Виксаныч (сборник)

– Доубавлял до того, – сетовала супруга, – что по паспорту стал моложе меня на четыре года. Доказывал мне, что так оно и есть на самом деле, но иногда забывался. Если начинали спорить о каком-нибудь актере или спектакле, он приводил такой довод: «Ты мне будешь говорить! Я сам был на этом спектакле! Я видел все собственными глазами!» И мне было крыть нечем, потому что я тогда еще не родилась…

На съемках фильма «Странник». На переднем плане (слева направо): режиссер М. В. Ведышев, В. Гемс в роли судового врача. 1987 г.

После похорон все собрались в самом большом кафе Ярославля. Помянуть, как полагается… В начале с благодарностью выступили родственники. Все встали и молча выпили за «царствие небесное» и «за то, чтоб земля ему была пухом». От имени его многочисленных учеников предложили выступить мне, поскольку я был вместе с ним все последние годы.

Я встал и сообщил, что по рассказам Виксаныча заочно знаком со многими из присутствующих, что хочу опубликовать его рассказы, и пусть, кто желает, сразу скажет, если у него есть возражения. Возражений не было. А один представительный мужчина вдруг произнес:

– Не знаю, рассказывал он вам или нет, но был такой случай…

Случай оказался очень смешной, и многие в конце, не выдержав, рассмеялись. И тут началось! Четыре часа под непрерывный хохот звучали рассказы.

Удивленные повара и официанты выбегали в зал и спрашивали друг друга, дей-ствительно ли здесь проходят поминки? Еще больше удивлялись они, видя смеющуюся «безутешную вдову», которую хорошо знали и с которой накануне вечером оговаривали кутью и блины… Однако, прислушавшись к рассказам, начинали хохотать и они.

Только провожая нас далеко за полночь, женщины из кафе тихо вздохнули:

– Какой хороший был человек…

Я вздрогнул от этих слов. Все время, что продолжались поминки, я ощущал Учителя здесь, за столом, среди огромного числа близких и друзей.

Я попытался вернуть себя к осознанию того, что его только что похоронили. Что его больше нет. Но тщетно. Я не смог. И сейчас не могу. До сих пор слышу его голос, его рассказы…

Дотошному историку следует читать их, не хватаясь за справочники и первоисточники. Некоторые из его рассказов я слышал несколько раз. И каждый раз что-то новое появлялось в них, иногда – подробности, иногда – персонажи.

Одна история, например, касалась ГУЛАГа. В те времена мы только краем уха слышали о книге Солженицына, и я тогда был уверен, что ГУЛАГ – это название конкретного лагеря. Естественно, что и Виксаныч нигде не мог что-либо прочесть об этой истории. Стало быть, ему действительно рассказал ее один из участников.

И вот спустя тридцать лет я читаю уже знакомые события в изложении самого героя. Боже мой! Насколько же все оказалось беднее и обыденнее! В общем-то довольно банальная история. Герои Виксаныча не могли так думать и поступать! И тут я понял: он взял эту историю, поставил себя на место героя – и крутанул!.. Да так талантливо, что в ней появились и образ Друга народов, и ощущение времени, и яркие персонажи. Она стала правдивее реальных событий.

После этого у меня пропало всякое желание расспрашивать живых участников и героев его рассказов. А их довольно много. Среди них не только его друзья и коллеги, но и его ученики. Сегодня это солидные люди, с положением. А тогда – студенты, попадавшие в удивительные ситуации вместе с Учителем.

Михаил Ведышев

Как надо писать детективы

В этот вечер я не ожидал от Учителя никаких рассказов.

Несколько часов он провел в художественном училище, затем в театре. Я видел, что он устал, когда забежал к нему, чтобы показать теоретическую часть своей дипломной работы. Он сам просил меня об этом.

Виксаныч сидел за огромным письменным столом, перелистывая страницы моей работы, а я тихонько пристроился на его тахте и следил за тем, как его карандаш делает многочисленные пометки. Тишину нарушало лишь радио, монотонно сообщающее новости.

Надо сказать, что приемник был единственным средством общения Учителя с окружающим миром. Телевизор он не держал принципиально. Однажды, когда американцы высадились на Луну, он прибежал к соседям, чтобы посмотреть телерепортаж. Но в это время по другому каналу шел хоккей. Наши играли с чехами. Сначала соседи из уважения к Виксанычу переключили свой ящик «на Луну», но уже через минуту принялись ерзать, кашлять и сморкаться.

– Миша! – восклицал впоследствии Учитель. – Сбылись фантастические предсказания великих людей: человек ступил на Луну! А они (он имел в виду соседей) были абсолютно равнодушны. Их куда больше интересовало, отыграются наши в этом периоде или нет…

«Лунную сонату» соседи выдержали не больше трех минут. Затем бесцеремонно переключили на хоккей, и Виксаныч ушел от них совершенно убежденный в том, что этот «ящик» делает людей дебилами. И чем больше телевидение будет совершенствоваться, тем страшнее для человечества будут последствия. С тех пор голубому экрану было заказано «переступать» порог его квартиры.

Из газет и журналов Виксаныч выписывал только «Огонек» (исключительно ради кроссвордов), «Культуру» и «Театр» (эти ему нужны были для работы, хотя я уверен, что в них он в основном искал сведения о готовящейся где-нибудь постановке Шекспира).

Круглосуточно бормотавший на стене «ящик» выдержал несколько дней испытательного срока, и после того, как выяснилось, что его почти не слышно и размышлениям он не мешает, ему было позволено остаться в комнате.

Все это я вспомнил, тихо сидя на тахте и наблюдая, как Учитель принялся за последнюю мою страницу.

Внезапно он вскинул голову и уставился на приемник.

– Что они сказали? – спросил он меня.

Я механически повторил последнее сообщение:

– «Мосфильм» приступает к съемкам…

– Нет, до этого.

– В документах, принятых конференцией…

– Вот-вот, но только раньше: «На конференции писателей-детективщиков, – сказали они, – выступили…»

Он, оказывается, все слышал!

– Серафим Круглый…

– А потом? Они назвали соавторов…

– Андреев и Мишарин.

– Мишарин Леонид? – спросил меня Учитель, словно на допросе.

– Леонид.

– А Андреева как зовут?

Я растерялся.

Несомненно, для Учителя эти сведения представляли огромную ценность, и от этого меня охватил легкий мандраж: как бы чего не перепутать.

– Кажется, Петр…

– Ха-а-ахм! – Я еще не видел, чтобы Учитель так широко хмыкал.

– Ха-а-ахм! – между тем повторил он. – Они уже выступают на конференции. Вдвоем! И учат других, как надо писать детективы. Поразительно! Подумать только!..

– А что тут особенного?

– Особенного – уйма! – воскликнул Виксаныч. – Особенная судьба. Особенная жизнь этих людей. Э-э-э… я, правда, знаю только одного из них. Но знаю хорошо. Это Леонид Мишарин. А выступали они оба. Да? Боже мой! И принимали документ. Всесоюзной конференции! Ха-а-а-ахм!

– С Леней Мишариным я учился в одном классе харьковской школы. Его родители были учеными, и, когда он окончил десятый класс, вся семья переехала в Москву. – Так начался совершенно неожиданный для меня рассказ. Учитель даже преобразился. Усталость как рукой сняло. – Надо сказать, что Леня был изнеженным мальчиком. В их семье жили няня, бабушка, тетя. Большой достаток обеспечивали отец-академик и мать-профессор. Окруженный женщинами, единственный ребенок в семье жил как у Христа за пазухой. Когда они перебрались в Москву, я надолго потерял его из виду. Встретились мы много лет спустя, когда мне поручили ставить детективную пьесу Петрова и Мишарина. Я совсем не предполагал, что один из соавторов – мой школьный друг, потому что я знал, что еще с восьмого класса он готовился к поступлению на журфак МГУ. А тут вдруг – детективщик. Да еще две фамилии… Словом, на знакомую фамилию я внимания не обратил. Но однажды главный режиссер предупредил меня, что на репетицию придет один из соавторов. И вот он входит в зал. Я смотрю – Ленька! Он идет через весь зал, раскинув руки, и рокочет громовым басом: «Я как только узнал, что спектакль ставит Виктор Давыдов, так сразу понял, что это ты!»

– Миша! Если бы он шел с серьезным выражением на лице, я бы его ни за что не узнал. Э-э-э… Ей-богу! Только улыбка и осталась Ленькиной. А так предо мной стоял крепко сбитый, поджарый человек с ранней сединой на висках. А ведь Ленька всегда был пухлым, рыхлым, вялым. А этот громовой бас! У Леньки даже в десятом классе оставался писклявый девчачий голос. Да и сама манера держаться. Ленька всегда был неуверенным неврастеником – типичный маменькин сынок. А тут вышагивал абсолютно уверенный в себе человек. Ну просто эталонный портрет «огромной шишки». Такие портреты носят на первомайских демонстрациях. Мне даже неловко было обнимать его: он был в дорогом заграничном костюме. А от его одеколона закружилась голова. На его руке искрились умопомрачительные часы, а указательные пальцы рук украшали огромные перстни с печатками.

Я быстро закончил репетицию, а он сделал несколько замечаний и пожеланий актерам. Миша! Как же он легко «ботал по фене»! Сколько он знал! Как здорово показывал некоторые приемы следователей и подозреваемых! После репетиции он потащил меня в самый шикарный ресторан. Когда нам накрыли стол (а сделано это было моментально и едва ли не всем коллективом ресторана), я приступил было к расспросам. Но он остановил меня.