали. А тут сапоги, портянки, шинели, как они, бедные, все это выдерживали? Вот и погибали в первые месяцы войны! Конечно, я не перестаю отца искать. Может, и найду. Если нет, надеюсь, дети мои продолжат. Не случайно же я старшего из сыновей назвала Фёдором, в честь деда.

В тот день своих отцов и дедов вспоминали выходцы с Большой и Малой земли, тиманцы и уроженцы Канинской тундры. Звучали имена солдат Великой Отечественной войны, и, казалось, наши предки незримо присутствовали рядом с нами.

И, что немаловажно, внуки и правнуки бывших фронтовиков, кого уже нет среди нас, носят теперь их имена. Потому-то и мы можем говорить о непрерывной связи поколений наших самодийских родов: Явтысых и Бобриковых, Косковых и Ханзеровых, Латышевых и Ледковых, Вылка, Вонгуевых, Ардеевых, Талеевых и Канюковых – всех, кто пришел в День памяти и скорби в ненецкое стойбище на берегу реки Куи, где в далеком сорок первом шли оленные аргиши и солдатские обозы на страшную кровопролитную войну.

Без малого четыре года гремела грозная война

Материалы из газеты Нярьяна Вындер. Автор Валентина Артемьевна Ханзеровой, заслуженный учитель школы РСФСР:

“Война коснулась всех, кто жил в те годы. Для кого-то – это молодость с оружием в руках, для кого-то – смерть родных, годы потерь, разрушенные города, снесенные дотла тысячи и тысячи сел, деревень, миллионы смертей советских людей, гибель солдат на фронтах, слезы вдов и осиротевших детей и матерей. Война – это героический труд в тылу; под лозунгом «Все для фронта, все для победы!» не покидали ни днем, ни ночью свой трудовой фронт не только взрослые, но и подростки. Война – это страшно, это горькая память тех, кто пережил ее, чье детство пришлось на эти годы. Мое поколение, кому сейчас семьдесят и за семьдесят, помнят годы войны от начала до долгожданной победы.

О том, что началась война, в тундре узнали не сразу: в то время не было раций. Канинские оленеводы, забрав детей из школы, спешили к месту летовок. Бригада моего отца Артемия Федотовича задержалась около Ибэй яхако – Талой речки. Говорят, она никогда не замерзала, даже зимой при любом морозе – возможно, тут какие-то источники, ведь никто не изучал. Вообще, на Канине немало подобных загадочных мест. Итак, конец июня 1941 года. Время горячее для оленеводов. Вынужденная остановка на три дня. Ждали двух пастухов, уехавших в Шойну за продуктами и за почтой. Прошли все сроки, а их все нет и нет. Стали подумывать: а не случилось ли с ними что-нибудь?

Наконец, приехали и ошарашили всех своим сообщением: «Началась война…. На Советский Союз напала Англия, взят Ленинград, к Москве подходят». Как они поняли, так и весть донесли.

Не знаю, как взрослые, но на нас, детей, это слово не произвело особого впечатления. Тогда еще не понимали, какое горе несет война людям.
<< 1 2 3 4 >>
На страницу:
2 из 4