– Какую же задачу?
– Так я тебе и сказал! Ты думаешь, я пьян, так ты все от меня и узнаешь? Как же! Я даже поклялся Фениксу, что никому не скажу, как записку подложил светлейшему, как самого Феникса за гардину спрятал… Никому, брат, я этого не скажу…
– И не говори, а то, пожалуй, станет известно, где и когда это было.
– Разумеется, потому что это было на моем дежурстве в Таврическом дворце. Так мне самому так может влететь, если я болтать буду.
– Ты и не болтай!
– Поэтому и не проси меня рассказывать…
– Я и не прошу.
– Да вообще и разговаривать не стоит. Давай лучше пить!
– Давай! – согласился Цветинский, наполняя стакан Кулугину.
Он узнал от него больше, чем ожидал.
На другой день Кулугин проснулся поздно, с сильной головной болью. Он плохо помнил, что произошло с ним накануне. Что он говорил и что он делал, как ни старался он вспомнить, – бесследно исчезло из его памяти.
«Не наговорил ли я чего-нибудь лишнего?» – испугался он и, поскорее одевшись, отправился к Цветинскому.
Тот давно уже встал, успел проголодаться и ел кислую капусту с горчичным соусом.
– А, милости просим, – приветствовал он Кулугина. – Здорово мы вчера выпили! Капустки не хотите ли? С похмелья освежает.
– А вы тоже были вчера пьяны? – стал спрашивать Кулугин.
– Как стелька.
– Не помните, о чем мы говорили?
– Плохо.
– Я о Таврическом дворце рассказывал что-нибудь?
– О пожаре там, вероятно? Об этом все говорят.
– Нет, не о пожаре; о другом я ничего не рассказывал?
– Нет.
– А об Елагине?
– Тоже, кажется, нет… Впрочем, я не помню… Кто-то мне говорил, что воспитанница Елагина уехала, но, кажется, не вы.
– А о медальоне я вам ничего не говорил?
– О каком медальоне?
– Так, вообще… Так, значит, я ничего не сказал лишнего?
– Если бы даже и сказали, я все равно ничего не запомнил бы: я сам был пьян.
– Ну, я очень рад, – успокоился Кулугин. – а то боялся… Впрочем, нечего об этом говорить…
– Конечно, нечего! – равнодушно согласился Цветинский. – Капустки не хотите ли? А вот вы вспомнили об отъезде воспитанницы Елагина. Вы знаете, всех интересует, куда она делась? Говорят, ее мадам видели у графа Феникса.
– У графа Феникса! – привскочил на месте Кулугин. – Кто вам говорил, что она у Феникса?
– Не помню, кто-то из барынь.
– А не я вчера?
– Наверное нет.
– Благодарю вас!.. Ну, до свидания, мне пора!
– Куда же вы? А капустки с похмелья?
Но Кулугин отказался от капустки и поспешил распрощаться.
От Цветинского он отправился непосредственно к графу Фениксу. Здесь он миновал лестницу, миновал пустую переднюю и направился по анфиладе комнат. В одной из них его встретил сам Феникс.
– Граф, ради Бога, я с ума схожу! – заговорил Кулугин. – Мне сейчас сказали, что мадам воспитанницы господина Елагина у вас тут.
– Мало ли что говорят!..
– Но помните, тогда, когда мы завтракали с вами после дуэли, я сам видел в окне, в саду…
– Мало ли что вам могло показаться!
– Послушайте, граф, вы мне доверили важную для вас тайну… тайну вашего появления у светлейшего.
– Ну, что же из этого?
– Неужели вы не можете доверить мне другую?
– Другую?
– Ну да, если воспитанница Елагина у вас?
– Ее нет у меня, что за пустяки! Откуда вы взяли это? Что может быть общего между мной и воспитанницей господина Елагина?
– Не знаю, но уверен, что у вас есть общее между вами и ее мадам-француженкой. Вы мне говорили, чтобы я достал медальон и торопился исполнить это, иначе вы обойдетесь без меня. Как вы могли обойтись? Достать медальон через француженку. Кроме нее, никто не мог войти в комнату к ее питомице, она вошла и взяла, и, когда горничная пошла, медальона уже не было. Все ясно. Потом я вижу француженку у вас в саду в окно, и мне говорят также, что она у вас.
– Я вам не говорил этого!