Это пугало.
Но, как говорится, «любопытство сильнее страха смерти», вот и у меня оно пересилило.
Я подошла к картине. Ухватилась за край бумаги, она затрещала, и я начала её срывать.
Пальцы мои тряслись, в груди становилось то жарко, то холодно, но я продолжала освобождать картину.
Наконец, последний кусок бумаги был сорван и брошен в сторону, и я увидела картину в полном её великолепии.
Она была еще красивее, чем тогда, в зале.
Сердце защемило от чувств, которые я испытала, глядя на синее море и закат, растворяющийся в нем.
Волнение, тоска, трепет.
Ладонь моя – словно ведомая чьей-то рукой – вытянулась вперед, я любовно повела ей по деревянной раме и почувствовала какую-то неровность.
Бам!
Сердце подпрыгнуло вверх от волнения.
Пальцы, не спрашивая разрешения, начали прощупывать эту неровность, я слегка потянула её и достала бумажку.
Не мешкая, словно от этого зависела моя жизнь, я развернула её и пробежалась по ней взглядом.
Этот почерк был знаком мне. Он принадлежал Айдару.
А то, что было написано…
О, Боже мой. У меня подкосились ноги.
«Позвони мне. Я знаю – тебе скучно».
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
– И ты не знаешь, кто подарил тебе эту картину? – холодная сталь дедушкиных глаз впилась в мое лицо.
Даже щеки защипало.
Какое счастье, что я умела выдерживать столь пристальное внимание.
Секундами ранее, начался мой «допрос» – сразу же после того, как дедушка приехал домой. Видимо, охрана сразу сообщила ему о моем подарке, раз он поспешил не на кухню, а ко мне.
– Говорю же – охрана занесла картину. Всё, – сдержанно ответила я.
Дедушка поджал губы.
Я вздохнула. Переплела пальцы рук, как хорошая девочка (которой, впрочем, я и была) и предложила:
– Если тебе эта картина не нравится, так и скажи. Тогда пусть отнесут её куда-нибудь. В гараж, например. Или сожгут.
Дедушка чуть сощурил глаза. Метнул взор на картину, потом перевел его на тетю Веру, и мне показалось, что взгляд его чуть смягчился.
– Ты что видела, Вера?
– Я-что? – она пожала узкими плечиками.
Удивительно, несмотря на то, что ей было уже за 50, тетя Вера по-прежнему казалось худенькой и хрупкой. Но, помнится, она говорила, что у неё порода такая. В её семье все женщины отличались худобой и невысоким ростом.
– Видела, кто привез?
– Рафаэль, я готовила на кухне. Увидела только охрану с подарком, когда они прошли в дом. Может, нужно у них уточнить?
– Они уже отчитались передо мной, – дедушка подошел к картине поближе и прошелся по ней сканирующим взглядом.
– Картина красивая, – сделал он вывод, – но кто же мог подарить её так, да еще анонимно?
– Может быть, Вадим? – тетя Вера вопрошающе изогнула брови.
– Вадим? Анонимно? – дедушка смерил её недовольным взглядом. – Зачем это ему?
– Может быть, он – романтик? – тетя Вера улыбнулась. – Вымирающий вид, так сказать.
– Может, – дедушка задумчиво усмехнулся, а затем вновь посмотрел на меня.
Теперь его глаза были не такими холодными, как секундами ранее. Хороший знак, но я не расслаблялась.
– Что сама думаешь, Ландыш? – спросил он.
– Не знаю, – я неуверенно пожала плечами, – картина меня порадовала, но если она огорчает тебя, то, повторяюсь, ты можешь сжечь её.
– Ну-ну, – рассмеялся дедушка, – что за радикальные меры, Ландыш? Раз она порадовала тебя, пусть стоит. Решила, куда повесить?
– Мм, да, туда, рядом с туалетным столиком.
– Хорошо, – дедушка подошел к двери.
А я, затаив дыхание, проводила его напряженным взглядом.
Что же он решил? Понимала – если он велит сжечь или хотя бы просто убрать картину, станет ясно, что у него появились подозрения.
– Азамат! – властно крикнул он. – Иди сюда. Проверь картину, и если все чисто – повесь.
Грохот на ступенях сообщил о приближении Азамата.
Он был самым крупным из охраны. Этакая гора мышц.
В голову невольно закрался вопрос – Азамат тоже принимал участие в избиение Айдара?